Мои женщины Ноябрь 1964 Героический ноябрь

Мои женщины. Октябрь 1964. Героический ноябрь.
 
Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация из сети Интернет: 1980-е годы. Нефтеюганск. Демонстрация 7 ноября. Средняя школа №1. Почти точно такой же штандарт с названием нашей Суворовской средней школы №1 несли наши старшеклассники-комсомольцы на демонстрации 7 ноября 1964 года. Точно так же останавливались, ставили штандарт на снег и ждали подхода «основных сил и средств» общей колонны. В колонне несли: портреты Первого секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева и Председателя СМ СССР А.Н. Косыгина; портреты членов Политбюро ЦК КПСС; флаги СССР и союзных республик; транспаранты с лозунгами: «Народ и партия едины!», «Слава КПСС!», «Миру – мир!» и т.д.; разноцветные шарики, всякие знаковые украшения. Отдельно в колонне шла наша завуч-директор школы Татьяна Николаевна Фёдорова с мегафоном и командовала движением нашей колонны. Ученики по классам располагались по порядку в колонне и развлекались тем, что в паузах между лозунгами, звучащими из громкоговорителей, весело орали: «Да здравствуют ученики 6 «А» класса! Ура!» и все дружно подхватывали «Ура-а-а!!!». Догадайтесь, кто первым начал кричать такой лозунг?

Только 16 октября 1964 года, через двое суток, в центральных газетах, в «Правде» №290 и «Известиях» было опубликовано короткое сообщение о том, что «Пленум Центрального Комитета КПСС удовлетворил просьбу т. Хрущева Н.С. об освобождении его от обязанностей Первого секретаря, члена Президиума ЦК и Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья. Пленум ЦК КПСС избрал Первым секретарем ЦК КПСС т. Брежнева Л.И.». Одновременно сообщалось, что Президиум ВС СССР назначал тов. Косыгина Алексея Николаевича Председателем Совета Министров СССР. При этом текст самого постановления ЦК КПСС не печатался, зато подробно и по форме печатался текст Указа Президиума ВС СССР.

Я обратил внимание, что Хрущёва назвали в тексте одной буквой «т.» и только с инициалами, а Косыгина – «тов.» и полностью по фамилии, имени и отчеству. Мой папа похвалил меня за наблюдательность и сообщил нам с Юрой, что текст самого постановления ЦК КПСС не опубликовали, а в нём сказано, за что сняли Хрущёва. Честно говоря, мне было тогда всё равно, за что, потому что мне казалось, что с Хрущёвым поступили нечестно, ведь он так старался…

Наш папа тоже жалел «Никиту» - так его начали называть в разговорах «на улице», в школе, дома. Более того, у нас в классе имя «Никита» переиначили по аналогии в имя «Эдита», придавая ему смысл выражения недоумения: «Иди ты!». Теперь каждый раз, когда надо было кому-то возразить, выразить сомнение или несогласие, мы восклицали «Идиты!»…

Отныне упоминать фамилию «Хрущёва», вспоминать, а также говорить о Хрущёве, было негласно запрещено точно так же, как после XX съезда КПСС в 1956 году было запрещено упоминать и говорить о Сталине. Между тем, в постановлении Пленума ЦК КПСС от 14 октября 1964 года было записано следующее (в пересказе нашего папы):

«Признать, что в результате ошибок и неправильных действий т. Хрущева, нарушающих ленинские принципы коллективного руководства, в Президиуме ЦК за последнее время создалась совершенно ненормальная обстановка, затрудняющая выполнение членами Президиума ЦК ответственных обязанностей по руководству партией и страной.

Тов. Хрущев, занимая посты Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР, и сосредоточив в своих руках большую власть, в ряде случаев стал выходить из-под контроля ЦК КПСС, перестал считаться с мнением членов Президиума ЦК и членов ЦК КПСС, решая важнейшие вопросы без должного коллективного обсуждения.

