В гостях у Дурылина

В гостях у  Дурылина.

     У Михаила, моего мужа, была чудесная двоюродная бабушка, Татьяна Григорьевна Шаборкина, директор музея Скрябина. Влюбленность в свою работу, обожание музыки и литературы выделяли ее из круга моих знакомых. С восторгом я слушала по радио ее лекции об Александре Николаевиче Скрябине. Прекрасная речь, красивый тембр голоса, увлекали меня. Приятная внешность, мягкая обходительность, общение с ней дарило радость. Спустя несколько лет после ее смерти, одна из внучек Татьяны Григорьевны издала о ней книгу. Воспоминания, письма.
 Среди адресатов тети Тани, а именно так называли ее близкие, я нашла страницы о Сергее Николаевиче Дурылине. Это имя, запомнившееся из ранее прочитанных книг о культуре 20 века, заинтересовало меня. Татьяна Григорьевна познакомилась с Сергеем Николаевичем в годы Великой Отечественной войны. В течение нескольких лет Дурылин читал в музее Скрябина цикл лекций, и с тех времён началась их дружба. В своих воспоминаниях она рассказала о поездках в Болшево, гостеприимстве Ирины Алексеевны, жены Дурылина,  о тихом тепле их дома, общности бесед. Из переписки мы узнаём, что Сергей Николаевич ежегодно поздравлял Татьяну с днём именин. Она отвечала ему тёплыми словами благодарности.
     Мне кажется, что кроме этого их объединяла духовность. Поскольку Татьяна Григорьевна была человеком религиозным, а Сергей Николаевич, не смотря на церковные гонения, оставался священником, это не могло не отразиться на их общении. Заинтересовавшись этой страницей жизни Татьяны Григорьевны, захотелось узнать подробнее о Сергее Николаевиче.

