Уж

                1

              Дарья проснулась среди ночи. «Не лежи, вставай. Чтобы противостоять чему-то, нужно крепко стоять на ногах. Не сдавайся. Всегда есть шанс», – сказали ей во сне. Она вспомнила, что болеет уже...  Нет, она не знает, сколько дней или недель лежит без движения.
              Женщина вздохнула, приподнялась, села на кровати, пошевелила пальцами рук, ног. Цепочка с кулоном перекрутилась на шее – она ее поправила.
              В темноте не увидела платья на спинке стула, ногами безуспешно пыталась нащупать обувь (помнила, что туфли оставила здесь), собрала спутанные волосы в пучок и вышла из квартиры в белой ночной рубашке и босиком.
             
              Верхушки высоких домов поглотил туман. Луны не было. Фонари не светили. Улица дремала в глубоком сне – оправдывала свое расположение в спальном районе.
              Стопы чувствовали мягкую землю, за день нагретую июльским солнцем.        Приятное тепло растекалось по телу. «Но почему земля, а не асфальт?» – мелькнула мысль.
              Дорога повернула налево, сузилась до тропы.
              Женщина недоуменно оглядела деревянные домики с овальными окошками, похожими на желтки, и пошла к слабому свету в конце улицы.
              Скоро рассвет.
              Странное беззвучие пугало ее. Как же без звуков? Они словно ориентиры: предупреждают об опасности, обещают покой, наполняют радостью, напоминают об ушедшем.
              Женщина наклонилась к белым цветам с большими плотными лепестками, словно фарфоровые. Они не пахли.
              Дарья оглянулась. Люди приближались к ней. Они шли на расстоянии друг от друга, не разговаривали и смотрели не на попутчиков, а на свои босые ноги.       Она решила спросить у них дорогу.
              «А куда я иду?» – опешила она.
              Оглянулась на домики. Как это она не заметила надписи на них? На первом табличка – «Счастье», на втором – «Страдание».
              Люди заходили во второй.
              Они не видят место, где их ждет счастье? Значит, мы сами выбираем страдание?

              Распахнулась дверь третьего дома, прервав ее мысли. Резкий свет разорвал темноту, и она зажмурилась.
              Когда открыла глаза, увидела возле себя несколько человек. Справа горестно покачивалась пожилая женщина в платке, слева стояла молодая с печальным лицом. Дарья оглянулась. Позади – мужчина лет сорока с выцветшими по-стариковски глазами и женщина с бесцветным лицом, словно на нем ластиком стерли брови, ресницы, губы.
               Приблизился юноша с красными руками. «Да это же кровь!» – испугалась Дарья и отскочила от него.
               Люди подходили и покорно останавливались, ожидая разрешения войти. Они напомнили манекены: тела будто выточены из дерева, руки покорно висят вдоль тела, головы опущены.
               Некоторые неразличимы в сумраке – видны только силуэты. Другие – в ярком сиянии, но освещал их не солнечный или лунный свет, оно шло от них самих и создавало яйцеобразный кокон вокруг тел.
               «А я? Они меня видят?» – Дарья не могла понять, на какой стороне она: светлой или темной.
               Женщина прислушалась. Голоса людей не звучали, а шелестели, словно листва в умирающем саду. Она различила слова «покаяние» и «прощение». Люди спешили прошептать каждый свое, словно им отведено короткое время на осмысление того, что скрыто в этих словах.
               Дарья вздрогнула, вспомнив свой грех. «Ребенок, я бросила ребенка», –она не услышала своего голоса, слова отлетели бесшумными мотыльками.
               Неожиданно шепот стих, люди тенями метнулись к дому и исчезли.

