Ев. от Странника. гл. 22. Тор

            Силовая-силовая, осевая линия

      Долго ли длилась эта немыслимая по своей жестокости экзекуция, Странник не знал. Для него прошла целая вечность, прежде чем он, будучи уже совершенно безумным, превратился в один пульсирующий и звенящий клубок «струн» и нервов, – энергетический сгусток боли и наслаждения, а затем начал съеживаться, сжиматься в одну живую, но бесконечно-малую точку, знающую только эти тонко-вибрирующие раскаленные чувства, настолько острые, что все остальное померкло. Вскоре и сама эта крошечная, оставшаяся от него одномерная частица пропала, потухнув, как мгновенная искра в непроглядной ночи. Остался лишь отблеск в глазах, в чьей-то памяти… «Но вопрос, – в чьей?».
 
      Сам процесс превращения описать человеческим языком невозможно, но он снился Страннику в детстве не раз. Где-то на грани между сном и прозрением возникали эти странные ощущения. Словно мозг спроецирован между большим и указательным пальцами в тонкую короткую энергетическую иглу, и ты сжимаешь ее, одновременно чувствуя боль двумя перстами и исчезновение самой этой «иглы».

               
                ******


      Вначале было прикосновение – нежное настойчивое прикосновение теплых и мягких губ. Потом – когда он ответил на этот поцелуй, – стал Свет. Свет казался настолько ярким, что сперва Странник ничего не увидел – лишь темный силуэт на ослепительном фоне. Но постепенно в этой осязаемой тени начали прорисовываться знакомые черты лица, и взору его предстала Люсильда. Лучи заходящего солнца подсвечивали сзади ее длинные волосы и обрамляли сиянием линию идеальной фигуры. Видение завораживало. Дьяволица сидела на нем обнаженная, безумно желанная, и улыбалась самой обаятельной, милой и открытой улыбкой на свете. Даже не верилось, что еще недавно она так легко обрекла его на ужасное испытание.

      Возможно, тень воспоминания о происшедшем промелькнула в глазах очнувшегося скитальца, потому что Люсильда смешно надула свои полные губы и, склонившись над ним так, что ее груди коснулись его лица, как бы попросила прощения:

      — Прости, что заставила тебя пройти через это, но разве ты сам не хотел, чтобы все было по-настоящему?
      — Силовая-силовая… Осевая линия. Затянуло... Почему я это сказал?
      — Графическая проекция воронки, переходящая в тор. Основная модель четырехмерных вселенных. Чтобы попасть сюда, тебе пришлось пройти сквозь нее. Сам ты увидеть не мог, – тебе показали. Но мог ощутить. Вывернуло наизнанку? Это разница в скорости движения и изменений – суть течения времени. Находясь в потоке, не ощущаешь его.
      — Сдается мне, тут есть парадокс. Ваш мир должен расширяться быстрее.
      — Ты путаешь это и это, – Люсильда показала свой палец, а после дернула друга за член. – Дело не в расширении. Мир ангелов успел разлететься настолько, что вибрировать там почти уже нечему. Их время – кисель. Мы же избрали материю, сжатие...
      — Оттого-то и Пекло.
      — Только для глупеньких душ. Когда сгорает протоматерия, энергия переходит в иные забавные формы, и души мудрые обрастают новою плотью, с иными законами-свойствами. Но ведь ты не горел? Тебя вывернуло-разорвало...
      — Все было более чем реально, но я не держу на тебя зла. Ты – это все, о чем можно только мечтать.
      — Не преувеличивай, – дьяволица легла рядом и задумчиво провела ладонью по его лицу. – Ты льстец и романтик. Правда, так сильно любишь меня?
      — Если честно, то я не знаю, как это все объяснить. Но, даже если ты – просто-напросто мое сумасшествие, то я не хочу выздоравливать.
      — Выкрутился. Ладно, сгодится. То, через что ты прошел… Это все не напрасно – иначе сюда не попасть, – сказала Люсильда, как-то немножечко грустно.
      — Что это за место? – Спросил Странник и огляделся вокруг.

