Ев. от Странника. гл. 17. Ментальная проекция

     «И когда Он снял вторую печать, я услышал второе животное, говорящее: «Иди и смотри». И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем было дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».

      Когда колешься маковой дурью, то все начинает казаться очень серьезным. Впрочем, нет – точнее будет сказать, что каким-то серьезным, не по годам взрослым и даже грустным становишься вдруг ты сам. Твой мозг начинает работать в совершенно ином – интеллектуальном режиме, – и для бездумного юмора места в нем практически не остается. Причинная или беспричинная радость, желание пошутить, приколоться, отпустив некую глупость, – простые детские шалости, присущие нормальному человеку, уходят неожиданно в прошлое. Могут пролететь целые сутки, неделя… а ты даже не улыбнешься. Приоритеты меняются, и заурядные стимулы жизни уже не приносят больше того яркого удовлетворения, что не так давно, прежде. Их заменяют иные, куда более фееричные вспышки химического поощрения, плавно перетекающие в некое подобие посторгастического блаженства. В нем ты – бог, не чувствующий сомнений и боли, душевных мук, неполноценности или бессилия. А главное, – в жизни твоей теперь есть четкая и ясная цель – не потерять свой сияющий нимб.

      К этому состоянию привыкаешь, но это не значит, что вокруг тебя стало меньше милого и прекрасного; отнюдь, – под героином экзистенционировать намного приятней, а всю красоту холста Рубенса, воплотившего в себе безудержную жизненность, подвижность и чувственность, можно легко узреть в образе скучной гостьи на смятой простыне в своей спальне. Но тем не менее, ты словно внезапно где-то внутри постарел, стал очень конкретным, и глупостям больше не осталось уж места в твоем замечательном, имеющем четкий смысл мире. Тебя поразил в самую душу осколок зеркала тролля, а Снежная Королева навевает твоему разуму сладкие сны.


      Нина повернула голову и облизала подсохшие губы.
      — Подай косметичку, – сказала она Сергею и, когда тот наклонил голову, добавила, взглянув исподлобья, – Пожалуйста. – В считанные секунды, поправив макияж и прическу, она почувствовала, что теперь имеет право встать и чем-то заняться.
      — Ужин готов, my sweet lady, – сказал Сергей тоном дворецкого, протягивая ей «Кровавую Мери». В голове у него при этом заиграла песня Ситнатры. Такой же мерной стала и атмосфера вокруг.
      Нина сделала небольшой глоток и посмотрела в сторону кухонного стола, где на стакане остывала ложка с главным блюдом этого вечера.
      — Как сходил? – спросила она.
      — Все хорошо. Завтра еще три надо взять, – ответил Сергей и набрал в шприц водичку из ложки.
      — Ладненько, – ответила Нина и, не думая, подставила правую руку.

      Секунду спустя ее накрыло так, как еще никогда не накрывало. Психотропно-героиновый пряный приход был похож на погружение в раскаленную, освещенную красным светом атмосферу Венеры, с насильственным лишением девственности огромным мохнатым викингом, который не удосужился снять своего облачения, на взрыв нитроглицерина и хрен знает на что еще такое кошмарное… Но ей даже понравилось.

      — Мне понравилось, – сказала Люсильда. – Но ведь так ведь и подохнуть недолго. Давай-ка теперь я тебя вмажу этим же… потихонечку, нежно и медленно. Нам пора отправляться. Есть небольшой сюрприз – подарок тебе в отражении.

      Дьяволица ловко ввела иглу в здоровую вену Сергея и нажала на поршень со скоростью даже большей, чем это сделал он Нине, – так уж свойственно адским бестиям развлекаться, подшучивая над людьми. Теперь настал черед познавателя лететь на планету любви без скафандра; только с ним демоны грез обошлись еще жестче, – его попросту разорвали заживо на куски. На счастье это произошло очень быстро, и боли, как таковой, бедняга почти не почувствовал… в самом начале. Так бывает при действительно страшных, больших ранах, – ощущаешь лишь недоумение, легкий страх и неприятное онемение.