                2

               Лиза отложила книгу. Смеркалось. Дождь подходил с протяжным шуршанием. «Как голоса в книге Аси Серовой», – подумала она. Девушка прочитала несколько ее романов о любви, женской судьбе, но этот оказался непохожим на остальные. «Странно, что об авторе ничего не известно. Вероятно, публикуется под псевдонимом, – подумала она. – Знаю только, что она живет в нашем городе».
              Лиза легла на диван и читала до позднего вечера. Трудная судьба Дарьи и мистические события так захватили ее, что она забыла про ужин. Почувствовав голод, сделала бутерброд, налила чаю, села возле окна.
              Она любила смотреть на город сквозь змейки дождя по стеклу. Размытые силуэты зданий, деревья, с извивающимися голыми ветками, дрожащий расплывчатый свет от проезжающих машин – как в любимом фильме «И дождь смывает все следы». Открыла окно. С наслаждением вдохнула запах осени. Увидела конверт на подоконнике и нахмурилась.
              Когда уже лежала в постели, вспомнила фразу из книги: «Крепко стой на ногах. Горизонтальное положение пассивно».
              Хватит ли у нее сил?
              «Я тебя уничтожу» – сказал ей директор. Она не хотела вспоминать об этом перед сном, но вновь и вновь возвращалась к вчерашней встрече с ним.

              Он был похож на ужа. Его так и называли за глаза. Во время разговора он вытягивал голову вперед, высовывал длинный язык (казалось, раздвоенный), проводил несколько раз по губам и в упор, не мигая, глядел на жертву круглыми желтыми глазами.
              Невозмутимый и хладнокровный, он, не меняя ни тона, ни темпа речи, мог унизить человека и «прибить» чувство вины. Сотрудники боялись его слов, словно за каждым скрывалась ловушка, и старались не выходить из своих кабинетов, чтобы лишний раз не попадаться Ужу на глаза.
             
              Девушка три месяца работала в его строительной компании заместителем начальника финансового отдела. Он еще не вызывал ее к себе, чему она была несказанно рада.
             Лиза не раз подходила к Анне Петровне, своей начальнице, сообщая о тех несоответствиях, что находила в документах. Но та велела не обращать внимания, мол, не ее дело и добавляла: «А ты глазастая».
             До Лизы доходили слухи о богатстве Ужа, судачили о счетах за границей, о квартире в Англии, где учатся сыновья.
             Вчера он явился к ним в отдел и все, как примерные ученики, встали, не поднимая глаз.
             – Садитесь, – прошипел он. Дал указания. Сделал выговоры.
             – А вы зайдите ко мне, – буркнул в сторону Лизы.
             Она шла за Ужом, холодея от страха. «Пропал цыпленок», – услышала сочувственный шепот. Невысокая, щуплая, с русыми короткими волосами, бесцветными бровями и ресницами, она действительно напоминала нахохлившегося цыпленка.
             Он опустился в кресло, повёл подбородком, словно галстук был завязан слишком туго, вытянул голову в ее сторону. Лиза прислонилась к столу, чтобы не упасть, запиналась, путалась в листах отчета. Уж смотрел на нее, не отрывая круглых глаз от ее красного лица.
             Когда она замолчала, заговорил, не повышая голоса, произнося фразы четко, отрывисто, делая угрожающие выпады головой. Лиза сжалась. От страха она не понимала его слов.
             Уж подошел и встал рядом. От всей его высокой и гибкой фигуры веяло холодом.
             – Я доволен тобой, – сказал он, протягивая конверт. – Сработаемся.
             Едва уловимая тень улыбки мелькнула в уголках его губ и исчезла. Лицо, смуглое и гладкое, как яйцо, не подтвердило это довольствие – осталось бесстрастным. Лиза поежилась.

              Дома она открыла конверт и, увидев доллары, растерялась. Положила деньги на подоконник и смотрела на них в недоумении. Да, она хороший работник, но… За что такая сумма?

              «Все, не думай об этом», – приказала себе девушка.
              Во сне ее охватил болезненный страх, проник вязким туманом, путал мысли, они распадались на части и ускользали.
              «Я докажу, что он вор», – хотела крикнуть в отчаянии, но горло стягивало, словно проволокой. Она испугалась, что потеряла голос.

              Утром она представляла, как твердо и спокойно скажет директору о том, что заметила в документах, и вернет деньги.
              Поглощенная этими мыслями, выскочила из дома, забыв зонт, и капли дождя стекали по лицу и шее.
             
