Блок. В ресторане. Прочтение

В ресторане
 






                Никогда не забуду (он был, или не был,
                Этот вечер): пожаром зари
                Сожжено и раздвинуто бледное небо,
                И на желтой заре — фонари.
 
                Я сидел у окна в переполненном зале.
                Где-то пели смычки о любви.
                Я послал тебе черную розу в бокале
                Золотого, как небо, аи.
 
                Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
                Взор надменный и отдал поклон.
                Обратясь к кавалеру, намеренно резко
                Ты сказала: «И этот влюблен».
 
                И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
                Исступленно запели смычки…
                Но была ты со мной всем презрением юным,
                Чуть заметным дрожаньем руки…
 
                Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
                Ты прошла, словно сон мой легка…
                И вздохнули духи, задремали ресницы,
                Зашептались тревожно шелка.
 
                Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
                И, бросая, кричала: «Лови!..»
                А монисто бренчало, цыганка плясала
                И визжала заре о любви.
                19 апреля 1910




Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     В основе стихотворения, по-видимому, лежит реальное событие. В. Орлов приводит рассказ М.Д. Нелидовой (записанный в 1948 r. А.Г. Лебедевой): «Мы сидели за столиком. "Посмотри,– сказала мне belle sceure [фр. –  своячница],– с тебя Блок глаз не спускает" (он сидел недалеко от нас). Я отвернулась так, чтобы он не видел моего лица. Он послал мне бокал с вином, и в нем – красную розу. В этом я увидела дерзость, мне не захотелось больше оставаться там, я встала и вышла. Потом я как-то была у А.М. Ремизова. К ним пришел Блок. "А-а, незнакомка, – сказал он. – Отчего вы тогда ушли?" Мы познакомились. Он прочел стихи: "Я сидел у окна в переполненном зале..."

     [«– Отчего вы тогда ушли?» – он послал цветы скромной незнакомой женщине. И что было делать ей? – устраивать скандал, отсылая их обратно? Устраивать скандал, выбрасывая их на пол? Принимать ухаживания чужого мужчины? – она просто встала и ушла. Но именно это очевидное действие изумило Блока. И совсем не поразило то, что он в городе-миллионнике (1911г.- 1950,3 тыс. чел.) снова встретился со случайно-увиденной женщиной... Одной из почти  двух миллионов.]

     ...Мы встречались еще... По его просьбе я переводила для него с французского Пеладана "Эдип и Сфинкс". Блоку мой перевод понравился, он хотел переложить его гекзаметром» (СС-8(3). С. 504).
     На М.Д. Нелидову как прототип героини стихотворения указывают также устные воспоминания Л.А. Дельмас, которые записал А.Е. Горелов и авторизованный текст  которых есть в его архиве.
     Мария Дмитриевна Нелидова (1875-1951) – жена А.П. Нелидова, актера театра В.Ф. Коммиссаржевской. Она была поразительно хороша собой, вместе с тем очень скромна и не имела поклонников.
     По словам Марии Дмитриевны, после встречи с Блоком в ресторане состоялось их официальное  знакомство, и дружеские отношения поддерживались в течение  длительного времени.
     …Любила повторять строки, которые, как она говорила, Блок  посвятил ей и записал в ее альбом:

          "Из царства звезд, чужая здесь,
           Блестящая, холодная звезда".

     Эти сведения не находят документального подтверждения  и носят, таким образом, легендарный характер.
     …Версия о том, что героиней стихотворения была актриса О.А. Глебова-Судейкина, высказывавшаяся Н.М. Зоркой (На рубеже столетий.  У истоков массового искусства в России 1900-1910  годов. М., 1976. С. 260), не находит подтверждений.

     Стихотворение перекликается, как неоднократно замечали исследователи, с "Незнакомкой" (1906): основная схожесть ситуаций – встреча с незнакомкой в ресторане, а также близость деталей: "он был или не  был" – "Иль это только снится мне?", духи и шелка, визг.
     »

     Но «Незнакомка» – в книге «Город», всё действие которой происходит в «городе всемирном» – инфернальном отображении С.-Петербурга, а в книге «Страшный мир» герой постоянно путается меж двумя реальностями – реальной столицы, доживающей последние годы Российской Империи, и вечной столицы другого мира. Он никак не может разделить их. И, возможно, особенно его доставало совпадение  некоторых бытовых подробностей – такие же "моторы" (автомобили), такие же фонари.
     Вот только вглядитесь в фантасмагорию:  горящие  фонари на фоне раздвинутого бледного неба – это который Питер?
     А черная роза?

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
«
     С середины зимы до начала лета в Петербург поступали срезанные  розы с юга Франции, в основном из Ниццы.  Черных роз в цветоводстве нет.
»

     В  нашем цветоводстве нет, в нашем.  Но "что внизу, то и наверху". И Блок, только что -там! - пославший чёрную розу даме в платье со шлейфом, вдруг в питерском ресторане видит точно такую же.Он посылает ей розу красную, и земная дама тоже встает и уходит. Но в одном из зеркал он и здесь сталкивается с ней взглядом.  А со сцены точно также  визжит цыганка, а окна бьет точно такой же закат.
     И вернувшись домой, сев за рабочий стол, он уже не понимает:  он был или не был ЭТОТ вечер?
    
     А в черновиках появляется и ещё один  пласт реальности:

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
          «
          Ты встаешь. Все становится странно
          …знакомым
          Я – посол в королевском дворце
          Трон и шлейф на ступенях. Лицо королевы.
          Гнев…
          »

    Это знакомый ему мир северных королевств, подробно описанный Андреем Белым в его «Первой симфонии, Героической», в котором и сам Блок плотно обжился в период «тома I».
     Ну, и в реальной реальности рядом с Нелидовой была своячница, а не «кавалер», и на весь ресторан, так чтоб ему было слышно сквозь цыганочьи визги – «И этот влюблен!», очень скромная красавица-переводчица вряд ли кричала.
      Так этот ли вечере – был?