Проявляя нетерпимость и грубость к товарищам по Президиуму и ЦК, пренебрежительно относясь к их мнению, т. Хрущев допустил ряд крупных ошибок в практическом осуществлении линии, намеченной решениями XX, XXI и XXII съездов КПСС. Пленум ЦК КПСС считает, что при наличии отрицательных личных качеств как работника, проявившихся за последнее время, преклонном возрасте и ухудшении здоровья, т. Хрущев стал утрачивать доверие ЦК КПСС и неспособен исправить допущенные им серьезные ошибки.

Учитывая также поданное т. Хрущевым заявление, Пленум Центрального Комитета КПСС постановляет:
1. Удовлетворить просьбу т. Хрущева об освобождении его от обязанностей Первого секретаря, члена Президиума ЦК и Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья.
2. Признать нецелесообразным в дальнейшем объединять в одном лице обязанности Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР». (Официальный источник: РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 749, лл. 78.).

После снятия Хрущёва стали распространятся всякие анекдоты, частушки и стихи, в которых «Никиту» честили «в хвост и в гриву». Иногда эти произведения народного фольклора были смешные, юморные, а иногда грубые и злые. Ни те, ни другие мы, школьники и ученики 6 «А» класса Суворовской средней школы №1, особо не слушали, не распространяли и не рассказывали друг другу; нам было всё это «по барабану». Девчонки наши, как правило, помалкивали на политические темы, а ребята шушукались и обменивались мнениями «о политике» только в самых «узких» дружеских компаниях.

Все последние политические новости, анекдоты, частушки и стихи мне приносил мой друг и товарищ Славка Юницин, который рассказывал их по памяти, поэтому привирал, переиначивал, дополнял, изменял и цитировал неточно. Уже наученный общением с моими осторожными и опытными по жизни родителями, я делал вид, что мне они очень-то интересны слухи и новости, Славки Юницина, а сам их тоже переиначивал и иногда пересказывал моему папе или старшему брату Юре.

Например, Славка рассказал мне такой куплет из большого стиха про Хрущёва:

Товарищ верь, придёт она
На водку старая цена.
И на закуску будет скидка,
Ушёл на пенсию Никитка.

Мои родители и Юра смеялись, улыбались, но всякий раз запрещали мне эти слухи, новости, анекдоты и стихи кому-либо говорить и передавать. Особенно сердилась и запрещала папе, Юре и мне пересказывать политические анекдоты, частушки и стихи, наша мама. Она говорила, что «эти кажущиеся перемены во власти ни к чем хорошему не приведут, потому что там, «наверху», всё равно идёт борьба за власть, а когда паны дерутся, то чубы трещат у холопов, то есть у нас». У меня как раз в этом году была причёска «с чубчиком» и я не хотел, чтобы меня таскали за мой чуб-чубчик.

Эх, чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,
Развевайся, чубчик, по ветру.
Раньше, чубчик, я тебя любила,
А теперь забыть я не могу.

Эту песню очень игриво и с особым чувством пел наш дядя Коля, мамин младший брат. Только там были ещё слова, которые я не помнил, но эти слова «приклеились» ко мне и я их очень часто повторял на разные лады, разными стилями и в разной манере – игривой, трагической, печальной, весёлой, быстрой, медленной и т.д. Однажды, под настроение, я спел этот куплет Славке Юницину и ему очень понравилось. Он тоже его подхватил и попросил «списать слова».

Кстати, тогда, осенью 1964 года, в ходу были всякие рукописные и напечатанные на пишущей машинке тексты, стихи, песни, статьи, которые тайно передавали из рук в руки, зачитывались до бумажных лохмотьев, потом с трудом переписывались и перепечатывались. Эти листки и тетрадки назывались «самиздатом» и почти у каждого из нас были «самиздатовские» сборники любимых стихов, песен, картинок, открыток с изображениями известных артистов, певиц и певцов.