     Все выглядело совсем по земному, – разве что, слишком стерильно, – без человеческой грязи и мусора, выброшенного на берег волнами, без повседневного хлама и прочих признаков современной цивилизации. Море шумело легким прибоем, а вода в нем была абсолютно прозрачной, искрящейся в лучах золотого заката, – изумрудно зеленой вдали. Песчаный пляж поражал своей непорочностью, – Странник готов был поспорить, что это место не посетил до него ни один смертный. Круто поднимающиеся вверх, прибрежные скалы казались практически неприступными. Синее, без облачка, небо, чистый морской воздух, девственная природа…

      — Как мы здесь оказались?
      — Тебе что, не нравится?
      — Очень нравится. Это мечта.
      — Это мой пляж, – Люсильда почему-то казалась расстроенной. – До тебя тут не было ни одного мужчины, но в другое место я тебя привести не могла.

      Странник попытался привлечь к себе дьяволицу, но она выскользнула из его объятий и, вскочив на ноги, устремилась к зеленому морю. – Пошли, искупаемся, – крикнула она, подойдя к берегу. – Тебе нужно освоиться.
      Но все же он не поспешил вслед за ней, а любовался, прищурясь, как обнаженная девушка заходит в воду и жалел, что не может отразить это живописное мгновение на холсте или выжечь его в своей памяти солнечным светом, словно на фотографической пленке. Войдя в море по пояс, бестия повернулась, легла на спину, высоко взмахнула руками и поплыла. Очнувшись от легкого гипнотического транса, в который он впал, благодаря этому великолепному зрелищу, Странник наконец-то поднялся и последовал за своей прекрасной мучительницей, поражаясь тому, какое в этом «сне» все настоящее.

      Вода оказалась на удивление теплой и мягкой, – ощущалась кожей, словно живая. Спустя секунду тысячи меленьких – с женский ноготок, – шустрых надоедливых рыбок окружили его плотной стайкой, грозя защекотать до смерти. Странник быстро поплыл прочь от них и вскоре настиг дьяволицу, а потом они вместе добрались до того места в море, где подводные скалы были прямо у ног.

      — Осторожно, не наступи на скота, – сказала Люсильда, стоя по пояс в воде.
      Странник посмотрел на поросшую густыми водорослями поверхность скалы, – она была живой, шевелящейся, кишела разноцветной причудливой жизнью разнообразных удивительных морских обитателей.
      — Какого еще кота? Жаль, нет маски, – вздохнул он. – Нырнуть бы сейчас.
      — Я знала, что тебе захочется, – ответила дьяволица и протянула ладонь, на которой лежали мягкие контактные линзы. – Это даже лучше, чем маска. Не став задумываться над тем, откуда она их взяла, Странник просто вставил линзы в глаза и, набрав полные легкие воздуха, тут же нырнул.

     Покрытая морским мхом, будто мягким ковром, скала полого уходила вглубь на дно моря. На ее поверхности пестрела и другая растительность-живность. Длинные, похожие на осоку водоросли медленно колыхались рядом с миниатюрными красными деревьями без листьев, а смахивающие на цветы актинии плавно шевелили щупальцами, в расщелине застыла морская звезда, повсюду шныряли маленькие разноцветные рыбки. Время под водой текло по-другому, – это неторопливое царство поражало своим степенным величием. В метре от поверхности плавно парили медузы, что являлось хорошим предзнаменованием, – ведь они чуют шторм задолго до его начала.

      Справа что-то метнулось. Повернув голову, Странник увидел Люсильду, схватившую морского ската за кончик хвоста. Его хвост – длинный, похожий на кнут, – блеснул белой, торчащей посередине иглой. Скат отчаянно шевелил крыльями, но не мог вырваться из цепких рук дьяволицы. Глазами позвав за собой, Люсильда поплыла на поверхность, к вершине скалы.