              Лиза бросила куртку на стул, вытерла салфеткой лицо и направилась в его кабинет. «Еще не пришел», – сказала секретарша и пообещала, что даст знать, как он появится.
              Уж вызвал ее сам. Предложил сесть. Она примостилась на краешек стула.
              –  Анны Петровны не будет три дня. Ты за нее. Подпиши эти бумаги. – Он протянул ей несколько листов.
              Лиза начала читать первую страницу.
              – Просто подпиши, – повторил он повелительным голосом, не допускающим возражений. Губы его вытянулись в ниточку.
              – Нет, – сказала Лиза. – Я проверяла эти отчеты вчера, здесь несоответствие...
              – Подписывай, – перебил он ее. Губы сделали такое движение, будто у него во рту лягушка. Лизе казалось, что слова ядом стекают с его губ. Ей привиделось, что он вытянулся над столом – темный, мрачный, опасный – и вот-вот коснется ее.
              Лиза встала и повторила, что не будет подписывать. Открыла сумочку, достала конверт с деньгами, положила на стол.
             – Я не собираюсь за ваши махинации садиться в тюрьму. А еще посмотрите это. – Она тяжело вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду, и протянула документы, уличающие его.
              Он полистал их. Шумно сглотнул, словно подавился.
              – Ты… – выскочил из-за стола, подошел, тяжело дыша и возвышаясь над ней, как изваяние. – Что ты о себе возомнила? – В голосе Ужа слышался визг пилы. Он усмехнулся. Отошел. Втянул голову и пристально посмотрел на девушку. Холодный взгляд прошил ее насквозь. Лиза поежилась. Внешне она оставалась невозмутимой, успокаивала себя, что ужи не ядовиты и их бояться не стоит.
              Его лицо застыло, будто отлитое из бронзы, и только мрачный огонь желтых глаз подтверждал, что он живой. Вдруг щеки дернулись, рот приоткрылся (жало вылезет, подумалось Лизе), голова вытянулась вперед, шея напряглась. Лиза отпрянула, опасаясь, что он бросится и заглотнет ее, как змея жертву.
               Страх парализовал ее.
               Трясти ее стало позже, когда она вышла из его кабинета.

               Дома Лизу встретил кот, прижался к ее ногам. Она взяла его на руки и легла на кровать. Рыжий дружок улегся рядом, шершавым язычком лизал ее ладонь, а Лиза гладила его и думала о том, что кроме кота у нее никого нет. Родителей потеряла рано. С парнем рассталась, и, когда боль утихла, поняла, что приняла верное решение. Егор подавлял властностью и стремлением подчинить. Да, он добр, но не придется ли за эту доброту расплачиваться большим: внутренней свободой?
                Уснуть не удавалось, и Лиза читала.


                3
               

                «Я виновата, дочка», – эту фразу Дарья повторяла и повторяла, будто вытачивала из камня.
                Улица не кончалась. Дома спали с открытыми глазами. В немоте пространства ее мысли путались, исчезали, как перед падением в беспамятство во время наркоза. Она взглянула в высь, но голова закружилась от неживого неба без облаков, без сияния – как перед рассветом или во время умирания дня.

                Вдруг явился свет, и сумрак исчез. Высветились складки на лбу идущего навстречу мужчины, сетка морщин на лице старухи, блестящие глаза юноши.

                Дарья больше не задавалась вопросом, зачем она здесь. Она знала.
                «Но я больна. Прикована к постели. Я умерла? Я слышала, как врач сказал, что мне осталось не более месяца. Он говорил с той девушкой, что сидела возле меня. Кто она? Доктор сказал ей: «Она вас оставила малюткой. Как же вам удалось ее найти?» Кому он это сказал? Кому?» – Закричала она и почувствовала, что кто-то за ней наблюдает.
                Дарья догадалась Кто. «Он знает, что я сделала. Он – как добрый глаз, что следит за всем, как огромное сердце, что согревает и светит», – подумала она. И взмолилась: «Ты знаешь каждый мой шаг на земном пути. Будь добр, покажи дорогу домой».
                Вспыхнул широкий золотистый луч, и она зажмурилась.
                Когда открыла глаза, рядом стоял высокий старец с длинными белыми волосами и бородой – как тополь в пуху.
                – Ты боишься света. Живешь в темноте. Думаешь, что зрячая, но, как и многие, слепа, – произнес он, и Дарья увидела в нем свет, рожденный добротой.
                – А те, что встретились мне? Почему они в темноте? – Спросила она.
                – Слепое блуждание души. Надо не искать свет, а быть им.

                Дверь дома открылась. Золотистая тропа пролегла к ногам людей, они встрепенулись и пошли по ней.

