Чудо природы

Чудо природы

Как-то в мае 1977 года, когда я заканчивала первый год учебы в Ленинградском Педиатрическом институте, студентам нашего курса приказали явиться в аудиторию хирургического корпуса, причем суровый декан приказал быть при полном параде: накрахмаленном медицинском халате и белых шапочках – «Все слышали?» Причину отмены занятий перед самой сессией не объяснили, это интриговало и настораживало. Особо дошлые ухитрились узнать, что будто бы сам академик Баиров, легендарный детский хирург, будет нас – первокурсников! – смотреть и, может быть, отбирать сверхвыдающихся для своей команды, поэтому, мол, и надо выглядеть на «ура!». Девочки торопливо красились, мальчишки волновались и старались выглядеть взрослее.
В назначенный час толпа горланящих юнцов заполнила старинный зал – полукруглый амфитеатр с крутыми лестницами-проходами и рядами деревянных скамеек, возвышающихся до самого потолка. Ряды конусами окружали сцену, на которой находились кафедра докладчика и громадный дубовый стол президиума. Старинный антураж явно остался с основания самой больницы. Антикварную атмосферу портили современные телевизионные камеры в проходах и мощные юпитеры, направленные на сцену.
Спотыкаясь о толстенные телевизионные кабели, студенты заполняли аудиторию, в недоумении рассматривая детский матрасик и одеяльце, разложенные на гигантском столе – а это для чего?
Неожиданно большая группа шумных телевизионщиков ввалилась в просторные двери, а за ними энергичной походкой вошел невысокий, плотный, седовласый, в картинно развивающемся медицинском халате и в ореоле многочисленной свиты, состоящей из врачей и ординаторов помельче рангом. Седовласый чрезвычайно уверенно взошел на кафедру, свита поспешно расселась в первом ряду, телевизионщики прильнули к своим чудовищным пушкам, ослепительно вспыхнули софиты, действо началось.
Академик Гирей Алиевич Баиров первым стал оперировать новорожденных с пороками развития, не совместимыми с жизнью. Например, у крепких, практически здоровых детишек единственной проблемой являлось отсутствие части пищевода, не позволяющее пище попадать в желудок и обрекающее младенца на верную гибель. Порок развития нужно было устранить в первые же сутки жизни новорожденного, но тончайшие ткани крохотного тельца настолько малы, что операция технически невозможна, ведь даже инструменты толще детского пищевода! Врачи безнадежно разводили руками.
Молодой и отчаянный доктор Баиров пошел на смертельный риск. Толстыми как сосиски пальцами, становившимися на операции удивительно ловкими и гибкими, он ухитрился соединить концы пищеводной трубки – и младенец выжил! Это был прорыв! Позже академик Г.А.Баиров разрабатывал техники сложнейших операций, сам изобретал инструменты для них, создал целое направление хирургии новорожденных, издавал монографии и атласы, учил других...
Всего этого мы, желторотые первокурсники, не знали потому, что общая хирургия – это четвертый год обучения врача, детская хирургия – шестой, а новорожденные – вообще отдельная специализация после семи лет тяжкого труда и больших знаний. Мы таращились на маститого академика, почти не вслушиваясь в его речь, а больше занимались игрой на камеру, флиртом с соседями и повторением невыученных уроков – после лекции еще три «пары» с зачетами и контрольными...
Неслышно в аудиторию вошла медсестра, неся на руках двух-трехлетнего щекастого мальчишку, по пояс завернутого в одеяло. Постреленок радостно оглядывался по сторонам, совершенно не боялся незнакомцев в белых халатах, тянулся ручками к блестящим телевизионным монстрам и выглядел очень счастливым под взглядами многочисленной публики. Прямо голливудская звезда! Медсестра, бросив вопросительный взгляд на академика и получив разрешающий кивок, передала ребенка в руки ближайшей к проходу студентки – моей соседке.