      — Вот и кот. Посмотри внимательно, – сказала она, держа в руках, казавшегося беспомощным ската. Игла, торчавшая из хвоста, была похожа на боевой кинжал, по обе стороны которого торчали вряд острые маленькие костяные зубцы. – Они любят греться на солнце; если наступишь, – ударит хвостом и вырвет кусок мяса, или выпустит внутренности.
      — Здорово, – сказал Странник, проведя пальцем по смертоносной игле.
      — Этот – еще детеныш, отпустим его.

     Они вместе нырнули, и Люсильда осторожно выпустила из рук маленького представителя древнейших обитателей моря. Скат, едва придя в себя после шока, медленно и грациозно поплыл вниз вдоль скалы. Зрелище настолько заворожило и так увлекло обоих ныряльщиков, что у них потом едва хватило воздуха, чтоб всплыть на поверхность. Отдышавшись, Люсильда и Странник вместе поплыли к берегу. Достигнув места, кишащего «веселыми» рыбками, дьяволица остановилась и посмотрела на друга глазами полными похоти, – по всему было видно, что касания этих бесстыжих существ доставляют ей особое наслаждение.

      Приблизившись, Странник и сам ощутил немалое возбуждение, – не было ни единого места на теле, которое не удостоилось бы внимания этой надоедливой стайки. Создавалось впечатление, будто крошечные создания целенаправленно ласкают самые чувствительные зоны на коже. Это было изысканным, головокружительным удовольствием. Не в силах больше сдерживаться, Люсильда оплела своего друга ногами, и он легко вошел в нее – так, будто всю жизнь занимался этим в воде, которая в эти минуты буквально забурлила вокруг. Море словно держало их на ладонях, нежно подталкивая друг к другу, а бесстыжие рыбки весело подзадоривали. Они кончили вместе (вот действительно, – словно приплыли) и застыли, обнявшись, стоя по грудь в воде. Прошла маленькая, полная спокойствия вечность. Часть белого сока, попавшая в прозрачную воду, тут же была проглочена ее шустрыми маленькими обитателями.

      — Не удивлюсь, если когда-нибудь встречу тут русалку, похожую на тебя, – рассмеялась Люсильда.
      — Было бы интересно. Они тут водятся?
      — Какой же ты еще все-таки глупый...

      Увидев на пляже большое мягкое покрывало и корзину для пикника, Странник несколько удивился, но вопросов задавать все же не стал, – он был счастлив и, судя по всему, не одинок в этом. Поужинав странными фруктами и прекрасным вином, они еще поболтали, а потом долго смотрели на закат лилового солнца, сопровождаемый почему-то вспышками молний.


                ******


      Масакра слушал рассказ друга, почти безотрывно глядя в его блестящие диким светом глаза. Когда Странник, наконец, замолчал, он поднялся, оправляя папин халат, и достал из настенного бара пузатую бутылочку бренди.

      — О да, – это как раз то, что надо! Живительная влага, – обрадовался скиталец.
      — Эликсир бессмертия, – вторил ему Масакра, разливая «Слынчев бряг» в два низких коньячных бокала.
      — Чем сам занимаешься? Как подруга? – спросил Странник больше из вежливости, чем от праздного любопытства.
      — Решил побыть немного самим собой, наедине с книгами, – ответил Масакра.
      — Достойное занятие. Грибы?
      — Удалось немного заготовить их впрок.
      — Сушил?
      — Нет, – так половина силы уходит, – лучше настаивать на меду. Мед нагреваешь немного, а потом просто заливаешь псилоцибы, слегка утрамбованные в банке.
      — Покажи, что за бадяга.
      — Хорошо.

      Масакра на минуту вышел, а вернулся с литровой банкой, до половины заполненной коричневым нечто. В густой странной массе плавали, кажущиеся совершенно черными и живыми, грибочки псилоцибы. Походили они больше не на грибы, а, скорее, на каких-то страшных головастиков инопланетного происхождения.