                Дарья не знала, следовать ли ей за ними.
                Старец взглянул вниз и сказал:
                – Муравей ползет по твоей ноге, но ты не чувствуешь. И жизнь не чувствуешь.
                – Я умерла? – спросила Дарья.
                – Тебе ещё не время.
               Она облегченно вздохнула и стала рассказывать о том, что оставила в больнице новорожденную дочь-инвалида, потому что у нее не было жилья и денег. Дарья запнулась. О чем она говорит? Не это главное. Она – преступница!

                Сквозь сбивчивое плетение слов старец услышал горькую историю жизни.
               – Пойдем, – позвал он, и она поспешила за ним и, став невесомой, оторвалась от земли. Ее проводник в белом развевающемся одеянии был похож на облако, и она боялась, что он исчезнет.
       
               Они приблизились к высокому стеклянному зданию с куполом, напоминающим цирк.
               – Ты найдёшь здесь то, что ищешь.
               В помещении не было зеркал, а она хотела посмотреть на себя, удостовериться, что она не бесплотный дух.
               – Зачем тебе зеркало? В нем мы видим, что хотим, не думаем о своей жизни и поступках, а только о том, сколько появились морщин или складок на лбу. Загляни в себя, там ты настоящая.
                Распахнулась одна из дверей, и Дарья увидела круглую комнату, похожую на школьный кабинет. Она вошла.
                Люди разного возраста что-то писали, одна девушка беззвучно плакала, склонившись над листом.
                Дарья подошла к столу в центре круга. На нем лежали стопы исписанных листов. Она не поняла КАК, но, не касаясь их, смогла прочитать просьбы о здоровье, деньгах, любви.
                Она села за свободный стол.  Перед ней явился чистый лист, карандаш и свиток, а в нем события ее жизни – до болезни. Дарья читала и плакала. Она не сразу стала писать. Слезы собирались в струйки и бежали по лицу и шее – сначала холодные, будто таяла сосулька, потом теплее.

                Дарья отнесла лист на стол и вышла из «класса». Оглядела одинаковые двери по кругу помещения и задумалась, какая ведет на улицу.
                Круг… Наша жизнь – замкнутый круг, нет начала и конца. Эта мысль не принадлежала ей, она витала возле нее, словно бабочка.

                – Да, – мягкий голос старца прозвучал совсем рядом, но Дарья его не видела. – Не так много вариантов событий и судеб. Жизнь идет по кругу, по известному сюжету – их тоже немного, они повторяются. Только душа уникальна. Но познать душу другого невозможно, только почувствовать главное. Да и сам человек часто прячет ее подальше, а то хуже – связывает ее, не дает дышать и парить свободно. Мы однобоко судим людей. – Голос его стал тверже, в нем слышалось сожаление. – Чувства, эмоции кипят, как скрытая лава. Лишь изредка, когда ни принципы, ни законы, ни земные правила не в силах сдержать их, они изливаются огненной рекой: любовь или ненависть, добро или зло. Это делает душу оголенной, истинной. Не всегда такое нравится окружающим, да и самому человеку. Но это необходимо, дабы душа не болела, готовая разорваться на части.
                Он замолчал.
                Одна из дверей распахнулась, но не на улицу, а в темную комнату. В ней метались, стонали и выли тени. Страх льдистыми когтями схватил женщину.
                – Я в аду?
                – Не ты в аду, а ад в тебе, – сказал старец.
               Дарья хотела спросить дорогу домой. Ей надо найти дочь и попросить прощения.
               – Оглянись, – мягко произнес старик.
                За спиной женщины струился свет. Он выхватил старенький белый домик с ситцевыми занавесками и горшком алоэ на подоконнике.
               – Это же дом моих родителей! – крикнула она и бросилась к нему.
                На крыльце сидела малышка и плакала.
                Дарья опустилась перед ней.
                – Ты не можешь войти?
                Девочка взглянула на нее с укором, и Дарья вздрогнула, вспомнив взгляд новорожденной дочки, когда последний раз держала ее на руках. Дарья прижала девочку к груди, плакала и просила: «Прости… Прости…»
                Лицо малышки посветлело. Нежные ручки обхватили шею матери, она протяжно шептала ей: «Не у-ми-рай…» И долгое «рай…» билось в груди женщины, как голубка.
                Дарья сняла с себя кулон с изображением Богородицы и надела дочке. И появилось сияние. Малышка приподнялась над землей – невесомая и золотистая. Дарья пыталась удержать ее, но девочка вознеслась и слилась с лучезарным небом.
                Женщина рыдала.
                Старик утешал ее:
                – Дочь нашла тебя. Не ты ее искала, а она. Она простила тебя. Запомни: скрытая, все направляющая сила – это прощение. Оказавшись во мраке, ты постигла ценность света, покаялась в грехе и обрела время и смысл существующего. Свет в тебе стал сильнее, и тьма отступила. Запомни: надо быть светом.
                – Если получено прощение за прошлое, я могу иметь настоящее?


