Блок. Как тяжело ходить среди людей... Прочтение

«Как тяжело ходить среди людей…»



                Там человек сгорел.
                Фет





                Как тяжело ходить среди людей
                И притворяться непогибшим,
                И об игре трагической страстей
                Повествовать еще не жившим.
 
                И, вглядываясь в свой ночной кошмар,
                Строй находить в нестройном вихре чувства,
                Чтобы по бледным заревам искусства
                Узнали жизни гибельный пожар!
                10 мая 1910







     « –  вглядываясь в свой ночной кошмар // Строй находить в нестройном вихре чувства» – сравните: «К Музе»:

                «         …зачем на рассвете,
                В час, когда уже не было сил,
                Не погиб я, но лик твой заметил
                И твоих утешений просил?
                29 декабря 1912»

     Тоже кошмар и тоже попытка, “вглядевшись” в него, попросить “утешений” Музы, то есть заслонить ночной ужас написанием о нем стихотворения.

     « – …ходить среди людей // И притворяться непогибшим» – совершенно непонятно, в какой реальности происходит всё это: это он в ночном  кошмаре ходит среди “людей” – помните Диогена который среди белого дня с факелом бродил по Афинам в поисках человека? Или бродит по своему «всемирному граду»? Или, вырвавшись из «лиловых сумерек» его «подземных троп», где он ходил «…один, утратив правый путь…// Средь ужасов и мраков потонуть» (Песнь Ада), теперь почти с оторопью смотрит на живых в реальном Санкт-Петербурге?
    
     А “люди” – это те самые, которые в «паноптикуме печальном»:

                «Она лежит в гробу стеклянном,
                И не мертва и не жива,
                А люди шепчут неустанно
                О ней бесстыдные слова…
                16 декабря 1907»

     Те  самые, которые у Северного Моря:

                «Что' сделали из берега морского
                Гуляющие модницы и франты?
                Наставили столов, дымят, жуют,
                Пьют лимонад. Потом бредут по пляжу,
                Угрюмо хохоча и заражая
                Соленый воздух сплетнями…
                Сестрорецкий курорт»

     Чуть ли не впервые столкнулся он с такими ещё страшной осенью 902-ого года, перед самым объяснением с Любовью Дмитриевной, когда был на грани самоубийства:

                «…На всем уловил печать.
               
                По улице ходят тени,
                Не пойму — живут, или спят…
                Прильнув к церковной ступени,
                Боюсь оглянуться назад.

                Кладут мне на плечи руки,
                Но я не помню имен...
                5 ноября 1902»

     Впрочем, на счет “впервые”… Ещё после первого дня в гимназии, его мать спросила: и как там? – он ответил: «Люди».

     Судя по черновикам, первоначально о своем ночном кошмаре герой стихотворения рассказывает не вообще граду и миру, а молодой («еще не жившей») женщине. Причем, не после “пробуждения”, вспоминая его, а в самом процессе – «вглядываясь» в него, как в основном тексте или его «хладно созерцая», как в черновиках.

А.А. Блок. «Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ»:
    
     «
     Черновые наброски в ЗК30 (ЧН ЗК30) [Черновые Наброски Записной Книжки №30]:

                Как тяжело ходить среди людей
                И притворяться непогибшим.
                [Ты]

                Чтобы по бледным заревам искусства
                Узнали(4) жизни гибельный пожар.

     (4) – Было начато: Узнала

     5   
      б.           И хладно созерцать ночной кошмар,

     »

     О том же адресате стихотворения (молодая женщина)  намекает и эпиграф.   Напомню, что эпиграф у Блока – это не выжимка сути, а  ссылка на первоначальную сцену, на ту печку, от  которой следует начать танец смыслов.
     Приведу полный текст стихотворения Фета:

     «
                Когда читала ты мучительные строки,
                Где сердца звучный пыл сиянье льет кругом
                И страсти роковой вздымаются потоки, —
                Не вспомнила ль о чем?

                Я верить не хочу! Когда в степи, как диво,
                В полночной темноте безвременно горя,
                Вдали перед тобой прозрачно и красиво
                Вставала вдруг заря.

                И в эту красоту невольно взор тянуло,
                В тот величавый блеск за темный весь предел, —
                Ужель ничто тебе в то время не шепнуло:
                Там человек сгорел!
                15 февраля 1887
     »

     И тогда его «хождение» – это неотъемлемая часть кошмара. Это не он – уже мертвый, это они – еще не погибшие, про будущие «кошмары» которых он всё знает: вот эту – задавит в обезумевшей толпе перед последним отходящим из Крыма пароходом,  этот – зарежет свою большевичку-жену, а эта, хохочущая «хохлушка», «первая любовница», потеряв всё и всех, нищей умрёт в психбольнице, и в полЕ её грязной исподней сорочки найдут пришитую к ней пачку его юношеских писем, перевязанных тусклой, когда-то розовой, ленточкой…

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     По воспоминаниям Э. Герштейн, О.Э. Мандельштам назвал стихотворение "самым гениальным стихотворением Блока" (Герштейн Э. Новое о Мандельштаме // Наше наследие. 1989. № 5. С. 110).
     »

     … а этот умрет от истощения у лагерного костра, хрипя перед смертью строфами из сонетов Петрарки.