Экономический тупик современности

Примерно около 100 лет назад в подавляющей части стран мир исчезли торговые пошлины. Ещё за 100 лет до этого они практически перестали существовать в США, в Великобритании с колониями и во Франции после первой французской революции, также включая её колонии. То есть, в очень значительной части мира. Некоторые крупные державы сразу стали в позу и начали противиться такому новшеству, как Турция и Австро-Венгрия, результатом этого стали их военные поражения и в конце концов прекращение их существования в качестве империй. Российская империя заняла осторожную выжидательную позицию, она не торопилась отменять торговые пошлины, но и не выступала резко против такой отмены. Часто она колебалась, то поддерживая Наполеона с его новым проектом торговых пошлин – континентальной блокадой, то поддерживая британцев против Наполеона с их проектом беспошлинной торговли.

Отмена торговых пошлин стала событием столь значительным, что его сложно переоценить. Буквально упразднялись действующие на протяжении всей человеческой истории правила торговли. Тысячелетиями купцы из разных стран торговали между собой исключительно посредством торговых пошлин. Менялись только размеры этих пошлин и характер их выплат, иногда две страны заключали между собой соглашение о беспошлинной торговле, но это никогда раньше не становилось глобальной программой по переделке мира. Отсюда появился и известный сегодня пафос прогрессизма: мы отвергли вековые, тысячелетние устои торговли, и это принесло всем нам экономическую выгоду. Тем самым, теперь все культуры и страны, существовавшие до такой отмены, мы можем считать варварами, а прогресс якобы несёт абсолютное благо для всех, в том числе и технический прогресс, который также ускоряет транзакции на экспорт и импорт. Сохранившиеся сегодня таможенные сборы, называемые почему-то также пошлинами, не имеют никакого отношения к тому, что представляли собой торговые пошлины. Таможенным сбором облагается товар вне зависимости от того, из какой страны он приезжает. Торговой пошлиной облагался купец, и в зависимости от того, из какой страны он приехал, размер пошлины менялся. При этом товар мог быть один и тот же, например, один купец везёт шёлк из Индии, а другой – из Китая, и они уже платят разный размер торговой пошлины. Таможенные сборы, нужно сказать, вообще не представляют что-то значительное для оптовой торговли и обременительны только для торговли в розницу, в то время как торговые пошлины как раз выгоднее делали торговлю в розницу. Провезти какие-то личные вещи через границу, а потом продать их было легче, чем провезти оптом большое количество товара. Сторонники отмены торговых пошлин, именуемые фритредерами, видели в торговых пошлинах исключительно вмешательство государства в экономику и, как следствие, формирование монополий. Монополии же в свой черёд мешают конкуренции, при их наличии конкурс выигрывает не производитель более качественного товара, а тот, кто имеет больше политических связей и влияния на данной территории. В свой черёд, фритредеры справедливо утверждают, что отсутствие такой конкуренции будет снижать качество товара сразу у всех производителей, и только свободная, не знающая государственных границ, конкуренция за спрос между производителями будет приводить к повышению качества продукции у каждого из них.

На практике реализация такого глобального проекта свободной торговли выявила некоторые недостатки теории, которые, если не подвергали сомнению всю концепцию, то серьёзно дискредитировали методы её осуществления. Выделим 2 таких недостатка. 1. Формирование класса сверхбогатых. На начальном этапе такие группы сверхбогатых в разных странах, официально не зависящие от государства, были крайне важны для продвижения свободной торговли. Все основные сделки на экспорт и импорт проходили преимущественно через них. Они отвечали за оптовую беспошлинную торговлю и были основными её выгодополучателями. Феодальная аристократия была привязана к своему государства и извлекала выгоду из торговых пошлин. Новые элиты совсем не нуждались в государстве для ведения торговли, они не нуждались даже в валюте государства, поскольку приняли для себя единую международную валюту, которой стало золото. Такие сврехбогатые в каждой стране должны были потеснить феодальную аристократию. Сам здравый смысл подсказывает, что на начальном этапе класс беспошлинных торговцев и не мог быть большим, это должен был быть довольно узкий клуб сторонников концепции свободной торговли, готовых и способных перевозить оптом большое количество товара и аккумулировать в своих руках огромные капиталы. В мире, где ещё не было железных дорог и автомобилей, только обладатель больших ресурсов мог позволить себе торговать со всем миром. В теории это была временная мера, поскольку предполагалось, что со временем нужда в таких свехбогатых сама собой отпадёт, а технологии (в том числе и информационные технологии) позволяет уже любому желающему торговать оптом со всем миром. Такой поздний этап свободной торговли можно было бы назвать социалистическим, но этот этап так и не наступил по причинам, которые мы опишем чуть позже. Нужно сказать, что личные качества указанных выше сверхбогатых зачастую оставляли желать лучшего. Временами это были потомственные аристократы, как английские лорды, временами выходцы из мещанства и прочих слоёв населения. Часто их отличала алчность и безудержная жажда наживы, которые ставилась выше каких угодно социальных ценностей. Нередко они втайне строили свои монополии, как Ротшильды, и бывали разоблачены в этом. Очевидно, что это были люди далеко не лучшего образования и воспитания, которые, тем не менее, имели в своих руках огромные ресурсы и капиталы и могли пользоваться ими по своему усмотрению.