      Сергей очнулся в каком-то красном горячем сумраке. Он совершенно натурально чувствовал себя расчлененным, разорванным на несколько кусков неведомой беспощадною силой, ощущавшейся одновременно, как пронизывающая волна и разряд переменного тока частотой в тридцать герц, непрерывно проходящий сквозь его плоть, – только еще острей и противнее. Мозг ясно и отчетливо чувствовал каждый, изуверски оторванный кусок его тела, но боль он испытывал на деле скорей самим разумом, нежели телом.

      Причем разум его, как это теперь ни смешно выглядело, пытался решить некое уравнение и классифицировать проекцию-перемещение, исходя из известных ему тогда четырех составляющих – ментальной, астральной, эфирной и материальной. Надо ли говорить, что подобные сферы могут образовать взаимоприсовокупляемое множество исключительно в трехмерном пространстве – трехмерии. Как только мышление Сергея обрело способность к пространственному псевдоматематическому разрешению этой задачи, он понял, что из ситуации есть некий выход. А именно, – уравнение не только имело два и более разных решения, но и к трем сферам со стороны, якобы ограниченной плоскостью, прилагалась и пятая, зазеркальная – reflexio corporis (corpus). «У пирамиды не четыре вершины, но пять. Бipyramis, неправильный многогранник…».

      Злоключение это являло собой весьма дикий и крайне жестокий экспириенс, который длился, казалось, целую вечность. Куски организма оставались единым целым, как части жуткой головоломки, и стремились воссоединиться. Когда это началось, пришла «Настоящая Боль», а вместе с ней непреодолимое желание вырваться, убежать, выпрыгнуть из этого кошмара – элементарно, черт побери, проснуться!

      — Осознался, любимый? – Люсильда опустилась на колени рядом и провела по лицу Сергея блестящей кривой иглой. – Теперь тебе от меня не сбежать. Даже не пытайся, – прошептала она ему на ушко и нежно поцеловала.

      Но он пытался. Кричал, вопил, молил о пощаде, просил хоть какой-то анестезии и даже взывал к Богу, который, как всегда в таких случаях, оставался, наверное, глух; выл, скулил, снова кричал так, что лопались сосуды и рвались голосовые связки, но Сознание и Боль не оставляли его ни на секунду. Прошла вечность, прошла целая жизнь… боль немного утихла, и он, окончательно обессилев, наконец-то уснул. Уснул в этом дьявольском сне, держа за руку свою инфернальную подругу, свою любовь, своего палача.

      Люсильда улыбалась и нежно гладила его длинные волосы, мокрые от пота и крови. Сон нахлынул коротким и жутким кошмаром. Бедняге снилось падение – долгое, медленное, захватывающее дух, падение в бездну. Но в отличие от земных снов, где ты оказываешься, проснувшись от страха, в своей мягкой уютной постели, скиталец достиг дна бездны и больно ударился об него.

      — Теперь мы дома? – спросил он, поднимаясь с холодного мраморного пола. Черные и белые квадраты чередовались на нем, как на шахматной огромной доске, но при ближайшем рассмотрении было видно, что на каждом квадрате изображена какая-то чужая планета. Рисунки эти являлись совершенно естественным, природным узором распиленного и отшлифованного до зеркального блеска камня. Но трехмерные разводы его действительно весьма походили на снимки газовых гигантов из космоса. Похожие, но только маленькие, каменные шарики-планеты он уже видел однажды, – это были холодные тяжелые бусы из какого-то красивого камня, которые теребила Надежда, рассказывая ему свои бредовые байки.

      — Пока нет, – сказала Люсильда, облаченная теперь в казавшуюся невесомой кольчугу из странного материала поверх немного старомодной одежды. Дьяволица держала в руках сверток одежды. – Надень это, – добавила она и небрежно швырнула его в руки своему «слегка помятому» гостю.
      — Почему я голый? – спросил Сергей бестию, взглядом изучая узор ее полупрозрачной кольчуги, должно быть свитый какими-то разумными пауками. Странно для мирного обывателя – обыденно для бойца, – он испытывал радость и даже гордость, переступив порог испытания.
      — Потому, что это Ты, – усмехнулась Люсильда с какой-то стервозной издевкой и приняла весьма соблазнительную позу, изящно опершись о бедро рукой в кожаной длинной перчатке. Ее облик абсолютно не походил теперь на те самые, так любимые им прежде фэнтези-образы, запечатленные на картинках, – где весьма мускулистые, но гиперсексуальные дамы прикрывали главные, на взгляд художника, части тела кусками кованого железа и кожи. Одета она была очень удобно и практично для того, кто собрался заняться «активным отдыхом» в галантный век холодного оружия.

