Портрет на боку русской печи

1
В лучах закатного солнца, проникавших в комнату через чистое стекло окна, плавало множество пылинок. Молодая женщина в длинной льняной рубахе, подпоясанной узким красным пояском, причесала гребнем черные волосы, которые спадали по изящной груди до тонкой талии, присела на кровать, плавно взяла с подоконника и поднесла к губам крупное желтое яблоко.
–  Еще минуту, любезная Алевтина, – с придыханием произнес полный низенький старик лет семидесяти в зеленом комбинезоне с уймой накладных карманов разной величины. Он с кисточкой на длинном черенке стоял перед  портретом на побеленном боку русской печи, а рядом, на этюднике, лежала скомканная тряпица, открытая коробка с кистями и тюбиками краски.
С правильно овального лица женщины не сходила обворожительная улыбка. Такое же лицо с такой же улыбкой было написано красками на побеленном боку русской печи.
 Художник залессировал сиеной жженной светлые участки написанного прелестного лица схожим с лицом «Девушки в костюме Флоры» Константина Маковского, а выражением черных глаз схожим с  выражением глаз «Святого Иоанна Крестителя» Леонарда да Винчи. Когда-то, давным-давно, художник преподавал в художественном училище и мечтал вырастить из начинающих живописцев приемников своей реалистической манеры письма картин. Но год миновал за годом, а из сотни учеников никто не последовал по его стопам в изобразительном искусстве. Обидно! Досадно! Горько! Непостижимо!
Художник выронил кисточку и повалился на пол. За несколько секунд перед смертью он увидел, как пришел по тропинке от железнодорожной станции до избы у овражка с ручьем.
Алевтина вернула яблоко на подоконник и строго сказала:
– Карл Павлович, не ждите, искусственное дыхание вам не обломится. Вставайте, – подошла и наклонилась над головой художника.
Старик не открыл глаз и не задышал.
– Бедненький, – прошептала Алевтина. Еще вчера художник  с этюдником и рюкзачком спрыгнул с подножки вагона скорого поезда и объявил, что искал ее всю жизнь, что хочет написать ее портрет.
– Не клейте меня. У меня есть мужчина и другого мне не надобно, – ответила Алевтина, прикрыла белой тряпицей лукошко с пирожками и озорно подмигнула. – Много тут вас художников проезжает.
– Мои картины есть в музеях многих стран мира, – старик достал из кармашка зеленого комбинезона страницу журнала, на которой был его портрет и хвалебный отзыв о его персональной выставке в Нью-Йорке.
– Тогда прошу за мной, – пригласила Алевтина и провела художника тропкой через березняк к избе у овражка с ручьем.
 
2
Тихо скрипнула дверь, и в комнату вошел Епифан – мужчина лет сорока и среднего роста. Смуглое лобастое лицо его осерчало при виде Алевтины на коленях возле головы художника, лежавшего на полу.
– Он умер, – сообщила печально Алевтина, поднялась на ноги и замерла с прижатыми к щекам ладонями. Смерть лесной птахи или какого-нибудь зверька всегда вызывала у нее необъяснимую грусть, а тут человек умер, когда-то рожденный по образу и подобию Божьему.
– Каждому овощу свое время, –  проворчал Епифан и просветлел лицом, залюбовавшись портретом на побеленном боку русской печки. Глаза, написанные масляными красками, напомнили ему, как торговавшая пирожками на железнодорожной платформе Алевтина предложила ему жить с ней вместе, и он без размышлений согласился.
– Что теперь с ним делать, ума не приложу? – прошептала Алевтина и коротко всхлипнула.
– Отнесем его на станцию, пусть там полиция делает с ним что угодно, – приблизившись к мертвецу, предложил Епифан.
– В нем пудов семь. Не донесем, – задумчиво сказала Алевтина. – К тому же мне надо с пирожками спешить к поезду, а не с трупом. Тебе, любимый, надо сарай сегодня докрыть. Того и гляди дожди зарядят, коза мокнуть будет и дрова.
– Так что с ним делать? – спросил Епифан.
–  Похорони за овражком, на опушке. Там березоньки веточками будут махать ему, кукушка будет куковать и сова ухать.
– Надо его родственникам сообщить. Может кто-то из них на могилку его  приедет взглянуть, поплакать, – рассудительно произнес Епифан,  присел на корточки и учинил обыск карманам зеленого комбинезона художника, развертывая и выкладывая на пол статьи вырезанные из газет и журналов.
– Нет у него родственников. Некому сообщать, – печально сказала Алевтина. – Когда он рисовал меня, он похвалялся, что ради живописи, не нажил ни жены, ни детей, ни друзей.
За окном заморосил дождь.
– Любимый, вынеси Карла Павловича на гумно, – распорядилась Алевтина, снимая через голову длинную льняную рубаху.
Епифан взвалил на плечо труп и исчез из комнаты.
Алевтина сорвала покрывало с кровати, легла поверх одеяла, раскинула руки и ноги. Она желала мужской любви и ласки, а не мрачных мыслей о смерти.
Минут через пять в комнате появился Епифан.
– Почему так долго? – страдальческим тоном проронила Алевтина и почувствовала тепло в груди, от которого приятно закружилась голова.
– Руки мыл, – Епифан быстро скинул с себя одежду и накрыл собой жаркую Алевтину…
 