                4

                Утром Лиза поехала на работу не на автобусе, а заказала такси. Она везла торт и сладости. Сегодня ей исполнилось двадцать пять.

                Голос у девушки зазвенел от волнения, когда она вошла в кабинет и увидела на столе цветы и пять алых шаров, привязанных к спинке ее стула.
                – Спасибо! – она обняла женщин, что подошли ее поздравить.
                В перерыве, когда пили чай со вкусностями, их смех прервал телефонный звонок. Секретарша сказала, что шеф просит принести документы к нему домой.
                – Он заболел? – Спросила Лиза.
                – Нет, что-то с женой.
                Одна из женщин сказала:
                – Так нередко бывает. Когда жене грустно, он остается дома.
                Лиза удивилась:
                – Какой заботливый муж.

              Она взяла синюю папку с отчетом и несколько документов с неоспоримыми доказательствами, что Уж – вор.
              Мелькнула мысль, может быть, не стоит портить себе день рождения. Но она вспомнила слова из романа: «Чтобы противостоять чему-то, нужно крепко стоять на ногах. Никогда не сдавайся».
               Все выскажу ему и уволюсь, решила Лиза. Сунула документы в сумку, надела куртку, обмотала шею шарфом – грубый, он колол ее, но и согревал неплохо.
               На улице Лизу встретил неторопливый ноябрьский дождь. Она смотрела, как крупные капли гулко падали на асфальт и разлетаясь на мелкие шарики, и думала, что так же рушатся ее надежды.

               Перед квартирой Ужа она стояла несколько минут, не решаясь нажать кнопку звонка. Вздохнула, тряхнула головой, сжала замерзшие кулачки в карманах старой куртки – будто собрала силы. Мысли, как тени, беспокойно метались, отталкивая одна другую: может быть, не сейчас? не у него дома?
               Позвонила.
               Девушка в переднике открыла дверь и убежала на кухню, откуда доносился вкусный запах жареного мяса.
               Лиза вошла. Квартира светлая, опрятная, каждая вещь на своем месте.
               – Здравствуйте, – услышала она голос и какой-то непонятный звук, будто катилась радиоуправляемая детская машинка. Лиза обернулась и увидела женщину в инвалидной коляске.
               – Ася, – представилась хозяйка.
               Лиза опешила и не сразу назвала свое имя.
               Ася понравилась ей добрым взглядом и мягким движением губ с розовой помадой, что очень шла к ее светлой коже. «Как молодо она выглядит», – удивилась Лиза.
                Девушка заметила тонкие слабые руки женщины и подумала о том, что ей тяжело управлять коляской.
                – Ты принесла запах дождя на волосах, – сказала Ася. – Я люблю дождь.
                – «Серебристые ноябрьские дожди – эти слезы поздней осени – скоро застынут льдинками», – процитировала Лиза из романа Серовой.
                Ася улыбнулась.
                Лиза не стала говорить, что, прочитав эти строки, представила стылые сердца старых людей, их холодные ноги и слезящиеся глаза. Она выросла с бабушкой и дедушкой и, когда они стали немощными, ухаживала за ними. Она знала, как печальна старость.

                На кухне гудела вытяжка, слышалась негромкая музыка. Вошла девушка:
                – Обед готов.
              В зале появился Тарас Григорьевич.
              – Пригласишь Лизу обедать с нами? – сказала Ася.
              Слабая улыбка тронула его красивые губы:
              – Будем рады. – Он сделал Лизе жест рукой, показывая, куда идти, а сам наклонился к жене, погладил по голове, как ребёнка, поцеловал в волосы. Она взяла его за руку и в ее глазах замелькали серебристые искорки.
               Тарас Григорьевич покатил коляску в столовую.
               Лиза представила, как в молодости он поднимал тонкую и легкую Асю на руки и обнимал, а она исчезала в его объятиях.