      Сергей надел брюки из тонкой бархатной кожи, натянул высокие мягкие сапоги, удивительно комфортно сидящие на ногах, застегнул длинный камзол и, наконец, вытащил из ножен протянутую ему шпагу. Широкий обоюдоострый клинок блеснул красным отблеском живого огня на своей зеркальной поверхности. Отдав, рассекая воздух, салют и сделав, почти изящно и правильно, выпад, познаватель почувствовал, что ему знакомо оружие. Это была настоящая мышечная память и странное ощущение дежа вю.

      — Шпага, – мечтательно произнес он. – А нет ничего поэффективнее этого?
      — С пистолетом в руке не рождаются, – ответила Люси, брезгливо фыркнув. – Пистолет – суть пиротехнический механизм. А механизмы не поддаются ментальной проекции. Исключением может стать разве что арбалет, если он станет привычной частью тебя, и ты научишься управлять полетом стрелы. У холодного оружия есть душа. Оно живое. Понимаешь меня?
      — Я чувствую это, – ответил Сергей и огляделся вокруг. Покрытые гобеленами каменные стены, факела, работающие, вероятно, на газе, – место источало ощутимую физически древнюю ауру, но имело некий энергетический скелет, созданный явно… искусственно. – Ментальная проекция, говоришь? Это сон?
      — А твоя тупая никчемная жизнь – это не сон? Защищайся!
      — Если это, все-таки, сон, то почему я не могу взлететь или испепелить тебя взглядом? – спросил Сергей, отражая удар и делая решительный выпад.
      — А ты мог? – парировала она, одновременно легко увернувшись от смертельного удара. – Гордишься той болью, через которую только что испытал? Так знай, что она была всего лишь уроком. Ты мог ее регулировать, превратить в удовольствие. Но все, на что ты был способен – трусливо сбежать от настигающего тебя кошмара. Теперь этому пришел конец. Бежать тебе некуда. Ты попался.

      Последовавшая за словами атака чуть было не сбила познавателя с ног и заставила его ретироваться, отступив на добрый десяток шагов. Сколько бы он не старался, но клинок шпаги ведьмы, обойдя все препятствия и финты, подобно стрелке компаса, настойчиво целился ему в грудь. При этом Люсильда двигалась совершенно легко и свободно – так, если бы это был просто танец.
      Легкое, едва уловимое движение кистью, – и смертельное острие, мелькнув молнией в воздухе, оставило кровоточащую рану на щеке парня. Он огрызнулся и принялся стремительно атаковать, нанося сильные размашистые удары, способные легко раскроить надвое череп противника. Люсильда изящно, хоть и не без труда их парировала, а затем внезапно на мгновение исчезла из вида.
      Секундой позже Сергей увидел на полу ее вытянувшееся в выпаде тело. Согнув в колене левую ногу, она села на полушпагат и, непонятно как, успев перехватить шпагу левой рукой, грациозно изогнувшись, вонзила ему клинок глубоко между ребер. Тонкое каленое лезвие обожгло жалящей болью, пробило грудную клетку, проткнуло острием легкое и нанизало бешено бьющееся сердце, заставив его плясать на клинке, содрогаться и резать себя.

      — Этот прием называется «Черная стрела», – сказала Люсильда, поднимаясь и медленно извлекая шпагу. – Если его наносит левша, то отбить практически невозможно.

      Сергей упал на колено и, кашлянув кровью, неожиданно улыбнулся. Вместе с покидающим тело духом освобождалась и его память о прошлых жизнях и воплощениях – то, что дошло вместе с генами от далеких предков – офицеров, всех как один. Ему в голову начало изливаться все то, что витало в ментальном плане, ожидая своего часа, как пыльная старинная книга в некоей тайной и недоступной для большинства людей библиотеке. Конечно же информация это была неполной – скорее, фрагменты жизни, похожие на внушаемое сумасшествие, – но те ощущения, чувства, эмоции, которые к ним прилагались, не оставляли шанса отречься. Сергею оставалось только принять эти кусочки памяти и… стать другим.

