Садовников Дмитрий Николаевич- многогранный талант

ПЕВЕЦ ВОЛГИ
 
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны,
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны.

 Кому не известны стихи этой песни, столь же раздольной, как Волга! Гораздо менее известно имя автора этих стихов. Между тем оно известно - Дмитрий Николаевич Садовников (1847 - 1883). Обладавший поистине многогранным талантом - поэт, переводчик, этнограф, фольклорист, историк, литературовед, публицист, он прожил недолгую жизнь, но оставил о себе добрую память.
 Детство и юность Садовникова прошли на берегах Волги - в Симбирске в небогатой дворянской семье. Матери будущий поэт почти не знал - она умерла, когда ему было три года. До шести лет мальчик жил в семье тетки - сестры матери, а потом у отца, получившего хорошее и разностороннее образование в петербургском Педагогическом институте и бывшего домашним учителем у окрестных помещиков. Не отдавая сына в гимназию и полагая, что «классическое» воспитание может лишь изувечить юную душу, он сам занимался с сыном и готовил его к поступлению в университет. Отцу Дмитрий Николаевич будет обязан хорошим знанием иностранных языков, в том числе английского, и страстной любовью к литературе.
 Детство будущего поэта прошло рядом с Волгой на улице, спускавшейся к реке и называвшейся «Спуск Степана Разина»               
 Тринадцати лет Садовников, оставшийся круглым сиротой, поступил в симбирскую гимназию, в которой превосходно учился. И хотя окончить гимназический курс ему не удалось (пришлось уйти из седьмого класса), он в дальнейшем много занимался самообразованием. В 1867 году юноша с дипломом домашнего учителя приезжал в Москву, где принял предложение состоятельного человека стать спутником в путешествии и вместе с ним побывать в Одессе, Константинополе, Крыму.
 В 1868 году на страницах «Иллюстрированной газеты» появляются два стихотворения Садовникова - оригинальное «Первый снег» и переводное «Стрела и песня» (из Лонгфелло). Уже в этой публикации определились две грани незаурядного таланта Дмитрия Николаевича - поэта и переводчика.
 Вернувшись в Симбирск, Садовников сначала давал уроки, а затем по примеру отца стал домашним учителем - в семействе товарища по гимназии. Там он познакомился с будущей женой - Варварой Ивановной Лазаревой. После женитьбы в 1871 году они переезжают сначала в Москву, а затем в Петербург. Дмитрий Николаевич становится профессиональным литератором.
«Желание ближе познакомиться с культурным и умственным развитием нашего народа заставило меня прежде всего взяться за словесные памятники его творчества», - писал Садовников. Изучение народной словесности пробудило его интерес к могучим, самобытным натурам - Ермаку, Семену Дежнёву, Ерофею Хабарову, которых он изобразил в рассказах «Подвиги простых русских людей».
 Изучая быт и историю Поволжья, Дмитрий Николаевич обнаруживает, сколь много поэзии таится в исторических сказаниях этого края. В 1872 году он печатает  большую историко-этнографическую статью «Жигули и Усолье на Волге», предваряя серию публикаций поэтических переложений легенд и преданий о Степане Разине - последнем богатыре народного эпоса - поэм и баллад «Атаман и есаул», «Астраханский загул», «Стенькина шуба», «Суд», «Приплыл Стенька Разин», «В остроге», «В Жигули!», «Настасьина могила», «Зазноба»... В них Разин предстает таким, каким хранит его память народа - грозою бояр и вельмож, купцов-мироедов и в то же время защитником притесненных и угнетенных бедняков. «Он до такой степени жив в народной памяти и удальство его было из таких крупных и блестящих, - писал Садовников, - что народ думает о Разине как о живом еще человеке, не будучи в состоянии примириться с мыслью, что такой богатырь мог умереть».
 Можно представить, насколько был изумлен и обрадован Дмитрий Николаевич, когда в 1881 году в еженедельной газете «Русь», издаваемой И.С. Аксаковым, были впервые напечатаны «Песни о Стеньке Разине» А.С. Пушкина. До сего времени эти произведения не были известны читателям. Написанные великим поэтом в михайловской ссылке, они не были одобрены высочайшей цензурой Николая I и 55 лет находились под спудом.
Красота Волги и его берегов вдохновляла Садовникова.