Людка испуганно подхватила неожиданный подарок, ловко увернулась от ручек, тут же попытавшихся стащить с нее очки, и постаралась усадить неугомонного малыша. Но шалун продолжал прыгать у нее на коленях, тянуться к ярким сережкам, и обескураженная Людка оглянулась на медсестру:
– Он не сидит на коленях...
– Он не может сидеть, – откликнулась врачиха из первого ряда. – Пусть стоит!
Тут олухи-студенты наконец-таки заинтересовались происходящим, а медсестра, сжалившись над испуганной первокурсницей, водрузила мальчишку на приготовленный матрасик. Рядом растопырила руки бдительная докторша, оберегая сорванца от падения со стола. Лектор снял одеяльце, прикрывающее ножки.
Их было три.
Ошеломленные телевизионщики замерли у окуляров. Студентам показалось, что двоится в глазах. Пересчитали. Три! Одетые в брючки с тремя штанинами. Причем не правая, левая и задняя, а как-то криво, смещенно, как тренога у фотоаппарата, создавая вообще уж сюрреалистичную картину!
Стало очень тихо, лишь мальчишка шустро скреб пятками по матрасику, пытаясь слезть с него.
Академик, очень довольный произведенным эффектом, демонстративно повернул ребенка спинкой к аудитории, позволяя обозреть это чудо природы со всех сторон, потом взял ребенка за ручку и медленно повел по столу. Мальчишка резво подпрыгивал на всех трех ножках, порывался бежать, чуть не свалился со стола, но был пойман, схвачен, завернут в одеяло и унесен.
Народ безмолвствовал.
Академик заговорил, докладывая историю болезни:
– Ребенок мужского пола родился естественным путем в срок при нормально протекающей беременности в Н-ской области. Мать, увидев многочисленные пороки развития, впала в истерику и немедленно отказалась от ребенка. Отца не было вовсе. Дом малютки не имеет права принять больного младенца или с аномалиями развития. При осмотре педиатрами у новорожденного были выявлены несколько опухолей, поэтому младенца отправили к нам, в Ленинградский Педиатрический институт как профильный всесоюзного значения. Проведенная биопсия показала, что опухоли являются тератомами...
Тут маститый академик обратил внимание, что перед ним сидят желторотые первокурсники и заговорил человеческим языком:
– ... Проще говоря, у матери была двойня, но в процессе развития один близнец как бы «поглотил» другого, оставив от бедняжки только часть тканей спинного мозга и кишечника, а также –  одну ногу. Опухоли немедленно удалили, чтобы они не переросли в раковые, а сформированную конечность оставили. Для чего?
Студенты и телевизионщики удвоили внимание. Криминальный детектив?
– Во-первых, мы хотели убедиться, что все конечности функционируют нормально, – объяснял профессор, – а это можно узнать, только когда ребенок начинает ими пользоваться, то есть ходить. Чтобы по ошибке не оставить неработающую конечность, удалив функционирующую. Во-вторых, объем предыдущих операций и без того был огромный, мы боялись, что дитя не выдержит. А в-третьих, – маститый хирург вздохнул, отвернулся от публики и в тысячный раз поглядел на рентгенограммы, вывешенные на окнах позади него, – операция такой сложности... – Он печально помолчал, многоумный лоб собрался в гармошку.
Еще пару минут седой профессор скорбно рассматривал черные прямоугольники, потом вспомнил о публике:
– Нуте-с, коллеги, ребенок абсолютно здоров и развит соответственно возрасту. Конечности функционально равны. Поэтому на консилиуме принято решение о проведении уникальной операции. – Академик задумчиво посмотрел вслед унесенному постреленку и вдруг лукаво улыбнулся: – А жаль! Ведь удаляем только для эстетики. Такой подарок мальчишка от природы получил!.. Может, потом мечтать о запасной ноге будет... Да и разумно ли подвергать смертельной опасности ребенка только по эстетическим соображениям? Но как в школу ходить, взрослеть, семью заводить? Как видите, медицина неотделима от этики! Итак, плановая операция назначена на лето...
Через четыре года, на курсе по детской хирургии я узнала продолжение этой истории.