      Сначала неимоверно тяжело было испытывать груз прожитых кем-то лет и полученного опыта, знаний; но, минуту спустя они чудесным образом укоренились и свили гнезда в казавшейся теперь пустой голове. Чувствуя то, как разноцветный туман рассеивается, парень открыл глаза.

      — Кольчужка-то тебе, зачем понадобилась, дорогая? – спросил он сдавленным голосом и упал на каменный пол. То, что он видел дальше, было похоже на какую-то мыльную оперу.

      Люсильда не ответила. Она внезапно посерьезнела и, вытирая шелковым платком свою шпагу, повернулась назад. По широкой мраморной лестнице спускалась ее точная копия.
      — Так так так… И чем это мы тут занимаемся? Извини, но я вынуждена тебе помешать, – сказала вторая Люсильда, извлекая из ножен шпагу.
      — Я знала, что ты следишь за мной, мандавошка, – ответила дьяволица, занимая оборонительную позицию.
      — Грубишь. Я знала что ты извращенка. Но тут… Это уже не просто забава. Думаю, что тебя сошлют в какое-нибудь мерзкое отражение. Бедный Венэн… Он будет так рад найти утешение в постели вместе со мной. И когда поймет, что я намного умнее и лучше, то именно мне достанется все то, чего ты желала. А я подумаю, что с этим делать. Пущу по ветру, может быть.
      — Слишком много болтаешь, сестричка. Забыла уже, каково это – разгуливать по лесу без кожи?
      — Этого я тебе никогда не прощу, моя милая. Ты нарушила закон, пригласив сюда оборванца. И я обязательно доложу обо всем увиденном тем, кто действует беспристрастно. Тебе не избежать кары. По-па-лааась, – пропела она с усмешкой. – Но сперва мы немного с тобой побеседуем. Знаешь, как действует яд скорпиона? – Клинок ее шпаги блеснул фиолетовым светом. – Ты станешь долетавшейся по мирам парализованной сучкой, но чувства останутся. У меня будет достаточно времени, чтобы поквитаться с тобой.
      — Сначала, Кира, тебе придется познакомиться с моей шпагой. Хочешь ее проглотить?
      — Люси, потаскушечка, глотать – это твоя любимая забава. Меня ценят за другие таланты.
      — Ты просто фригидная стерва. Кончаешь, небось, только тогда, когда придумываешь очередную интригу.
      — Ну все, хватит, – вскрикнула Кира и первая бросилась в бой, сделав предательский выпад, целью которого было хотя бы слегка поцарапать отравленным клинком незащищенный участок тела Люсильды. – Кольчуга тебе не поможет. Сегодня не твой день.
      — Поживем – увидим, – отрывисто ответила Люси; она легко отбила первую атаку и перешла в нападение.

      Сражение двух сестер было похоже на танец двух отражений, неспособных нанести вред друг другу. Дьяволицы фехтовали часа полтора подряд, изредка останавливаясь, чтоб отдышаться. Тогда потасовка переходила в казавшуюся почти дружеской словесную перепалку, а та, в свою очередь, снова перерастала в бой на шпагах. Неизвестно, чем это все могло бы закончиться, – шансы обеих были равны, – но дверь в зал отворилась и на пороге появилась одетая в длинное зеленое платье, умопомрачительно красивая стройная женщина. Выглядела она несколько старше дерущихся девушек; в каждом ее движении читалось явное превосходство, сила и неоспоримая власть.

      — Развлекаетесь, девочки? – произнесла дама низким бархатным голосом. – Давайте присядем и поговорим. Уже давно следовало это сделать, но мне казалось, что две дочери – это слишком уж много.
      — Ты, наша мать? – в один голос вскрикнули разгоряченные ведьмы.
      — Отражения отнимают часть памяти. Остается лишь то, что ты хочешь сюда пронести. Как правило это только та доля вашего разума, что привязана к насущным желаниям, стремлениям, чувствам. Но дома мы не сможем поговорить о том, что я хочу вам сказать, поэтому будем довольствоваться тем, что имеем. Пройдем в сад. Мне никогда не нравился этот зал. – С этими словами женщина повернулась и вышла, а Люсильда и Кира последовали вслед за ней. Они сели по обе стороны от дамы на мягкую, вышитую золотой нитью софу. Люсильда скользила взглядом по сторонам, а Кира поджала губы.