***

Под шапкой утренних туманов      
Молчат сосновые леса
Про удальство и чудеса
Давно погибших атаманов.

Давно в горах не свищет пуля,
Кистень в лесу не сторожит,
Лишь чайка в возрасте дрожит,
Свою добычу карауля…

Из труб поселка дым взлетает,
Земля сохою поднята,
Стучит топор, и выплывают
В горах седые беркута…

Но дух людей, которым тесен
Казался мир в избытке сил,
Родной напев поволжских песен
В своем размахе сохранил.

И песня та путиной долгой
И величава, и стройна
Несется вместе с синей Волгой
Кидая в душу семена…

Кто песню вольную заслышит,
Кто от души ее споет,
Любое сердце расколышет,
Любые цепи разобьет…

К ВОЛГЕ

Тебе несу стихи, река моя родная,
Они навеяны и созданы тобой,
Мелькают предо мной, окраскою сверкая,      
Как рыбки вольные сверкают чешуей.

Простор песков твоих, лесов живые краски,
Разливы вешние ликующей воды
И темных Жигулей предания и сказки
На них оставили заметные следы.

Я вырос близ тебя, среди твоей природы,
На берегах твоих я речь свою ковал,
В затишье вечеров и в шуме непогоды,
Когда, сердитая, ты разгоняла вал…

И я не позабыл, живя с тобой в разлуке,
Разбега мощного твоей живой волны,
И вот несу тебе мятежных песен звуки -
Ты навевала их, тобой они полны!..

 Самым любимым русским поэтом для Садовникова был Пушкин. Открытию памятника в Москве он посвятил проникновенное стихотворение «26 мая 1880 года», отождествляя рождение великого поэта с весенним расцветом природы (день рождения поэта по старому стилю приходился на конец весны - 26 мая).

В отрадный миг желанного рожденья
Все, что в наследство передал апрель,
Душистый дар последнего цветенья
Тебе весна кидала в колыбель…

Май отцветал и шел навстречу лета,
И думал он, переходя ко сну:      
«Я встретил день рождения поэта,
Он воскресит умершую весну!»

Ты оправдал святые упованья!
Заслыша песни первые твои,
В усталом сердце ожили желанья,
В немом лесу запели соловьи…

Любили мы, но спорною любовью!
Давно ль у нас топтали твой венок?
Но ты простишь минутному злословью,
Прекрасного создания высок…

Простишь нам то, что речь, тебе родная,
Вплела шипы в цветущий твой венец…
Теперь мы все сошлись на праздник мая
Твой день приветствовать, певец!..

И в честь тебя, поэта-чародея,
Певца живой любви и красоты,
Весна, как встарь, бросает, не жалея,
К твоим ногам последние цветы!..

 По инициативе Садовникова был основан Пушкинский кружок, главной целью которого было, как говорится в уставе кружка, «развитие русской изящной словесности». Сам Дмитрий Николаевич был в высшей степени наделен чувством красоты и изящного. Об этом свидетельствуют его стихи:

ЛЕТНЯЯ СКАЗКА

Идет, опустивши ресницы,
Обвита вечернею мглой
Задумчивой ночи царица
Со свитой своей золотой.

Как тени, одежды струятся,
Прозрачный колеблется стан,
И сквозь очертанья в туман
Далекие звезды глядятся.

Навстречу объятиям Ночи,
Тревогою дня утомлен,
Смежая усталые очи,
Слетает невидимо Сон.

Леса, прошумев, затихают,
Ложится речная волна;
Цветы, засыпая, вздыхают,
И клонятся травы от сна.

Под силой призывною ласки
Ночных сновидений царя
Сбегают стыдливые краски,
Вечерняя гаснет заря.         

И в час, когда все умолкает,
Не слышно ничьих голосов,
Влюбленная Ночь обнимает
Царя обольстительных снов.

Как сладки тогда сновиденья,
Людей кочевые мечты!
Но счастие - только мгновенье
Для этой влюбленной четы…

Светает, и тихо смеется
На небе другая заря -
Царица испуганно бьется
В объятьях любимца-царя.