Февраль 2022. Болшево, ул. Свободы, 12
     Снега уже остекленели, придорожье, изрытое жёстким настом, не оставляло выбора: места для парковки найти не удавалось. Неужели придётся возвращаться в Москву не солоно хлебавши? Захлебнувшись снегами, буксуют на обочине внедорожники. Куда уж нам… Михаил развернул машину. Но боковым взглядом углядел одно очищенное от сугробов место около медцентра.  Мелькнула надежда, что сегодня нам повезёт. Окрылённые побрели, осторожно ступая в чьи-то следы. Подмосковный островок, не застроенный многоэтажьем, обещал ностальгически-приятное: возвращение в раннее Лосиноостровское детство, где летние месяцы я проводила на даче с родителями, дедушкой и бабушкой.  В то время там благоухали сады и прятались за ними одно и двухэтажные дома.
Остановившись у невысокого забора с узкой калиткой, уткнулись в скромное объявление: посещение музея только по предварительной записи. Оробела и сникла. Михаил позвонил. Прошло некоторое время, я уже успела подёргать Михаила за рукав: придётся не солоно. Но калитка отворилась.
Её открыла средних лет женщина, позже я узнаю, что её зовут Татьяна, Татьяна Юрьевна. Она миловидна и строга. “Не пустит, наверно, думаю я”.
 Извиняясь, и всячески выказывая желание попасть в музей, тараторю что-то.
- Раз уж приехали, заходите.
     Вошли на территорию. Плодовые деревья укутанные снегом, у входа, в саду за домом. Расчищенная к дому тропинка, сугробы, слева хозяйственные постройки, пустая, без собаки будка (когда-то, по воспоминаниям Татьяны Григорьевны в ней жил “немного страшный, чёрный пёс”).  Небольшой двухэтажный дом, не чета сегодняшним дачам-особнякам, которые прячутся в Подмосковье за высоченными кирпичными заборами. В глаза бросаются светлые полукружья окон, лёгкий ажур веранды. Приятное сочетание коричневого и зелёного. Позже мы узнаем, что здание построено в 1936 году по проекту архитектора Алексея Викторовича Щусева. При строительстве дома использованы некоторые фрагменты Страстного монастыря. (В моей памяти дух монастыря ещё витал на Пушкинской площади, куда я совершала прогулки с дедушкой и, кажется мне, что я, то ли во сне, то ли наяву, видела кирпичные останки серо-белого цвета, сваленные недалеко от того места, где позже (в 1961 году) обрадует москвичей “взлетающей крышей” кино –театр “Россия”). 
     Дом Дурылина красив. Деревянный модерн: излюбленный стиль провинции начала 20 века. Сориентирован, как храм, с запада на восток. На стене справа – мемориальная доска, под ней ваза с кустиком вечнозелёного растения. Входим на застекленное крыльцо. На небольшой скамейке свернулась чёрно-белая кошка. (Некогда хозяин дома котам посвятил многие страницы. И даже одно из самых задушевных произведений назвал “Сударь кот”). На стене слева от двери в дом – фотография трёх доброжелательных, улыбчивых женщин. Нас встречают три сестры – Ирина, Пелагея и Александра Комиссаровы. Ирина – жена Сергея Николаевича, его “единодыхание, ангел, ниточка, привязывающая к жизни, дуновение радости и здоровья”. Она – средняя. Младшая, Александра, сохранила для нас этот дом. Получив его в наследство от Ирины, сберегла и добилась статуса музея.
     Экскурсовод, Николай Иванович Рябов, высокий, энергичный мужчина, через комнату Ирины Алексеевны, проводит в кабинет Дурылина. Я, едва переступив порог, ощущаю атмосферу дома, благоговение перед личностью его хозяина. Это не удивительно: предельная скромность, (всегда возводимая мною в культ) за стеклами книги, множество книг, фотографии, папки с рукописями. Икона Нестерова “Богоматерь с младенцем”. А вот –письменный стол, настольная лампа – подарок родителей к поступлению в гимназию. (Как похожа эта лампа на ту, тоже с зелёным абажуром, моего деда со стороны отца, доставшаяся мне в память. Под ней – все мои школьные годы. Уроки, чтение. Едва заслышав шаги мамы, быстро задвигаю грудью ящик с книгой и делаю вид, что выполняю домашнюю работу. А если карябаю в дневнике, накрываю его учебником. Потом, когда мама уйдёт, спрячу под одежду в старинном, тёмного дерева комоде, который стоит у нас между двумя окнами). В дополнение к столу и лампе маленькому Серёже сюрприз - томик Лермонтова, как завещание. Творчеству Лермонтова Сергей Николаевич посвятит много времени и труда (Хочется поскорее прочитать эти работы, но всему свой час!).
На стене, над диваном, портрет Дурылина. Это копия работы Нестерова, выполненная Фёдором Булгаковым, сыном Сергея Булгакова.   
 В тот день первого знакомства с жизнью Сергея Николаевича Дурылина, я буду многому удивляться: тому, как много было человеку дано: педагог, исследователь Севера, священник, писатель, театральный деятель, философ. Трудному жизненному пути: ссылки, скитальчество, поиск себя. Знакомству Сергея Николаевича и дружбе (“нить любви”) с огромным кругом людей, в которых отразился двадцатый век русской культуры: От Льва Толстого, Андрея Белого, Розанова до Волошина, Нестерова, Фалька, Екатерины Гениевой, помнящей дом Дурылина с детства (ей запомнился “дивный сад и коты”, которые были настоящими членами семьи и любимцами Сергея Неколаевича, гостеприимное чаепитие… и… настоящая тайна. При входе в дом, налево была самодельная ванная комната…, которая преображалась… и (начиналась) тайная служба, таинство причастия”. ( Е.Гениева “Я никому не писал так, как Вам….” Опубл. в журнале “Вестник Европы”, 2009, №26).                Сергей Николаевич родился и вырос в религиозной семье, с детства приученный к церковной жизни, он с радостью ходил в храм, с благоговением относился к обрядам и традициям. Но в годы юности произошёл перелом. Смутили веяния времени. Мама, Анастасия Васильевна, с тактом и уважением относилась к его исканиям, но непрестанно молилась о том, чтоб вернуть сына к вере. И сила материнской молитвы помогла. Вспоминаются рассказы о силе молитвы. Одна из них - из жизни моего отца. Во время Великой Отечественной войны его мама, моя бабушка, непрерывно молилась за него, не раз она являлась ему коленопреклонённой у иконы, и он остался не только жив, но и ранение было всего одно, лёгкое. А уж что только не пришлось пережить на фронте!
Молитвенная помощь пришла и к маме Сергея Николаевича. Икона “Семь отроков эфесских” принесла ей чудотворное исцеление.
(Стоя у этой иконы, с тёмными, почти неразличимыми ликами, подумала, что многие неприятности в жизни я могла бы переносить гораздо проще, если бы вера моя была сильнее, и молитва жарче. Может быть и жить бы было радостнее).
Войдя в дом-храм Сергея Николаевича Дурылина, я ощутила радость обретения и возвращения.
Будто когда-то давно ушла, а теперь вернулась! Вот лампадка под чудотворной иконой, (когда-то в детстве и у нас в комнате в углу рядом с форточкой, через которую кормили воробьёв и слышался разнобой их перекличек, под бабушкиной венчальной иконой теплилась в ночи лампадка). Я узнаю забытые за жизнь предметы из утраченной старомосковской и пригородной жизни. За каждым -своя история, своя память).
     Праздником стал для меня этот зимний день, и захотелось поделиться им с друзьями. Выждав, когда солнце растопит зиму и высохнут лужи, нагрянули. Татьяна Юрьевна (смотритель музея) даже оторопела, увидев толпу у входа. Однако уместились не только во время экскурсии в комнатах, но и позже на удлинённой веранде. Окна и застеклённая дверь в зазеленевший майский сад пестрили солнечными лучами, а на столе нас ждал чай со сладостями, припасёнными Татьяной. Эта радость общения, обретения друг друга и незнакомого для многих важного литературного имени объединили нас. Елена Яблонская порадовала своей новой книжкой, которую только что получила из печати. Прочитала из неё несколько миниатюр. Галина Талалаева от имени собравшихся написала тёплые слова в Книге посетителей музея.
     Правда, чай пили без молока, Милушку (имя коровы Дурылиных) музей не завёл (а как-то во время войны, пишет в своих воспоминаниях Татьяна Григорьевна, Ирина Алексеевна привезла ей в подарок бутылочку молока). Теперь же на продолговатой постройке, где когда-то Милушка ожидала хозяюшку, табличка “Архив”. Думается, что пройдут годы и откроются новые страницы жизни и творчества Сергея Николаевича Дурылина, его книги и книги о нём будут издаваться более крупными тиражами и желающие смогут пополнить ими свои библиотеки. В настоящее время его книги – библиографическая редкость, те небольшие тиражи, которые издавались, распроданы. Утешают электронные книги, которые удалось приобрести и скачать.
Среди них:

В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва. – М., Никея, 2017
Автобиографическая книга о детстве и юности.
Сударь-кот (Семейная повесть).
Нестеров. – М., Молодая гвардия, - 1976.
Колокола. (Последняя авторская редакция 1951г.)
и др.