2. Действия антимонопольных служб также дискредитировали концепцию беспошлинной торговли. Разумеется, как только монополии были объявлены главным противником экономического развития, а их возникновение было увязано с институтом государства, сразу появилась нужда в глобальных антимонопольных службах. Они должны были следить за тем, чтобы государство не вмешивалось слишком в экономику, а сделать это можно было только через инкорпорацию таких антимонопольных служб в ткань государств, подписавших соглашение о свободной торговле. То есть государство всё-таки должно было вмешиваться в экономику, но только когда через него действовала международная, надгосударственная Антимонополия. Антимонополия могла использовать весь арсенал ресурсов, что могло предоставить государство, вплоть до того, что использовала правительственные войска для разгона забастовок. В конце концов, Антимонополия стала даже формировать свою международную армию, например, армию НАТО. НАТО по своей сути с первого дня своего существования представляет собой военизированную надгосударственную структуру Антимонополии. Со временем характер действий Антимонополии менялся, как менялся и круг тех, кто попадали в поле её внимания. Если изначально это были те, кто тайно пытаются строить свою монополию или уже построили её, то вскоре, особенно после фашизма, борьба начинает вестись уже против потенциальных монополистов. В списки потенциальных монополистов попадают целые категории населения, объединённые происхождением, цветом кожи или полом. Самые радикальные сотрудники Антимонополии и вовсе рассматривают всех белых гетеросексуальных мужчин, как потенциальных монополистов. Культура отмены, агрессивно развернувшаяся в передовых странах свободной торговли, представляет собой такой же элемент Антимонополии, действия которой всё больше напоминают собой истерию и произвол.

Старое убеждение, что лучше перестраховаться, чем снова допустить где-нибудь фашизм, нередко приводит к репрессиям, напоминающим фашистские, только направленным против тех категорий населения, которые в фашистских государствах считались привилегированными. Но рассмотрим, как это влияет на глобальную экономику. Ещё самые первые авторы, выступающие за free-торговлю, утверждали, что принцип неприкосновенности частной собственности должен быть незыблемым. Никто не может быть лишён частной собственности по произволу, иначе это будет обесценивать принцип всеобщего доверия, который гарантирует, что сделки будут соблюдаться, а обещания будут выполняться. Это вторая, а хронологически, возможно, и первая опора принципа всемирной свободной торговли: неприкосновенность частной собственности. Другая опора – это свободная конкуренция. Антимонополия свято соблюдает только принцип свободной конкуренции и со временем начинает пренебрегать принципом неприкосновенности частной собственности. Из-за этого складывается довольно необычная ситуация, когда конкуренция является полностью свободной, монополий нет, но качество продукции всё равно снижается одновременно у всех производителей. Когда нет уверенности, что завтра Антимонополия не объявит тебя монополистом и не применит какие-то санкции, то это поневоле лишает производителя стимула к улучшению качества своей продукции. В лучшем случае производители будут поддерживать средний уровень продукции, не выбиваясь на слишком хороший, чтобы не выделяться из общей массы и не навлекать на себя внимание Антимонополии. Но в целом это стремление каждого сохранить средний уровень и не выделяться из массы в конечном итоге постепенно ведёт к снижению общего уровня качества производства у всех. И тогда единственным способом избежать кризиса для глобальной экономики является освоение новых рынков за счёт расширения списка стран, подписавших соглашение о свободной торговле. Действительно, когда Антимонополия заходит в какую-то новую страну и устраняет там местные монополии, она на какой-то период создаёт идеальные условия для экономического роста. Но этот эффект краткосрочный, он возникает там, где ранее не было свободной международной конкуренции, а затем она появилась, а неприкосновенность частной собственности ещё не была нарушена. По мере полного включения новой страны в глобальный рынок происходит её ассимиляция, а система начинает нуждаться в новых территориях для освоения.