Из глаз ее падают слезы
Росою на зелень лугов,
А сны и отрадные грезы
Взлетают толпой облаков.

«Прощай!» - по полям раздается;
«Прощай!» - отвечает в лесах;
«Прощай!» - над рекою несется;
«Прощай!» - замирает в горах.

НОЧНАЯ ГРЕЗА

Полночь. Лампа освещает
Мой рабочий стол.
Слышу: легкими шагами
Кто-то подошел…

Полевых цветов пронесся
Свежий аромат -
Я невольно встрепенулся
И взглянул назад…

Легким призраком стояла
Предо мной она.
С отпечатком тихой грусти,
Мертвенно бледна.

Но черты нежданной гостьи -
Дивные черты! -
На себе носили ясный
Отблеск красоты:

Красоты неуловимой
Своевольный склад,
А не той, которой люди
Здесь боготворят.

Это был намек, набросок,
Легкий силуэт,
А не мраморной богини
Каменный портрет…

- Я с тобой… - она сказала,
И воздушный стан
Колебался, как от ветра
На реке туман.

- Почему так долго медлишь?
Скоро ль плоть и кровь
Этим тонким очертаньям
Даст твоя любовь?

И тобой боготворимой
Молодой мечте
Суждено ль на свет явиться
В полной красоте?

Мне наскучило носиться
В океане снов!
Это сердце хочет биться
Музыкою слов…

Тихо, будто залетевший
В рощу ветерок,
Прозвучали ее речи
И ее упрек…
 
СОБИРАТЕЛЬ НАРОДНОЙ МУДРОСТИ

 Народные загадки, бережно собираемые Дмитрием Николаевичем Садовниковым в течение многих лет, составили объемистую книгу «Загадки русского народа», вышедшую в 1876 году и объединившую творения устного народного творчества 25 губерний. В предисловии Дмитрий Николаевич писал: «В загадке открылся полный простор для творческой фантазии народа». Он прекрасно понимал поэтическую природу загадки.
 Сборник загадок состоял из разделов: жилище, внутреннее убранство, утварь и посуда, двор, огород и сад, земледельческие работы, в поле, на пасеке, мир животных, земля и небо, явления природы, грамота и книжная мудрость.   
 Разделу «Жилище» предпослан эпиграф: «Не бравшись за топор, избы не срубишь». Нельзя не восхищаться меткости загадки о топоре: «Мужик идет из лесу, зеркало за поясом». Действительно, побывавший в изрядной работе при рубке деревьев топор блестит как зеркало.
 Загадка отражает суть предмета или явления, цель которого - не только проверить наблюдательность и сообразительность человека, но и раскрыть его глаза на красоту и богатство окружающего мира.
 Этот мир словно оживает в загадках в красках и звуках. «Слушаю, послушаю: вздох за вздохом, а в избе ни души». Так говорится об опаре (забродившем жидком тесте) - подходя, она поднимается и опадает, издавая звук, похожий на вздох. В комментарии к загадке о росе «Заря-заряница, красная девица, по свету ходила, слезы обронила» Садовников пишет: «Капля росы сравнивается со слезой - этот поэтический оборот взят в литературу. Современное уподобление росинки алмазу или бриллианту так бледно перед этим, так искусственно!»
«Стоит Егорий, копьем подпирается, шапкой накрывается». Когда узнаешь отгадку, то дивишься смелости поэтической мысли народа, уподобившему стоящий в поле стог сена былинному богатырю, опирающемуся на копье. «Ни свет, ни заря пошел согнувшись со двора» - коромысло изображено не тогда, когда оно лежит у пустых ведер, а когда на плечах у хозяйки, идущей ранним утром по воду.
 Образно и красочно изображена работа в поле, в лесу, на пасеке. Звери, птицы, рыбы - все, что обитает в лесах, озерах и реках - также нашло отражение в загадках. Сравните тонкое отличие неутешной птахи - кулика, который «плачет, а из болота нейдет» от вертлявой сороки: «вертится как бес, а повертка в лес».
 Над иными загадками приходится поломать голову. Чем смелее выдумка в загадке, тем труднее ее отгадка. Вот, например: «Конь стальной, хвост льняной» Вряд ли кто сразу догадается, что диковинный стальной конь, хвост у которого из льна - это игла с ниткой.
«Чем дальше углубляется читатель в книгу, тем шире раскрывается перед ним простор крестьянских полей, уделов. А дальше - звезды, небо, солнце, книга, перо. В конце загадки оборачиваются столь мудреными вопросами, что ответит на них не всякий умеющий читать и писать». Так отзывался о собранных Садовниковым загадках видный фольклорист профессор Московского университета В.П. Аникин.
 Книгу «Загадки русского народа» Садовников преподнес И.С. Тургеневу, с которым встречался на «пятницах» у поэта Я.П. Полонского. Воспоминания, написанные Дмитрием Николаевичем, сохранили подробности его общения с великим писателем, с которым он давно мечтал познакомиться. «Представился я ему перед самым уходом, причем совершенно искренно выразил свое довольство тем, что вижу его после стольких стараний увидать… Как маленькую память обо мне я передал Тургеневу свой сборник, чем по-видимому он остался доволен. «- Милости прошу ко мне, часов до 12 я дома».
Во вторник 13-го марта я навестил Ивана Сергеевича… «Садитесь пожалуйста, вот здесь - приглашал он меня, указывая на диван, а сам располагаясь в креслах. - Просматривал ваш сборник и нахожу его интересным - мне особенно нравится толковая и ловкая группировка загадок».
Я выразил сожаление, что почему он не позволит издать своих стихов и почему считает их уже до такой степени плохими.
- Бесцветны они, и я их не люблю - отвечал Иван Сергеевич.
Узнав, что его собеседник переводит французских поэтов и намеревается побывать в Париже, Тургенев радушно сказал ему:
- Приезжайте. Я вас познакомлю со всеми тамошними молодыми поэтами. Это - хороший, милый народ, веселый и искренний. Вам будут рады. Я люблю французскую молодежь.
Иван Сергеевич написал на визитной карточке свой парижский адрес и подарил Садовникову свою фотографию.