      — Обе вы рождены не ради забавы, не из прихоти или желания преумножить свой род, продлить его и разнообразить. Вы, девочки, – генетический эксперимент. Ни одна пара близнецов на вас не похожа. Вы – два разных полюса одного магнита, распиленного пополам, но не потерявшего свойства. То, что сегодня делает Люси, выходит за рамки дозволенного. Но так и было задумано.
      — Она чокнутая. Больше похожа на ассиянку, как и ее полоумный жених, – сказала, не выдержав, Кира.
      — И это не случайно. Одной из вас суждено было стать такой. Скажи, Люсильда, почему тебе не нравится Кира?
      — Не нравится? Я ее ненавижу. Она меркантильная, прагматичная, бесчувственная, подлая, бесчестная, жестокосердная и пустая. Она словно ненастоящая, искусственная…
      — Как и большинство тех, кто рожден уже в третьем поколении после создания нашего мира. Именно поэтому ты по-настоящему хочешь не Венэна, но его отражение – пусть слабое и глупое, но способное тебе дать что-то еще, кроме механических плотских утех и богатства. Наша фамилия вырождается подобно дикому племени, наисильнейшие мужчины которого трахают своих дочерей и сестер. Даже те редкие выдающиеся юные души гениев и пророков, что мы крадем или же получаем, неспособны этого изменить. Так или иначе, но многие используют их лишь для того, чтобы развеять скуку и хоть как-то нетривиально развлечься, ощутить себя живыми, почувствовать что-то. Приняв же дозу эмоций, эти придворные в лучшем случае запирают своих живых кукол в шкафу.
      — Мы все занимаемся этим с родственниками. Не трахаться же нам со зверями? – усмехнулась Люсильда, воспользовавшись маленькой паузой.
      — Я говорю сейчас вовсе не о генетике, дающей людям ложные представления в угоду их пресловутой морали*, но о моральном и духовном вырождении, о потере первозданного света и о бессмысленности чистого разума, заводящего себя в тупик без эмоций и чувств, без блаженства и глупости.
      — Если мыслить бессмысленно, то можно хотя бы узнать, какова наша роль во всем этом? – спросила Кира несколько раздраженно, воспользовавшись небольшой паузой.
      — Тебе незачем этого знать. К тому же не я затеяла этот эксперимент. Мне дана власть лишь внести в него некоторые коррективы.
      — И какова же главная цель этого эксперимента? – спросила Люсильда.
      — Думаю, ты и так уже поняла. Главная цель – вывести новую породу существ, – что-то среднее между первыми и теми людьми, в которых еще осталась искра души и капелька чести. Методы обычного скрещивания не принесли ожидаемого результата. Необходимо нечто иное. Так как исследования проводятся в тайне, тебе, Люсильда, помочь я смогу не всегда. Но ты почувствуешь мою защиту и покровительство.
      — Ты не моя мать! – Люсильда поднялась. – Именно это я сейчас чувствую. Кто ты?

      Волосы женщины неожиданно начали светлеть и удлиняться – сами собой они сплетались в длинную искрящуюся разрядами маленьких молний косу, – черты лица изменились, стали еще прекрасней. Но это великолепие казалось скорее холодным сиянием лика древней богини, нежели теплой живой красотой существа из плоти и крови. Слишком уж она была идеальна, будто выточена то ли из мрамора, то ли чьих-то эротических грез. Однако внутри ее облика, глубоко за всеми штрихами сияла первозданная искра, способная оживить даже камень. Свет этой искры мог показаться прохладным только тому, кто и сам очерствел. Прочим, узревшим его, он грозил сумасшествием.

      Впрочем, безумие это вряд ли можно считать наказанием, ибо на чувства богиня всегда отвечала взаимностью, даруя влюбленным в нее не только надежду, но и реализацию грез. Художник или поэт получал от нее вдохновение, вожделеющий – близость, а подростков и рыцарей она окрыляла. Что до женщин, то часто они прагматично молили ее о насущем, чем, конечно, сердили. Но в достойных она пробуждала свою каплю крови...