Именно поэтому, кстати, полный переход к социалистическому этапу свободной торговли является невозможным. К моменту перехода глобальная Антимонополия уже настолько дискредитирует институт частной собственности, что социализм не несёт уже никому никакой экономический выгоды, а только всеобщую бедность и ухудшение качества продукции. А на социалистическом этапе Антимонополия, разумеется, должна действовать максимально жёстко. В действительности возможна лишь некоторая гибридная форма между классическим капитализмом и социализмом, между первым и вторым этапом свободной торговли. Неприкосновенность капиталов сверхбогатых здесь становится главной иллюстрацией неприкосновенности частной собственности (что является иллюзией и действует только для этих сверхбогатых), и тем самым является главной гарантией того, что сделки будут соблюдаться, а обещания будут выполняться. Хотя понятно, что такой гарант, даже если бы он не был столь иллюзорным, является довольно циничным и у большинства людей вызывает лишь недоумение из-за того, что какая-то горстка людей почему-то вознесена на такую невероятную высоту.

Разумеется, когда мы говорим о социализме, нужно понимать, что это не имеет отношения к тому, что называлось социализмом в Советском Союзе и в других, подобных ему государствах. Экономика Советского Союза основывалась на продаже на мировом рынке по рыночным ценам нефти и газа, а до этого – хлеба. Более того, именно благодаря отмене торговых пошлин советы имели возможность продавать свою продукцию по всему миру и извлекать большую выгоду из этого. Представим, что нам нужно продать хлеб из России куда-нибудь во Францию. Наш товар в таком случае должен пройти несколько стран, и при наличии торговых пошлин, в каждой из них заплатить торговую пошлину: в Польше, в Германии, и затем и во Франции. В результате, когда товар доходит до конечного пункта, мы уже вместе с транспортными расходами потратим столько, что не извлечём никакой выгоды из продажи, а то и вовсе будем торговать себе в убыток. Только с отменой торговых пошлин появилась выгода торговать хлебом с далёкими странами и со всей Европой, такие явления, как нефтепровод и газопровод через всю Европу, тоже стали возможны только при отмене торговых пошлин. Другое дело, что СССР, почти не скрывая, с первого дня стремился стать на мировом рынке государством-монополистом в поставках своего продукта. Ранний СССР стремился стать монополистом хлеба, поздний стремился и на какое-то время стал монополистом нефти. Это был какой-то новый тип монополии, которая использовала беспошлинную торговлю не для свободной конкуренции без монополий, а, наоборот, для того, чтобы создать свою монополию, которая в конечном итоге должна уничтожить глобальную беспошлинную торговлю. Можно сказать, что это была своего рода месть рабочих капитализму без какой-то позитивной программы, это нельзя назвать социализмом. Огромный кэш, который получался от беспошлинной продажи, например, хлеба, полностью изымался государством, а производители практически не видели никаких выгод от торговли без пошлин. Рабочие тоже таких выгод не получали, так что ни о какой диктатуре пролетариата речи не шло. Но рабочие и при капитализме образца тех лет тоже жили не богато, поскольку их труд должен был обеспечивать сверхприбыли сверхбогатых, поэтому особой разницы они не заметили и удовлетворялись только тем, что делали плохо этим сверхбогатым.