               Во время обеда он спросил жену, заботливо понизив голос:
                – Ты отправила рукопись? Когда планируют напечатать?
                – Так это вы? Ася Серова? – воскликнула Лиза. – Но у вас другая фамилия.
                – Это мой псевдоним, – засмеялась Ася и смех ее был таким же молодым, как и она сама.
                – Я прочитала все ваши романы. А в сумке у меня последний, осталось несколько страниц.
                – Он вам понравился?
                – Не похож на другие.

                После обеда Тарас Григорьевич пригласил Лизу в кабинет. Он не включил лампы, и комната казалась серой от тусклого света дождливого дня.
                – Давайте отчет, – взглянул он на нее и холод потушил теплые искорки в его глазах, что остались после разговора с Асей. «Как может человек так быстро меняться?» – подумала девушка, протягивая синюю папку. Листы с компроматом упали на пол. Она быстро их подняла и сунула в сумку.
                – Что-то еще? – Спросил он, когда закончил просматривать бумаги.
                Лиза поняла, что он имел в виду выпавшие документы.
                – Нет, это все.
                Он втянул голову в плечи, посмотрел на нее, не мигая:
                – Сегодня можете не идти на работу. У вас же день рождения?

                Когда они вернулись в зал, Ася предложила Лизе задержаться и выпить кофе.
                – Вот и отлично, – сказал Тарас Григорьевич. – А я на работу. Расскажешь ей о своем новом романе.
                Он надел великолепное дорогое пальто, нагнулся к жене, и она поправила ему шарф. Кашемировый и мягкий, заметила Лиза.

                Кофе был вкусным, а рассказ хозяйки о себе – горьким. Лиза узнала, что восьмилетняя Ася с родителями попала в автомобильную аварию. Отец погиб, девочка стала инвалидом. Мать не пострадала, через год вышла замуж, а дочь отдала в детский дом. Там Ася подружилась с будущим мужем, который был старше ее на пять лет.
                Лиза хотела спросить о детях, но Ася опередила ее:
                – Мальчиков мы взяли в Доме малютки. Они уже студенты.
                – А ваша мать? – не удержалась Лиза.
                – Я ее искала. Долго. Нашла больную. Сейчас все в порядке. Она живет за городом в нашем доме, мы приезжаем к ней на выходные.

                Лиза попрощалась и обещала позвонить вечером, как только дочитает роман.

               Небо выбросило последние струи дождя и успокоилось. Густые тучи разорвались, среди них показались синие просветы. Город повеселел. Прохожие улыбались. Два воробья что-то нашли на земле, клюнули, защебетали и взлетели.

              «В каждом человеке есть свет и тени», – эти слова из романа она произнесла вслух. Прохожий остановился и внимательно посмотрел на нее.
              Девушка сунула руку в карман; палец попал в дырку.
              Она заплакала.

                7

               – Не умирай…  – протяжный голос дочери, будто ниточка, держал Дарью, не позволяя душе покинуть тело.
                И она шла на родной голос.
                Не заметила, как оказалась в городе. В высотках, словно медовые соты, светились окнах. Пахло туманом. Сухая травинка кольнула ногу. Взметнулась большая птица; свист воздуха от ее крыльев быстро стих.
                На светофоре остановилась машина. Из ее открытого окна неслись новости. Дарья улыбнулась: мир существует – звучный, цветной, ароматный.
                Утро растворило тьму.

                Женщина подошла к своему дому, поднялась на пятый этаж, открыла дверь и увидела себя, умирающую, на кровати.
                – Она дышит ровнее, губы розовеют, – удивленно произнес мужчина, склонившийся над ней.
                Дарья открыла глаза. Доктор смотрел на нее. Рядом с ним – незнакомая девушка.
                – Мама, – прошептала она. – Мама...
                Дарья увидела на ее шее кулон, который она надела малышке, когда оставляла ее в больнице.
                – Прости меня, дочка…
               Луч солнца вытянулся на кровати, коснулся бледной руки женщины.
                – Где ты была? Я тебя так долго искала, – плакала девушка.
               «Там, где очищаются души», – подумала Дарья.