22. Кто сможет вернуться

Ведь я давно во всё утратил веру.

– Многие в наши годы утратили веру. Да, биологам и любителям путешествий легче всего, наверное. Любознательность не даст остановиться. Поиск края, где не был. Вероятно, так. Не задумывалась об этом.

– Не так однозначно. Да и не все путешественники хотят начать сначала. Я вот думаю, Мамедова, наверное, не захотела бы, хотя, как мы с ней авантюризировали! Не сравнить тот риск ни с чем. Обворованные в Туркмении, прибыли с тремя рублями в кармане в Баку. Для двух девиц, ночующих на Бакинском вокзале, это похлеще, чем ночёвка в клетке с тиграми. Хорошо, имели короткие стрижки и больше походили на мальчишек. Нас пожалела утром уборщица из кафе, когда мы зашли купить одну тарелку манной каши на двоих, на большее денег после отправки телеграммы не хватило. Приютила, и мы прожили у неё неделю, пока родители прислали деньги на дорогу домой. Она кормила, поила и дала кров совершенно бесплатно, вернее, не ожидая от нас ничего.

– Аська, так на какой курс отправляемся? Будем там, наверно, странно выглядеть. Нам бы ещё кого-нибудь из наших соблазнить, трое – уже компания.

– Подумаем. Мне часто снится сон, что я, умудренная жизненным опытом, попадаю на занятия в универ. Чувствую себя сначала не в своей тарелке, а потом любопытство всю неловкость заменяет. Тебе же тоже любопытно, как это будет. Думаю, или с самого начала начнем, или со второго курса. У нас хорошая группа была.

– Стоит подумать и поискать третьего для компании.

И мы почему-то расхохотались, как ненормальные, представляя лица наших одногруппников в те годы.

– А бонусы в финансовом эквиваленте от того, что мы знаем будущее, нам позволительны, как ты думаешь, Аська?

– Вот в этом сомневаюсь. Меркантильность и мироздание не всегда ладили, или, вернее, мироздание не всегда ладило с меркантильностью некоторых особей. Поэтому не знаю, как будет в этом случае, но рисковать не хочется. Нам бы спокойно пережить девяностые – и уже хорошо. Вон, например, древняя Греция. Там стремление работать больше, чем это нужно для удовлетворения потребностей человека, считалось неприличным.

– Мои потребности в впечатлениях удовлетворить до конца невозможно, –ответила Тома. – Может, забежим куда-нибудь? Пережить это второй раз не хочется – уволь.

– А какой-нибудь МММ образовывать – не тот у нас характер. А вот зная обо всем этом хаосе, сделать что-то, чтобы предотвратить, можно?

– Не знаю, Ася, не знаю. Много всякой глупости наделали и сейчас продолжают. Мы люди не публичные, в политику играть не умеем, вот показать бы людям, как будет, если они… – Томка задумчиво замолчала. Видимо, не знала, как впрочем, и я, что делать со своими знаниями.

– Да, думай, Томочка, думай. Понять бы, как жить по-другому в глобальном плане. Где жизнь вправо увести, где влево. Где на месте потоптаться. Знать бы, какое действо куда приведёт, где поворот кардинальным окажется. Как это: «там за поворотом, там, тарарам, тарарам».

– Вот именно – там-тарарам.

Мы уже допили чай, сбегали к речке сполоснуть кружки и котелок. Каша не сильно подгорела, но основательно пристала ко дну, пока мы никак не могли наговориться.

– Аська, а может, после третьего курса переведемся на заочный? И в школу распределяться не придётся. Потом просто в каком-то заповеднике окопаемся. Или, например, сразу на Дальний Восток отправимся.

– Или на Алтай. Меня там за свою принимали. Можно помечтать. Подумать.

– Придумаем себе другую биографию? Знаешь, шаманы на Алтае были уверены, что, вспоминая, обдумывая жизнь другого человека, превращаются в него самым натуральным образом. Во время ритуального танца шаман ударял в бубен, а на обратной стороне бубна была изображена фигурка более опытного шамана. Он танцевал и бил в бубен, перечисляя события его жизни, как своей. Тем самым в тело колдуна вселялась иная душа со всем своим опытом и силами. Так и мы возьмём уже прожитую жизнь Аси и Томы, ударим в бубен и получим волшебную силу новой.

– Заманчиво. И в кого ты хочешь вселиться? Или это так, к словцу? Переселение душ, память о прожитых жизнях. Это тебя заботит? Кем была и кем стала, и почему?

– А разве не интересно, кем была в прошлой жизни? Или никем не была?

– Иногда лучше не знать, чем потом мучиться от отвращения.

– Сразу так и от отвращения… Я вот помню бешеный галоп коня подо мной и степь на тысячи километров вокруг. Сабля и лошадь, и ветер, жаркий, как из духовки. Может, в прошлой жизни я была воином в войске Чингисхана, а может, во мне его кровь. Представляешь, десять процентов людей имеют ген Чингисхана. Он трахал по десять наложниц за ночь, чтобы его кровь жила в поколениях.

– А может, это память поближе? – подколола Томка. – Рассказывала же, что отец в начале войны был кавалеристом.

– Да, и это может быть. Их, три тысячи курсантов, учили кавалерийским навыкам под Новосибирском. Ворошилов верил, что конница не потеряла силу даже и в сроковые годы, когда танки и самолеты уже были всем. И эти три тысячи мальчиков были в один день брошены в снега под Москвой. И в первый же день все три тысячи полегли в снегу, расстрелянные с самолета. Отца оставили тогда ждать пополнение, и он остался жив. Но лошадей он любил безумно. Может, мне это снится.

– Кто теперь разберет.

– Может, я была шаманом на Алтае. Знаешь, ко мне там все обращались на их языке и очень почтительно. Очень удивлялись, что не могу ответить, и грустно качали головами. Там, на Алтае, я растворялась легче всего. Это были мои горы.

– А эти не твои, что ли?

– Нет, горы – они все мои, но Алтай особенный. Помню его, и сердце замирает… Силу, может, и получим, и опыт тоже, но главное – получить то, что от нас хотят. А от нас хотят, как они говорят, гармонизации и воспоминаний, Том. Кажется, даже воспоминаний, и как можно более ярких, больше, чем остального. Думаю именно их, и чтобы выковырять самые глубинные, запрятанные в самую середину памяти, болезненные или яркие и кричащие о прошлой, потерянной жизни. Вот чего хотят.

– Думаешь, им нужно, чтобы мы осознали и выправили что-то? Бредово и нереально. Никому не нужно.

Подняв с земли сухую ветку, она разломала её на несколько частей и бросила в костер. Пошевелила угли и поправила котелок, в котором закипала вода для ещё одной порции чая.

Кашей мы что-то не наелись и, не сильно заботясь об экономии продуктов, опять достали небольшие кубики сухарей, выложили их на клеёнку, порезали тоненько, экономно, сало, и продолжили разговор.

– Ты серьезно так считаешь? Я как-то и не уверена, что получится вспомнить что-то существенное. У меня с этим не просто. Вычеркивала из памяти лишнее и больное. Знать бы, что понадобится.

– Ладно, костер догорает, давай уже угомонимся. Начнём сначала, так начнём. Я уже сказала, что не против. Завтра отлично отловимся, я помню начало путешествия. Я там таких карабусов нашла! Потом еле определила, настолько они редкие.

Узкая и высокая тянь-шаньская ель, под которую мы залезли, укрыла и убаюкала две маленькие фигурки, что так смешно рвались к вершинам хребта.

Продолжение следует