Кажется, что положение тупиковое. С одной стороны, социальное неравенство и произвол Антимонополии, ведущие к ухудшению качества продукции и повышению цен, с другой стороны – невозможность социализма и ещё довольно опасная угроза коммунизма или фашизма, всегда готовых возродиться в новом виде в какой-нибудь стране. Кажется, что поздняя система свободной торговли либо проваливается в монополизм, либо в другую крайность – в нарушение неприкосновенности частной собственности. Но почему монополия – это всегда непременно нечто вредное для экономики и свободной конкуренции? Обычно экономисты и британские политэкономы лишь постулировали вред монополий, не обременяя себя доказательствами. Все монополии, какие они видели, представляли собой манипуляции дефицитом и не допускали конкуренции. Здесь экономисты исходили из практики и не допускали, что где-то возможна иная практика и иные монополии. Пожалуй, единственный британский политэконом, который осознал недостатки такого подхода, был Томас Мальтус. Он предположил, что самого по себе дефицита ресурсов не существует, человек легко может обеспечить себя всем необходимым, а дефицит наступает при чрезмерном росте численности человеческого населения, к которому склонны некоторые типы человека. При перенаселении в какой-то местности ресурсов начинает не хватать, могут случиться голод и социальная рознь. И в такой ситуации монополист, искусственно завышая цены или удерживая продукт, не желая его продавать, действительно будет манипулировать дефицитом. Но такой дефицит существует не от природы, как предполагали фритредеры. Согласно их концепции, дефицит ресурсов является естественным состоянием, и общество может преодолеть его при помощи социальной организации и технологий.

Если предположить, что изначально от природы никакого дефицита нет, он возникает лишь при достижении определённого, порогового значения численности населения, то положение вещей несколько меняется. Монополия в таком случае может быть результатом внезапного, свалившегося на голову изобилия. Хотя, казалось бы, какая разница, каким путём монополист получил свою монополию, ведь в конечном итоге, оставаясь монополистом, он всё равно будет руководствоваться мотивом сохранения того, что имеет и нежеланием делиться, то есть снова будет манипулировать дефицитом? Но научные эксперименты показывают, что это не так, и разница между двумя типами монополистов может быть принципиальной. Группа немецких исследователей под руководством С. Парк изучили влияние щедрости на человеческий мозг, для этого они использовали томограф высокой мощности. В итоге они пришли к следующим выводам. Подопытные, получившие какой-то предмет и подарившие его, испытывали ощущение счастья, в отличии от тех, которые оставляли данный предмет себе. Томограф при этом регистрировал у первой группы активацию нейронов, отвечающих в мозгу за ощущение счастья. [Park, S., Kahnt, T., Dogan, A. et al. A neural link between generosity and happiness. Nat Commun 8, 15964 (2017). https://doi.org/10.1038/ncomms15964]. Одно из условий эксперимента заключалось в том, что подаренные предметы сами получались даром, из чего можно предположить, что, если бы они достались тяжёлым трудом, они вовсе не вызывали бы активацию нейронов счастья в мозгу. При этом вряд ли такую щедрость можно назвать проявлением альтруизма, поскольку в таком случае нам следовало бы предположить, что преступники, получающие какую-то сумму даром и спускающие её в казино или на прочую роскошь – являются альтруистами. Нет, логичней предположить, что здесь имеет место некоторый эгоизм, человек дарит подарки и жертвует чем-то исключительно ради выгоды – ради активации нейронов счастья в своём мозгу. Объяснить такой эгоизм можно некоторым подобием мировой воли Ф. Ницше, которая может быть разрушительна по отношению к индивиду, но сам индивид при этом испытывает счастье от такого саморазрушения. Такая воля воплощается в некоторых объективных обстоятельствах, вредящих индивиду, но к которым он сам бессознательно стремится и увлекает других.

