Великанша с приятной улыбкой Camilleri начало

На фото: комиссар Монтальбано и Фацио (кадр из фильма).

***


Андреа Камиллери

Великанша с приятной  улыбкой (начало)

Пятидесятилетний доктор Саверио Ландолина, серьёзный и уважаемый гинеколог из Вигата, потерял голову от двадцатилетней Мариуччи Кольиторе. Взаимная любовь случилась с первого взгляда.

Вначале родители Мариуччи в качестве врача для дочки выбрали девяностолетнего профессора Гамбарделла, почтенный возраст которого был гарантией того,  что интимные обследования проходят в абсолютном уважении к профессиональному долгу. Профессор Гамбарделла, однако, упал прямо на рабочем месте, сражённый инфарктом: смерть забрала его, так сказать, в свои руки внезапно, поразив ужасом пациентку.

 Доктор Ландолина был выбран на семейном совете, который для этого был расширен до самой дальней родни. Семья Кольиторе с родственниками Градассо, Панцека и Туттоломондо, представляли в Вигата ветвь суровой католической секты, которая подчинялась  собственным законам, как-то: обязательное посещение утренней мессы и  вечерней молитвы с прославлением Девы Марии, отказ от радио, газет и телевидения.

 Забраковали на этом совете доктора Анжело Ла Ликата из Монтелузы (он наставляет рога собственный жене, и если развратит Мариуччу своими грязными руками?), его коллегу Микеле Северино, тоже из Монтелузы (о чем мы говорим? Этому нет еще и сорока), доктора Калоджеро Джарриццо из Фела (кажется, его видели, когда он покупал порнографический журнал), остался только доктор   Ландолина, единственным недостатком которого было, что он обитает в Вигата: девчушка, встретив его случайно близко-близко, могла смутиться .

В остальном ничего плохого о докторе Ландолина сказать было нельзя. Он   двадцать пять лет был  верным образом  женат на Антониетте Пальмизано -   доброй, улыбчивой великанше.  Единственно, господь не благословил эту пару детьми. Но по поводу медика - никогда никакого плохого слова, никакой сплетни.

До того момента, в который Мариучча встала со стула перед докторским столом и пошла за ширму раздеваться, в сердце гинеколога не произошло ничего необычного. Очкастая девчушка, которая отвечала односложно, вспыхивая, на его вопросы, была абсолютно незначительной.

Но когда она, в стыдливой чёрной рубашке и без очков (она их автоматически снимала всякий раз, когда раздевалась) вышла из-за ширмы, с кожей, вспыхнувшей розовым огнём от стыда, и расположилась на кушетке, в сердце пятидесятилетнего Ландолина заиграла безумная симфония, которую никакой композитор, наделённый чувством, не осмелился бы написать: в ней сотни и сотни галопирующих барабанов заменили высокий полёт одинокой скрипки, с вторжением тысячи медных духовых инструментов, которые противостояли двум плавным голосам фортепиано.

Он дрожал весь, даже вибрировал, доктор Ландолина, когда положил руку на Мариуччу, и сразу же, в то время как величественный орган начал своё абсолютное соло, почувствовал, что тело девушки отвечает ритму той же самой музыки.

Синьора Кончетта Сикурелла, в замужестве Кольиторе, которая сопровождала дочь и ожидала в зале конца визита, отнесла к девственному смущению розовый огонь на щеках и лихорадочный блеск в глазах Мариуччи, приведённой в кабинет девчушкой и вышедшей через час готовой женщиной.

Ландолина и Мариучча практиковали свою игру на приеме у доктора целый год: после каждого визита Мариучча выходила всё более раскрасневшаяся и похорошевшая, в то время как, наоборот, Анжела Ло Порто, медсестра, двадцать лет тайно влюблённая в  доктора, день ото дня становилось всё более худой, нервной и замкнутой.

**

- Есть новости? - поинтересовался Сальво Монтальбано, входя в офис в девять утра, в последний день мая, понедельник, думая уже о середине августа. Мысли  об отпуске были потому особенно навязчивы, что он провёл субботу и воскресенье в загородном доме своего друга Николо Дзито.

- Найдена машина доктора Ландолина, - ответил ему Фацио.

- Была украдена?

- Никак нет. Вчера утром пришла к нам плачущая синьора Ландолина, чтобы сказать, что муж на ночь не вернулся домой. Мы провели розыск - напрасно. Сегодня утром, на рассвете, один рыбак увидел машину, разбившуюся о скалы на мысе Рушелла. Туда отправился Ауджелло и вскоре позвонил. Это машина Ландолина.

- Несчастный случай?

- Сказал бы, нет, - ответил,  входя в офис, Мими Ауджелло. - Дорога далеко от обрыва на мысе Рушелла, нужно добираться туда специально,  не попадешь по причине потери контроля над машиной.  Нужно специально туда направиться, чтобы рухнуть вниз.

- Ты думаешь, речь идёт о самоубийстве?

- Нет другого объяснения.

- В каком состоянии труп?

- Какой труп?

- Ты же мне говоришь, что Ландолина убил себя?

-  Да, но, видите ли, двери от удара о скалы открылись, тела нет, должно быть,  оно упало в море.  Один из местных сказал, что абсолютно точно течение отнесёт его на пляж Санто Стефано.  Найдём его там через несколько дней.

- Хорошо, занимайся ты этим делом.

***

Вечером Мими Ауджелло сделал свой отчёт Монтальбано.

Он не нашёл никакого объяснения самоубийству врача. Тот был  здоров, не имел долгов, даже был богат (имел свою собственность  в родном Комизо, кроме того ещё и жена имеет свою), не имел тайных пороков, речи нет о шантаже.

- Вдова...

- Не говори "вдова", пока не найдено тело, - прервал его Монтальбано.

- ...синьора потеряла голову, она не находит никакого объяснения произошедшему, думает, что у него
случилось какое-то внезапное помрачение рассудка. Я также  навел справки на работе. Но ничего. Он не оставил никакой записки, там ничего не знают. Завтра поговорю с медсестрой, она почувствовала себя плохо и ушла домой. Но не думаю, что она откроет мне что-то новое.

***

Но, напротив, медсестра Анжела Ло Порто имела много чего открыть и сделала это на следующее утро, явившись собственной персоной в комиссариат.

- Это всё театр, - начала она.

- Что?

- Всё. Упавшая машина, труп, которого не нашли. И доктор не покончил жизнь самоубийством - он убит.


Продолжение следует.