      — Как сперматозоиды какие-то.
      — Много не дам, но ложку можешь попробовать, – предложил Масакра и открыл банку.
      — Да нет, Саня, спасибо… оставь себе, – для тебя это лекарство, а я все равно думал сегодня мухоморов сварить. Что это у тебя играет?
Из динамиков доносилась туманно-знакомая тема Вивальди.
      — Прибирает?
      — Цепануло однако. Но как-то не для разговора музон.
      — Это верно, потом… в одиночестве послушаю, – сказал Масакра, поставил «Т.Rex» и долил бренди Страннику в опустевший бокал. – Как закончилась твоя встреча с возлюбленной демонессой?
      — Мне почему-то не хочется об этом рассказывать.
      — Испытываешь к ней настоящие чувства?
      — Все стало слишком реальным. Мне кажется, что с головой у меня нелады.
      — А ты как хотел? Расшатываешь питуитарно-адреналиновую ось и думаешь, что все будет по-прежнему? Плата за вход – разум.
      — Что там про ось? Можешь все популярно мне объяснить?
      — Прочти «Лезвие бритвы» Ефремова. Он пишет, что у так называемых нормальных людей стрелка показателя психики застыла на нуле. Ноль – это граница между сознанием и подсознанием, которые тонко взаимодействуют. Одна из главных химических осей психики – ось гормонов надпочечников и гипофиза, регулирующая оборот фосфора в мозгу и многое другое. Иначе – питуитарно-адреналиновая ось. Когда ты съедаешь ту же пресловутую LSD, то сбиваешь стрелку показателя, расшатываешь эту ось и раскрепощаешь свое подсознание.
      — Как при шизофрении?
      — Если бы все было так просто, то и проблемы бы не было. А так, – у шизофрении даже определения четкого нет, и никого еще не удалось излечить от нее. Диагнозы неоднозначны, – сколько специалистов – столько и мнений. К тому же, ученые склонны все четко формулировать, а значит подгонять под какую-то логику. Например, считается, что ацетилхолин тупит мозги, а холинэстераза – наоборот. Но почему бы тогда не сделать всех умными?
      — Нельзя безнаказанно вторгаться в биохимию мозга.
      — Отчасти так. Но во-первых, – мы постоянно все это делаем тем или иным способом. Возьми тот же кофе и никотин. Во-вторых, – не всем нравится жить со стрелкой психики на нуле. И в-третьих, – она сама вечно сбивается.
      — Не верю я, что все это – всего лишь химия.
      — Мы целиком состоим из элементов таблицы Менделеева – пепла трупов взорвавшихся звезд.
      — Весь материализм для меня начинает трещать по швам, когда речь заходит о веществе, как таковом. Вот смотри: Квант – это минимальная порция электромагнитного излучения. Чистый идеальный квант – это фотон, он же – свет, он же – и частица, и радиоволна… Может быть, мы тоже состоим, как из частиц, так и из радиоволн? Иными словами – можем быть и тем, и другим.
      — Фотон это квант одного конкретного электромагнитного излучения. Частный случай. Твои выводы походят на софизм, но, отчасти, ты прав и нового ничего не открыл. В том или ином виде, идея, что все мы – энергия, присутствует и в чернокнижии, и в сказках, и… даже в Библии. Некоторые умудряются приплести сюда и науку. Тот же корпускулярно-волновой дуализм, – тот самый принцип, о котором ты сейчас говоришь... Согласно нему любой объект может проявлять, как волновые, так и корпускулярные свойства. Ознакомься на досуге поглубже, – занятная штука. Единственное, что хреново – это неощутимо физически. Все только в формулах*.
      — И всем на это, по большому счету, вообще, наплевать, – подытожил неожиданно Странник. – В любом случае, тени – не просто отсутствие освещенности в определенных местах из-за препятствий лучу. Я чувствую в них что-то большее.
      — Не ты первый. Верующим не наплевать.
      — Религия призывает сдерживать свои инстинкты и желания, а это еще больше наполняет нас ядом.
      — Похоже, что ты не зря проводишь время в обществе Люси.
      — Не зря. Только сначала пришлось умереть и очутиться там, где сам свет невидим, а тень – это свет.
      — Даже не пытайся объяснить это кому-то в своем уме, – рассмеялся Масакра. – Кстати, у дримеров – для большей реалистичности, – нужно было уснуть в своем сне.
      — Знаю, – прохождение через врата сновидений. Но тут уже и так все было слишком реалистичным, а в эту чепуху с осознанными сновидениями без ничего я даже не верю.
      — И чем же ты недоволен?
      — Сам не пойму, но сегодня я переночую в поселке, а заодно кое-что и проверю. Попробую много чаевухи принять.
      — Ты о мухоморах. Не боишься один?
      — Жутковато, конечно, но чувствую, что мне следует это сделать. Дашь паркопана?
      — Без проблем.
      — Ну, тогда – я на поезд. Спасибо за все.
      — Не парься, возьми это тоже на всякий случай, – Масакра вытащил из бара плоскую фляжку.
      — Босяцкий подгон!
      — Не благодари. Давай там, поосторожней… босота, – ответил Масакра со смехом в голосе.