Но не будем слишком отвлекаться на философию. Главное, какой относительно нынешнего предмета мы можем сделать вывод из этого исследования? А вывод напрашивается такой: естественный монополист, то есть, такой, который словно нашёл какой-то клад, словно ему свалилась с неба манна небесная, вовсе не будет манипулировать дефицитом. Наоборот, такой монополист будет всячески жертвовать полученный им капитал, он будет даже поддерживать своих конкурентов и тратить огромные средства на благотворительность. Такой монополист может быть связан с государством, но само государство ему нужно лишь как эффективный инструмент, задающий рамки его щедрости. Чтобы он мог проявлять щедрость снова и снова, он не должен быстро разорить себя, государство помогает ему в этом. Но монополия в данном случае возникает вовсе не благодаря государству, а, наоборот, государства могут возникать из таких монополий. При этом в таком государстве вполне себе будут присутствовать торговые пошлины, но вовсе не такие, какие были в Средневековье и накануне революции фритредеров в Европе. Здесь самую высокую пошлину платят автохтоны, естественные монополисты облагают себя и местное население самыми высокими пошлинами. Приезжие купцы тоже платят пошлину, но уже значительно меньше.  При господстве такой системы торговых пошлин местным всегда будет выгоднее продавать свой товар в какой-нибудь чужой стране, где они будут платить пошлину меньше. Понятно, что в таком государстве просто не могут возникнуть монополии, манипулирующие дефицитом, а, значит, будет поддерживаться свободная международная конкуренция. Правда, теперь это будет не только и не столько экономическая конкуренция между купцами, сколько политическая, тем не менее, на качество производимого товара она тоже влияет, поскольку теперь от этого качества зависят отношения между государствами.

Может показаться, что данная система торговых пошлин выглядит, как утопия, тем не менее, древняя история, особенно история Античности пестрит примерами таких пошлин. Например, полисы древней Греции практиковали именно такие пошлины. Литургия в Афинах, которую нередко называют ещё налогом для самых богатых, это по факту была пошлина, поскольку это был чрезвычайный сбор. Это напоминало прогрессивный налог, неимущие в Античности вовсе были избавлены от сборов, но вовсе не потому, что они ничего не имели, а потому, что ничего не продавали и не производили.  Чем больше гражданин был вовлечён в экономическую деятельность общества, тем больше он платил пошлину. Афинское народное собрание имело право в любой момент собраться и проголосовать за какой-то новый сбор с граждан, например, для укрепления городской стены. Такой сбор тоже можно считать своего рода пошлиной. А вот приезжие купцы платили пошлину значительно меньше, чем сами жители Афин. И подобные правила торговли имели место во всех греческих полисах, что полностью соответствует вышеуказанному эксперименту немецких учёных. В силу этого более уместным является вопрос: а как так получилось, что появились торговые пошлины, как в Средневековье, когда местные торгуют без пошлин, а приезжие купцы платят пошлину? Ведь в конечном итоге британские экономисты, американские и французские революционеры боролись именно против таких пошлин, а других они не знали. Вероятно, появление таких пошлин связано с тем, что в какой-то момент, судя по всему, из-за христианских запретов, аристократия перестала заниматься торговлей. Торговля стала считаться чем-то ниже их достоинства, торговлей стали заниматься купцы из средних городских слоёв, вынужденные ещё платить аристократии той страны, в которой они торгуют, за право торговать. Тем самым торговля превратилась в работу, что, согласно условиями приведённого выше эксперимента, уже не приводит к активации нейронов счастья от щедрости. Аристократия же могла проявлять свою щедрость, только жертвуя собой на поле брани или тратясь на азартные развлечения.

Лишь на короткий период эта ситуация изменилась – в эпоху Возрождения. С одной стороны, это было связано с тем, что купцы и дельцы стали превращаться в аристократов, как Медичи во Флоренции, с другой стороны, с тем, что аристократы Ватикана уже перестали скрывать свою коммерческую деятельность. Ни те, ни другие при этом никогда не выступали за отмену торговых пошлин, оба они заслужили себе славу меценатов, покровителей искусств и наук, жертвующих огромные суммы на благотворительность. После Возрождения старый порядок с торговыми пошлинами вернулся и стал действовать с ещё большей силой, что в конечном итоге и послужило причиной к революциям в Великобритании, США и Франции, и, как следствие, к полной отмене торговых пошлин. Сверхбогатые, ставшие ответственными за такую беспошлинную торговлю, вынужденные посвящать свою жизнь конкуренции, уже никак не могли руководствоваться эгоистичной щедростью. К тому же, они не могли использовать в качестве инструмента щедрости государство, которое по большей части могло вмешиваться в экономику только для борьбы против монополий, не делая различий между теми монополиями, что возникли естественным путём из изобилия и теми, что возникли путём манипуляций дефицитом.