О платонической любви к народу
В журнале «Искусство», в котором Дмитрий Николаевич вел раздел литературной критики, он регулярно публиковал «Открытые письма по русской поэзии».
«Платоническая любовь к луне и соловью сменилась не менее платонической любовью к мужику, которого знали очень плохо». «…речь идет о поэзии гражданской, в которой приходится, даже находясь в благополучии, скорбеть о чужом горе. Убедительно и искренно говорить об этом - я понимаю; писать о худом положении страны статьи - да, но петь, принимая народное горе так же близко к сердцу, как свое - для этого надо быть самому  и з   н а р о д а (выделено автором - А.К.)… Для выражения такой любви мало словесного искусства, и поневоле приходится только ныть, не обращая своей энергии в другую, более практическую сторону. Только «живая любовь» дает содержание и жизнь поэзии, а не холодная филантропия пера».
 Садовников стремился решить вопрос: имеет ли право поэт писать о народном горе, сам не испытывая подобного. В поэзии того времени эта тема становилась подчас не только модной, но и доходной. В «Открытых письмах о русской поэзии» Дмитрий Николаевич охарактеризовал как «анахронизм» стремление Некрасова «преследовать помещиков и крепостное право чуть ли не двадцать лет спустя после упразднения и того и другого». Правда, Садовников, называя «Кому на Руси жить хорошо» «холодной филантропией стиха», не обвинял автора поэмы в желании  нажиться на «доходной теме» - у Некрасова были иные возможности вести весьма обеспеченную  жизнь.
 Сам Садовников сознавал горе и несчастье народа. Об этом он писал в своих статьях. «Крестьянская женщина с ребенком на руках, завернутым в грязное тряпье, с пятилетней босоногой девчонкой, цепляющейся за мамкин сарафан; два слепых, которых ведет мальчик; перекинутые через плечо заплатанные холщовые сумы; бедная сельская обстановка: соломенные крыши, ветхие крылечки и бедные люди - все это, читатель… все это вам так давно знакомо». Это строки из его очерка «Нищие на Руси». Однако писать об этом в стихах, не испытывая сам таких тягостей, он считал непорядочным, если только не преступным.      
 Много горя испытал выходец из крестьян поэт Спиридон Дрожжин, ценой большого труда и упорства пробивший дорогу в литературу. Почти ровесник Садовникова, одновременно с ним вступивший в Пушкинский кружок, он сделался к концу ХIХ века самым известным в России крестьянским поэтом, но вернулся в родную деревню и прожил там до конца жизни, совмещая творческую работу с крестьянским трудом.
 Размышления о прекрасном в искусстве и прекрасном в жизни, их сопоставление и противопоставление отразились в переведенном Садовниковым стихотворении Сюлли Прюдома:

Возвращаясь из музея,
Где стоят, как снег, белея,
Полны гордого молчанья
Афродиты изваянья,

Думал я, что эти боги
Рождены стоять в чертоге.
Прелесть их неоценима.
Но когда прошла ты мимо -

Заслонило мир искусства
Сердца сладостное чувство.
С этой чудною головкой
Ты идешь походкой легкой

В старом платье, вьются сзади
Кос волнистых, пышных пряди…
День и ночь иглой проворной
Ты работаешь упорно.

Вижу палец твой исколот;
В дверь стучат нужда и голод…
Мертвецы на пьедесталах,
А живые мрут в подвалах.

 В созданный по инициативе Садовникова Пушкинский кружок вошли писатель Н.А. Соловьев-Несмелов, высоко ценивший литераторов-самоучек, вышедших из народа, крестьянский поэт С.Д. Дрожжин
 Разбирая архив друга Пушкина Николая Языкова, переданный племянником последнего, Садовников подготовил для журнала «Исторический вестник» публикации пушкинских писем Языкову и отзывов современников об авторе «Евгения Онегина».
«Громадная начитанность доставляла Дмитрию Николаевичу блестящую эрудицию, благодаря которой он являлся редким исключением среди наших поэтов и литераторов. Он был одним из тех немногих людей, которые владеют тайною уметь оценивать и взвешивать даже вес и меру употребленного в художественном произведении слова - он чрезвычайно тонко подмечал малейшие и мельчайшие уклонения в этом отношении и ценил по достоинству каждую удачную строку в читаемой им вещи. Зло и саркастически оценивал он встреченную им художественную нелепость. Он был беспощаден ко всякой посредственности и бездарности, посмевшей облечься в уважаемую им форму печатного слова, неумолимо казнил ее, но казнил не личность поэта или автора, произведение которого он разбирал, а его стих, плод его вдохновения, форму - он казнил сочинение, книгу, а не личность автора. Доброта, незлобливость, уживчивость были характерными чертами его натуры. Он был в высокой мере наделен от природы прекрасным юмором. Недаром он деятельно сотрудничал в юмористических журналах «Будильник» и «Стрекоза». Так писал о Садовникове хорошо его знавший писатель Аполлон Коринфский.
 В посмертный сборник Дмитрия Николаевича вошли сделанные им шутливые надписи на полях книг. Так, в стихотворении популярного в то время поэта Н. Минского он отметил строки:

И утром и вечером солнце сверкало нарядно,
Лишь в полдень оно утопало во мгле непроглядно

и написал на полях:

Утром  светло,               
Вечером светло,
А в полдень темно? Где бывает?
(из пошехонских загадок)

 В последний год жизни Дмитрий Николаевич вел отдел критики в журнале «Искусство», где опубликовал ряд статей «Открытые письма по русской поэзии». Он был глубоко убежден, что народным может считаться лишь тот поэт, кто не оторван от народа, и осуждал Некрасова, писавшего о бедах народа, но ведущего жизнь богатого барина.