Мальчишка рос на родном отделении. Назвали его, кажется, Максимкой – уж очень улыбчивый и жизнерадостный был постреленок. Все медсестры были для него мамами – «мама Наташа», «мама Анечка», «мама Нина». Они шили для него штанишки, рассказывали сказки, гуляли с ним – особенно малышу нравилось кататься на трамвае по всему городу и смотреть в окошко. Для этого преподаватель официально выбирал какого-нибудь крепкого студента, тот нес подросшего мальчика до трамвайной остановки, закутав ему ноги простыней, чтобы не привлекать внимание прохожих, сажал к окну и рассказывал озорнику обо всем интересном. Эта поездка засчитывалась как занятие, и о ней мечтали все двоечники. При больнице работала школа, чтобы дети, нуждающиеся в длительном лечении, не отставали от школьной программы, и воспитатели заодно учили и Максимку. Все обожали компанейского и смышленого малыша, следили за его попытками ползать и вставать на ножки, причём он использовал одновременно три, что обескураживало детишек в палате, пытающихся подражать ему. Смешнее всего было наблюдать, как пацан мчался по широкому больничному коридору, внезапно тормозя на полном скаку, чтобы сменить ноги. При быстром беге он пользовался двумя, а третью держал про запас, присаживаясь на нее как на табуретку, чтобы отдохнуть. С возрастом его таз повернулся так, что ноги переместились, став «правой», «левой» и «задней», которой он пользовался для отдыха или как толчковой. Очень его удивляли две вещи: во-первых, что не все так устроены, как он – ведь это очень удобно, а во-вторых, что мама должна быть только одна – а где же все остальные?
Между тем, бездетная тетка, сестра бросившей его матери, узнала о судьбе урода-племянника, разыскала его и специально приехала в Ленинград. Исподволь познакомилась, полюбила веселого сиротку и захотела усыновить его. Доложили Гирею Алиевичу, лично опекавшему малыша. Тот задумался –  больному уже исполнилось три года, близилась критическая операция, в благополучном исходе которой сомневались все.
Он пригласил приемную мать на беседу:
–  Не привязывайтесь к ребенку, – доктор постарался сказать страшную фразу как можно мягче. – Пореже посещайте.
– Но Максимка так ждёт меня! – Тетушка светилась от счастья. – Знать, чует, что родня ему! Кровиночка!.. Мы с мужем уж и документы на усыновление подали!
– Мы не знаем, как пациент перенесет операцию, – врач потупился, избегая восторженных глаз. – Очень уж технически сложная. Длительный наркоз. Треть тела убираем. Резекция позвоночника. Лишний сустав. Крупные сосуды и нервы перешиваем... Все может быть...
– А как же... – Женщина запнулась. – Муж-то детскую уже к дому пристроил и обставил, ждет-не дождётся! Ведь десять лет, как бездетные мы! А тут – свой! Счастье-то какое!
– Приходите к Максимке пореже, – вздохнул седой профессор, вежливо провожая женщину до дверей.
Операция прошла удачно.
Ребенок выжил, научился по-новому стоять и ходить, только бегал не так быстро. Все восхищались его успехами и беззлобно смеялись, глядя, как тот часто падает назад, пытаясь сесть на несуществующую ногу. Впрочем, это скоро прошло.
Его родная мать, узнав от сестры радостную новость, захотела отобрать здорового ребенка, закатывала скандалы врачам и приемным родителям и даже попыталась украсть мальчика из отделения. К счастью, все документы на усыновление были оформлены заранее. Стойкие родители забрали любимого Максимку из больницы, продали отделанный для него дом и уехали в неизвестном направлении, подальше от мамаши-истерички.
Дальнейшая судьба удивительного явления природы нам неизвестна. А телевизионный документальный фильм об академике Г.А.Баирове я видела, и даже нашла саму себя среди сотен юных лиц под белоснежными накрахмаленными колпаками. Шокирующие кадры трехногого малыша из фильма вырезали. И правильно! Ведь этого чуда-юда уже нет! Есть взрослый и красивый человек!
И – я уверена – счастливый!