«Прыти» нам в этом «самиздательском» творчестве добавляли уроки музыки и изобразительного искусства, на которых учитель на примерах рассказывал нам об истории создания музыкальных и изобразительных произведений, об их смысле и содержании, о стилях и композициях, о значимости «бессмертных» произведений музыкального и изобразительного искусства. Эти уроки были очень интересными для меня, но не для некоторых наших ребят и девчонок; ребята считали эти уроки «лишними», но интересными, а девчонки просто «тупо» слушали музыку или смотрели репродукции картин, ничего не понимая (так мне казалось).

Этой осенью в продаже появились «угольные» карандаши, которыми очень удобно было рисовать чёрно-белые эскизы. Вскоре мой рисовальный альбом заполнился зарисовками с натуры: кладкой кирпичей с выбоинами, портретами моих друзей с улицы, сюжетными картинками с курицами и собаками, видами нашего родительского дома и нашей улицы. Папа и Юра рассматривали мои рисунки с восхищением. Юра уверенно утверждал, что мне прямой путь в художники. Мама и папа считали, что мне ещё рано выбирать свой путь после школы, а вот Юре – уже пора.

Наш Юра со своими друзьями-товарищами усиленно готовился к отчётному концерту в музыкальной школе, которую заканчивал по классу баяна и вечерами «донимал» нас своими репетициями разных музыкальных произведений. Наш папа, оказывается, с детства был страстный «музыкант», он хорошо играл на балалайке и гармошке, но не классическую музыку, а всякие танцевальные и песенные мелодии. Поэтому он мечтал научиться играть на баяне и у нас был прекрасный небольшой и очень звучный тульский баян, который папа купил по случаю на деньги, вырученные от продажи сплетённых им корзинок.

Наша мама «из-за превратностей судьбы» не играла на музыкальных инструментах и очень горевала из-за этого, потому что её мама, в девичестве Юлия Александровна Конёва, умершая скоропостижной 10 июня 1927 года в возрасте всего лишь 32 года. Она тогда сковырнула на подбородке прыщик, началось заражение крови, и, не проболев недели, умерла. Моя бабушка Юлия училась музыке и пению, прекрасно играла на фортепьяно. У них дома был великолепный и очень дорогой рояль, на котором папа и мама нашей мамы, наши дедушка и бабушка по маминой линии, вместе играли и аккомпанировали себе, когда пели песни и романсы. Наша мама очень любила, когда папа, Юра или я играли на баяне, и вместе с нами с удовольствием пела и подпевала нам.

Юра тоже имел свой собственный рукописный песенник и сборник стихов, который хранил в своём тайнике в прорехе за обшивкой спинки дивана, на котором спал в большой комнате нашего дома. Естественно, я знал, где этот юркин тайник, лазил в него, читал его песенник и сборник стихов, кое-что переписывал себе в свою тетрадь. Я знал и видел, что Юра пытается сочинить свои стихи, экспромты, стихотворные поздравления и пожелания, посвящения и даже сонеты, но у него «хромала» рифма и все его стихи были «корявые» по мысли, словам и содержанию.

Естественно я тоже пытался сочинять, но у меня лучше всего получались домашние сочинения, за которые я получал почти всегда «пятёрки» за содержание и «четвёрки» за орфографию, ошибки и огрехи в стилистике. Нина Андреевна Тимонина была ко мне более строгой, чем к другим ученикам нашего 6 «А» класса и требовала от меня умений и знаний «отличника».

Это всеобщее развитие творчества во всём и везде этой осенью папа связывал с отставкой Хрущёва и с приходом новых руководителей партии и правительства – Брежнева и Косыгина, которые должны были иначе, творчески и умнее руководить страной и обществом. То же самое настроение было и в руководстве нашей школы, которое поощряло наше школьное и классное творчество, но только «в русле решений партии и правительства». Мы старались…

К празднованию 47-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября 1964 года мы все готовились с удвоенной, а то и с утроенной энергией. Отстающие ученики «подчищали хвосты». Учителя творчески меняли программы обучения и подлаживались под учеников, чтобы не было «отстающих». Мы, пионеры и комсомольцы, брали на себя «повышенные социалистически обязательства» и готовили к празднику Великого Октября доклады и отчёты о своих успехах. В городе вообще всё менялось: менялись плакаты, лозунги, афиши, кинофильмы в кинотеатрах, книги и выставки в библиотеках. Шло какое-то обновление, но ещё никто не мог сказать, насколько всё будет новым, обновлённым и хорошим.