Кончина в расцвете таланта
Бывший профессиональным писателем, живший только литературным трудом и зависевший от непостоянных гонораров Дмитрий Николаевич безуспешно добивался должности секретаря губернского статистического комитета в одном из приволжских городов - Казани или Симбирска, не желая отдаляться от любимой реки.
Садовников умер в расцвете поистине многогранного таланта. Уже находясь в больнице, он получил верстку последней своей книги, готовой к выходу в свет -  «Сказки и предания Самарского края», но не успел написать к ней предисловия.
За него это сделал видный знаток и ценитель народной поэзии Л. Н. Майков.
«В ней представлены не только сказки, но и весь круг народной прозы, куда входят "рассказы о достоверном": легенды, предания, мифологические рассказы - былички. Некоторые сказки, записанные автором, уникальны в русской сказочной традиции» - говорилось в предисловии.
31(19) декабря 1883 г. после недолгой болезни Дмитрий Николаевич скончался в клинике профессора Боткина в Петербурге и был похоронен на Новодевичьем монастырском кладбище.
Скоропостижная смерть Садовникова была неожиданностью для всех.
«Дмитрий Николаевич был полон сил и таким жизнерадостным, каким я не видел его никогда, - вспоминал знакомый литератор о последней встрече с Садовниковым. - Он  много говорил о том, что в будущую зиму собирается переводов. Говорили и о возможности издать сказки, находившиеся еще под запретом. Надеждам этим не было конца. Но всему этому не суждено было исполниться».
«…Он вернулся нынче в Петербург только 7 декабря, - говорится о Садовникове в воспоминаниях редактора журнала «Искусство».. - Два дня подряд, 8 и 9, он был у нас в редакции, беседуя с нами, и эти беседы никогда не изгладятся в нашей памяти. Нужно было знать покойного Д.Н. Садовникова, чтобы понять, до какой степени этот талантливый и прекрасный человек всей душой любил искусство, как страстно и глубоко был он предан делу нашего журнала, как горячо любил он его, верил в успех и торжество его. В продолжении своих двухдневных бесед с нами он неумолкаемо рассказывал о множестве новых задуманных им статей: «Помните, мы в долгу перед читателями «Искусства»: мы уже высказались почти о всех выдающихся наших современных поэтах, а до сих пор еще ничего не сказали о симпатичнейшем поэте Я.П. Полонском - и потому прежде всего пойдет этюд о нем... Нет, прежде чем начать писать о Полонском, я дам этюд о Тургеневе… У меня целая тетрадь, в которую я до слова записывал все, что слышал от самого Тургенева - все его рассказы, шутки и остроты. Во время моих многочисленных встреч с ним я имел обыкновение на другой же день под свежим впечатлением припоминать все услышанное и записывать. Это будут прелюбопытные воспоминания и такие, каких наверно не появлялось еще в печати. В этих воспоминаниях я изображу «пятницы Полонского», а они весьма характерны и интересны». По единодушному мнению всех знавших поэта, это был «необыкновенно сдержанный и деликатный человек. В людях он старался находить хорошие стороны и всегда стремился помочь каждому, чем только был в силах»

Вот строки из некрологов, посвященных его памяти:
«Садовников словно метеор скользнул по тусклому небосклону молодой русской поэзии - скользнул… и оставил о себе лишь мимолетный след, как блестящая звезда, исчезнувшая в необозримом пространстве»
«Потеря его для нас тяжела теперь - потеря для народа осознается позже»               
«В тайниках души его прекрасной бил живой поэзии родник!»
«Смерть похитила у нас молодого поэта с крупными задатками настоящего поэтического таланта, который, казалось, способен был воскресить лучшие традиции русской поэзии».
«Родись он на французской или английской почве, талант и имя его давно уже горели бы яркой звездой»
«Забытый поэт» - так называлась статья о Садовникове, увидевшая свет в журнале «Русский вестник» в 1906 году. Первый сборник стихотворений Садовникова под заглавием "На старой Волге. Песни и легенды" был выпущен через двадцать три года после его смерти. В него вошли произведения, посвященные Волге и Степану Разину. Наиболее полно из дореволюционных изданий поэзия Садовникова представлена в книге  "Песни Волги", изданной в 1913 году. Она включает помимо оригинальных стихотворений также и многочисленные переводы. Единственным научным изданием  произведений Садовникова до сих пор является книга "Избранные произведения и записи", вышедшая в Куйбышеве в 1940 году.      
 Небольшой сборник «Избранные произведения», включавший стихотворения, поэмы, предания, сказки, переводы и даже загадки, вышел в 1989 году. Изданный в Саратове  скромным тиражом, он сделался в Москве библиографической редкостью. С тех пор стихи замечательного поэта отдельными книгами не выходили.