      — Ну, наконец-то. А то я уже начала сомневаться, – сказала Лейлах. – Тебя я возьму с собой, Кира. Есть работа как раз для проекции подобного существа. А ты, – она задумчиво посмотрела в глаза Люсильде, – иди. Еще нескоро увидимся, если выживешь. Мне жаль, но тебе придется забыть этот наш разговор сразу по пробуждении. Вспомнишь все, когда придет время.

      Люсильда вышла из сада, опустив плечи. Она не могла поверить в то, что встретила саму Лейлах в отражении. Демоны грез могли сыграть еще не и такую шутку… Но, все равно, на душе дьяволицы, – если можно так выразиться, – остался мерзкий осадок.
      — Как же мне это не нравится, – пробормотала она, наливая отравленное вино в серебряный кубок. – Получить бы такую власть, как у них…


      Путешествовать по отражениям во плоти – суть изменять насущную зрительную реальность усилием воли, – в силу своей природы живые существа не способны. Даже для первозданных crexemplar* подобное посягательство на тонкую структуру континуумов является сложной и деликатной задачей. Физические трехмерные модели пространственных отражений, существующие благодаря уникальным мульти-частотам melodias quantum chordarum, дополнены и упорядочены равноправным временным измерением, не являющимся некой константой, но своим для каждого mundus. Данный порядок обуславливает некий свод правил, посягательство на которые чревато теми или иными последствиями для каждой разумной сущности, без исключений. Однако существуют лазейки, одну из которых использовала Люсильда для своих путешествий.


      Голова демонессы шла кругом от потока навязчивых мыслей: «Сколько раз еще нужно покончить с собой, чтобы добиться хоть какого-то ощутимого результата? Зачем мне все это нужно? А может, действительно, нужно вовсе не мне? Если так, то кто начал эту дьявольскую карусель, и как мне с нее спрыгнуть? Вдруг я, действительно, – всего лишь марионетка – чей-то жестокий и подлый эксперимент? А если так, то что из слов Лелах является правдой? О чем еще она умолчала? Как вынести ее слова в явь? Я должна выжечь эту информацию в своей памяти каленым железом. Или…».

      Люсильда подошла к трупу Сергея. В одном из ближайших к Verusmund отражений это астральное тело уже настолько «обросло» плотью, что практически ничем не отличалось от настоящего. Дьяволица сняла одежду, раздела труп и легла на него, прижимаясь всем телом.

      — Я знаю, ты рядом, – прошептала она. – Твой дух меня слышит. Ответь.
      — Я слышу биение твоего сердца и вижу все в целокупности. Но это не я.
      — Ты снова стал Странником. Это истинный ты. И такой ты мне нужен.
      — Я знаю, что ты хотела выдернуть из меня часть сознания и тайно внедрить ее в Венэна. Ты собиралась дополнить своего жениха тем, что ему недостает. А меня оставить ни с чем.
      — Теперь уже нет. Теперь я и сама не уверена в том, что действовала по своей воле.
      — Я знаю…
      — Не уходи. Мы встретимся наяву. Но не в Ассии и не в одном из отражений. Теперь должно получиться. Я приглашу тебя в замок Венэнона, и ты расскажешь мне все, что я тебе сейчас нашепчу. Ты согласен?
      — Согласен ли я посетить Преисподнюю? Конечно, да!

      Дьяволица глубоко вздохнула, поднялась, взяла кубок и выпила залпом отравленное вино. Мгновение спустя она схватилась руками за горло и упала словно подкошенная. В ее глазах застыло страдание – умирать, пусть даже во сне, было действительно больно и страшно. Пространство отражения стремительно «складывалось и собиралось», затягиваемое в одну незримую микроскопическую сингулярность.


                ***WD***


      *Бытие, как и прочее, – суть вольный пересказ более древних текстов. А там мы легко найдем и множество иных полезных нам знаний. Альзо, едва начав читать Библию, мы обнаруживаем:

      1) Подтверждение жизни Лилит.

      2) Интересные сведения о том, что у нее с Адамом было много потомков. А если копнуть, то и –

      3) Детей Лилит ангелы убивали по сто человек в день, «уговаривая» ее таким манером вернуться.

      4) У Лилит были крылья, чтоб улететь.

      5) Все шайзе устроила тупая и слабовольная Ева.

      6) Лилит упорхнула к «Красному» морю и жила там в Пещере под водой. Значит, Лилит породила русалок.