3
Под блеянье в сарае козы влюбленные пылко поцеловались и встали с  кровати. Алевтина надела длинную холщовую рубаху и понаблюдала, как Епифан, чему-то улыбаясь, облачился в брюки, в рубашку, присел на табурет, намотал портянки и натянул на ноги сапоги.
Алевтина была признательна судьбе за встречу с Епифаном. До Епифана каждый мужчина, с которым она знакомилась, торгуя пирожками на железнодорожной платформе, жадно пользовался ее телом. Когда же требовалось напилить и наколоть дров, любовник ее исчезал неведомо куда, а вот Епифан – мастер на все руки – не исчез и живет она с ним душа в душу.
– Я готов, приказывай, – бодро сказал Епифан, любуясь женщиной, из-за которой бросил жену, квартиру в городе и работу патологоанатома в морге городской больнице.
– Ты сам знаешь, что делать, – сказал Алевтина. – А я напеку и отнесу пирожки к поезду.
Епифан схватил любимую женщину за тонкую талию, оторвал от пола и закрутился на месте.
– Отпусти, дел полно, – ласковым голосом попросила Алевтина, но только через минуту почувствовала под ногами пол.
Епифан вышел из избы, поднял с лавки и взвалил на широкое плечо труп художника, взял у изгороди лопату и прошел по тропинке, огибавшей овражек с ручейком, к опушке березняка.
Там он положил труп на траву, острой  лопатой разметил могилу и снял дерн. Под дерном оказался суглинок.  Епифан поплевал на мозолистые ладони, размеренно выкопал яму глубиной метра полтора, уложил в неё труп художника, засыпал могилу землей, прихлопал лопатой бока холмика и присел на пенек березы. Он чувствовал усталость в руках и спине, но был доволен, что убрал с поверхности земли след смерти.
За это время Алевтина скалкой тонко раскатала тесто по смазанной подсолнечным маслом столешнице, чашкой вырезала кружки и завернула в них порции густого яблочного повидла, взятые ложкой из банки, вынутой из подпола. Затем на газовой плите она пожарила пирожки на сковороде, деревянной лопаткой уложила их в лукошко и переоделась в синее длинное платье.