      Минут пять они еще расшаркивались и курили в подъезде, пока кто-то не вышел на лестничную площадку, дымя папиросой. Разговор сразу же прекратился, и Странник ушел. Путь его лежал теперь в одиноко стоящий большой дом на краю полуживого поселка.

      Место было весьма живописным – почти в лесу, – но немного хмурым по осени. Под ногами музыкально хлюпала грязь, но все селение, словно туманом, окутывала зяблая и моросящая мелким дождем тишина. Уличные фонари повсеместно отсутствовали, и ни одно окно в домах вокруг не светилось. Редкие мрачные прохожие в серых одеждах глядели, подозрительно, исподлобья, а корявые ветви сбросивших хвою лиственниц казались в сумаке когтистыми лапами. Когда Странник подошел к забору и открыл болтающуюся на петлях калитку, ободранный безухий воровато-оскаленный кот, привыкший к тому, что вокруг могут быть только враги добыча или, реже – добыча, – стремительно вскарабкался на соседскую крышу. Где-то неподалеку каркала к удаче ворона...


                ***WD***


      *На деле Масакра неправ. В опыте Юнга (практика) пучок света направляется на непрозрачный экран-ширму с двумя параллельными прорезями, позади которого устанавливается проекционный экран. Если исходить из того, что свет состоит из частиц (корпускулярная теория света), то на проекционном экране можно было бы увидеть только две параллельные полосы, прошедшие через щели. Между ними проекционный экран оставался бы практически неосвещенным… Многие слышали про этот опыт, демонстрирующий КВД.

      Но тут есть прикол, о котором мало кто знает. Если между щелями прорезать еще две, то появятся тени там, где их быть не должно. Неужели волны глушат друг друга?) Но фотоны света никак не взаимодействуют!) Мы даже увидеть его не можем, если он ни от чего не отражен. Лучи света невидимы. Таким образом Дойч и кое-кто еще доизмышлялись до теневых фотонов. Как следствие этого и до теневой перегородки… Но что-то воображаемое-гипотетическое не может оставлять свой след в реальности. Или может?) В любом случае: «Тени – не просто отсутствие освещенности в определенных местах из-за препятствий лучу. Я чувствую в них что-то большее».

      *«Те энергетические лучи, которые подчиняли себе воплощенный пейзаж, выходили за рамки рисунка, пересекаясь и взаимодействуя с векторами движения волн незримого созидания. Лучики света, пронизывающие висящую на мольберте соломенную шляпу, переплетались с темными тонкими продолжениями острых обрубков-травинок и образовывали вихревую воронку, стремящуюся к бесконечно удаленному центру – точке пересечения всех значимых параллельных прямых.

— Силовая, силовая…
— Осевая линия». (Ев. от Екатии. гл. 14/2)

                ******

      Следующая глава - http://proza.ru/2021/03/29/1573

      Предыдущая глава - http://proza.ru/2021/03/13/1108

      Начало повести - http://proza.ru/2021/02/24/1297