      7) Лилит свалила задолго до познания человеком Добра и Зла, то есть – до Грехопадения. Следовательно, на Ее потомках не стоит… Печать Первородного Греха. Дочери Лилит, как и ведьмаки, абсолютно не обязаны заниматься всеми теми глупостями, что завещал людишкам Господь в Третьей главе Бытия, проклиная их на чем свет стоит. А там уже куча всего!

      Покажу, ради прикола, где в Библии описаны места, благоприятные для встречи с духом Лилит:

      И зарастут дворцы её колючими растениями, крапивою и репейником – твердыни её; и будет она жилищем шакалов, пристанищем страусов. И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет отдыхать ночное привидение – Лилит, – и находить себе покой. Исаия 34:13-14.

      Там угнездится летучий змей, будет класть яйца и выводить детей и собирать их под тень свою; там и коршуны будут собираться один к другому. Отыщите в книге Господней и прочитайте; ни одно из сих не преминет прийти, и одно другим не заменится. Ибо сами уста Его повелели, и сам дух Его соберёт их. И Сам Он бросил им жребий, и Его рука разделила им её мерою; вовеки будут они владеть ею, из рода в род будут жить на ней. Исаия 34:15-17.

      Но водь это Иштар, – скажете вы. Дамочки, вот у нас есть – Небо. В небе летают бабочки, птички, мушки и мышки, еще – жучки всякие и еропланы с тарелками. Некоторые летают предпочтительно ночью. Напишем на иврите: Ночь. Лилит. Лилия. Зеркалка – .;;;;;;;. ;;;;;. ;;;;

      Лилит топологически (условно) эквивалентна ; Иштар, хоть и не одно и то же ;) Все каббалистические формулы, как и 22 старших аркана – иврит*. С рунами посложнее...

      Этимология связывает имя Лилит со словом ;;;;;;;;;; (лайлаh) – «ночь». В Талмуде Лилит описывается как суккуб с длинными волосами и крыльями, которая может прелюбодейничать с одиноко спящим мужчиной и вынести ему мозг. В семитских языках, в частности в иврите, слово «лейлит/Лилит» является прилагательным «ночная». В шумерском языке «лиль» значит: «воздух», «ветер»; «дух», «призрак». Шумеролог В. В. Емельянов: В имени демонов-лилиту заключена игра слов из разных языков, смешивающая шумерское «лиль» («дух») и аккадское «лилу» («ночь»). Кроме этого, в семитских языках и наречиях словом «лилит» именуется птицун «неясыть», И ваще, любили и любят всякие шаманы рисовать Лилит вместе с совой.

      *Сrexemplar – первозданные мыслящие существа. Безусловно, человеческий разум развивается постепенно. Известны случаи и регресса, как с «хоббитами», – их рост и мозг уменьшались в слишком благоприятных условиях. Но Сrexemplar – вид разумных существ, созданных иной, более развитой формою жизни. Цель их создания примерно такая же, как для нас – отдых на природе или же настоящий секс вместо виртуального. Примером замкнутой модели подобного проектирования может послужить мир богов, описанный далее.

      *«Море Дирака», воспетое в «Евангелионе», считается умозрительной теорией по ряду причин в которых я совершенно не разбираюсь. Но зная это, с уверенностью могу утверждать, что использовал не ее, а лишь изложил интерпретацию «галлюцинаций» 1987 года.

      «Евангелие нового столетия» вышло в свет в 1995 году.

      Модель имеет математические изъяны, вызванные рассмотрением бесконечного числа отрицательных состояний, все (или почти все) из которых заняты. Исходя из соображений физики, также неясно, почему электрический заряд вакуума (якобы набитого электронами) должен непременно быть нулевым. Попытки избавиться от этих парадоксов также выводят на некоторые идеи квантовой теории поля, разработанной уже после изобретения «моря» и экспериментального подтверждения существования античастиц. В современной физике теория «моря Дирака» не воспринимается буквально. Дальнейшим развитием этой идеи можно считать океан Хиггса.

      Нина - Наталия Овчинникова.

      Следующая глава - http://proza.ru/2021/03/01/1065

      Предыдущая глава - http://proza.ru/2022/07/26/320

      Начало - http://proza.ru/2021/02/24/1297