4
– Любимый, кур покорми, а козу привяжи у ручейка, – подойдя  к Епифану, сидевшему на пеньке у могильного холмика, сказала Алевтина. Правая рука ее держала сладко пахнущее хлебом лукошко, накрытое белой тряпицей.
– Возвращайся скорей, – Епифан встал с пенька, поцеловал в губы любимую женщину.
Алевтина счастливо рассмеялась и, покачивая бедрами и лукошком, прошла по тропинке через березняк на железнодорожную станцию.
День выдался погожий. Высоко-высоко над березняком пролетели парами дикие гуси. Вагоны скорого поезда остановились вдоль деревянной платформы.
Алевтина поставила лукошко на скамейку и откинула тряпицу с теплых пирожков. В вагонных окнах замелькали лица пассажиров.
– Стоим минуту! – объявила в тамбуре пожилая проводница, отомкнула ключом входную дверь, подняла и закрепила порог к стене, и по-приятельски выкрикнула:
– Здравствуй, Аля. Нашла себе мужчину?
– Нашла, – радостно ответила Алевтина.
По металлической лестнице из вагона спустились на платформу белобрысый лейтенант и женщина лет сорока в черном брючном костюме, цветом схожим с ее крашеными волосами.
– Почем пирожки? – подбежав к лукошку, спросил лейтенант и застыл, пораженной красотой торговки.
Алевтина блеснула белизной зубов. Дома ее ждал Епифан, и она без кокетства назвала цену.
– Поехали со мной! Не пожалеешь!– выйдя из ступора, предложил лейтенант. – Я тебя любить буду!
– Покупай или проваливай! –  грозно потребовала женщина в черном костюме.
– На все, – лейтенант дрожавшей рукой сунул купюру в нагрудный карман синего платья Алевтины и, пока она накладывала пирожки в ловко свернутый из листа бумаги кулек, раздел ее ладную фигуру похотливым взглядом.
– Купил – проваливай, – сквозь зубы сказала женщина и плечом оттеснила от лукошка лейтенанта.
– Сколько вам, гражданочка? – спросила Алевтина.
Вагоны стукнулись буферами. Лейтенант метнулся к открытой двери вагона, из которого призывно махала рукой пожилая проводница, забрался  в тамбур, и скорый поезд отправился в путь.
Женщина в черном брючном костюме, ядовито ухмыляясь, уставилась на лицо Алевтины. Она хорошо помнила, как три дня назад увидела из окна купе, как на платформе Епифан ел пирожок этой торговкой. Еще женщина помнила, как поезд тронулся, как выбежала в коридор и требовала остановить поезд, как проводница болевым приемом не дала ей дернуть стоп-кран.
– Пирожки вкусные. С повидлом. Сама пекла. Сколько вам? – приветливо произнесла Алевтина.
– Мне не нужны твои гадкие пирожки. Мне нужен мой Епифана. Я – Сюзанна его жена! – сказала жестко женщина. – Отведи меня к нему. Отведи немедленно.
– Да, пожалуйста, – небрежно проронила Алевтина, взяла лукошко и пошла от платформы в березняк по тропке вдоль железнодорожного пути. Она верила, что Епифан не уйдет к женщине, у которой плоская грудь, тонкие ноги, крашенные черные волосы, злые карие глаза и морщинки на лбу.
Сюзанна двинулась за разлучницей, вспоминая и вспоминая, как на поезде возвращалась домой с Епифаном от целителя  Гунзена, который непонятной песней и отваром вернул ей и Епифану пылкую любовь друг к другу; как после ночи любви в купе поезда Епифан проголодался и вышел на маленькой станции за пирожками. Вышел и не вернулся! Вышел и уничтожил двадцать лет совместной жизни, уничтожил приворотную магию Гунзена!
– Долго еще?! – недовольно спросила Сюзанна и вступила по тропинке в березняк.
– Нет, – пообещала Алевтина, мечтая обнять и крепко поцеловать Епифана.
Сюзанна подняла с тропинки черный камень с гусиное яйцо и с размаха врезала камнем в висок разлучницы. От подлого удара Алевтина замертво повалилась лицом в земляничник. Лукошко ее, теряя пирожки, откатилось к стройной березке.
Сюзанна оттащила бездыханное тело в яму, в которой свободно уместился бы взрослый лось, бросила туда же лукошко, все подобранные пирожки и завалила улики своего преступления сухими ветками. Затем она дотопала по тропинке до избы у овражка с ручьем.

5
– Собирайся, любимый, поехали домой! – попав через сени в комнату и увидев, что Епифан чистит картошку над чугунком с водой, потребовала  Сюзанна, заметила портрет Алевтина на боку печи и дала волю гневу: – Как ты мог, бросить меня из-за этой смазливой сучки?! Ты забыл, что мы прожили вместе двадцать лет?! Ты забыл, что я была первой красавицей в медицинском институте?! Ты забыл, что меня звал в жены декан, но я выбрала тебя – своего сокурсника?!
– Уезжай отсюда, Сюзанна. Ты мне не нужна. Я люблю другую женщину, – твердо сказал Епифан и бросил очищенный клубень в чугунок. Он почему-то полагал, что счастливо прожил с Алевтиной два десятка лет, а с Сюзанной у него случился в купе поезда мимолетный роман.
– Очнись, Епифан! Опомнись! – вскричала Сюзанна. – Мы были с тобой у Гунзена. Он магической песней и отваром вернул тебе мужскую силу, а мне желание родить ребеночка.
– Уезжай, Сюзанна. Я не люблю тебя. Я люблю другую женщину, – мрачно произнес Епифан, и нож в его руке закачался в разные стороны.
Сюзанна почувствовала смертельную для себя опасность, плюнула на портрет на боку печки, выбежала из комнаты наружу, взвыла по-волчьи от беспредельной тоски по своей утраченной красоте и понеслась по тропинке к железнодорожной станции. Только на деревянной платформе она замолчала и забралась в открытый пустой товарный вагон грузового состава, который вскоре тронулся в путь. Под стук колес она вскоре успокоилась и задумалась: у кого из своих подруг и знакомых женщин отбить мужа.
На следующий день Епифан нашел в березняке труп Алевтины, объеденный кабанами, похоронил его в могиле рядом с могилой художника и зажил в избе у ручейка в овражке, тоскуя каждый день по Алевтине и подолгу любуясь ее портретом на боку печи.

(рассказ восстановлен)