При этом память о Хрущёве Никиты не успокаивалась, и в городе всё больше и больше распространялось слухов о «творчестве Никитки». На слуху были новые словечки «волюнтаризм», «субъективизм», тайное «интриганство». Те, кто раньше громко хвалил и славил Никиту Сергеевича Хрущёва, смолки, а некоторые даже пропали со своих постов и трибун. Народ внешне спокойно принял смещение Хрущёва, но зато потоком пошли всякие слухи, пересказы писем в ЦК КПСС, в Правительство, в редакции центральных газет. «Карьеристы всех мастей, - сказал с досадой наш папа, - стремятся угодить Брежневу и Косыгину».

Кстати, Брежнев Л.И. и Косыгин А.Н., были, что называется, «героями нашего времени» и о них говорили много и постоянно. В народе, например, циркулировал такой слух-прибаутка из письма какого-то жителя Риги с партийным стажем почти 20 лет: «Первая радость на нашей земле была Октябрьская революция, вторая радость была победа над Германией, а третья радость была на нашей земле - освобождение Хрущева от постов».

Больше всего в народе комментировали поведение партийных функционеров и активистов, которые вчера ещё славили Хрущёва, называли его «нашим лидером» и «верным ленинцем», а с 16 октября 1964 года на собраниях партхозактива клеймили его позором и называли «вредителем». Это всё люди воспринимали как предательство и бутафорию…

Теперь в газетных статьях «с большим воодушевлением и радостью» поддерживали решение ЦК КПСС дать отставку Хрущёву, который «единолично завёл страну в управленческий и экономический хаос». При этом во всём винили только одного Хрущёва, как будто рядом с ним не было всё тех же Брежнева, Косыгина, Суслова и других членов ЦК КПСС. Особенно в статьях отмечалось, что Хрущёв единолично ездил по заграницам, принимал иностранцев, якобы, раздаривал налево и направо богатства нашей страны, якобы, от имени советского народа. В народе даже ходил слух, что в ЦК КПСС обращались люди с требованием «поставить Никитку к стенке»…

При этом в день рождения Н.С. Хрущёва, в его 70-летний юбилей 17 апреля 1964 года, предлагали: «Курск переименовать в Хрущёвград», «переименовать улицу Горького в Москве в проспект Хрущёва», «присвоить Хрущёву звание генералиссимуса», «присвоить ему очередное звание Героя Советского Союза», «дополнить на знамёнах и плакатах тройной профиль основоположников - Маркса, Энгельса, Ленина - портретом Хрущева», «установить во всех местах, где побывал Хрущёв его бронзовые бюсты», и назвали Хрущёва «Лениным нашего времени».

Теперь же, в ноябре 1964 года, многие, очень многие хотели, чтобы от Хрущёва потребовали отчёта о его волюнтаристских действиях, публичного покаяния, какое он требовал от своих соперников и противников; привлечения его к ответственности. Особенно злободневно звучало народное творчество, касающееся не только Хрущёва, но и Брежнева, Косыгина, Сталина, Маленкова, Булганина и других партийных и советских руководителей...

Принц Никита жил когда-то
Ни высоко, ни богато,
И за море не летал,
И подарков не давал.
И имел подобно принцу
Киевград - свою столицу.
В ней он жил и почивал
И о будущем мечтал.

А в Москве на главном троне
Жил Кощей, но не в короне,
А надел на китель он
Высший воинский погон.
Вот пришел конец Кощея,
Смерть взяла к себе злодея,
Для Никиты это сласть -
Захватил Никита власть.

Не прошло и полугода,
Как нашли врагов народа.
Осудили, расстреляли
И Никите власть отдали.
Но в Кремле не утихали
И друг друга пожирали:
Маленкова отстранили
И Булгашку посадили.

И Никита, словно птица,
Стал летать по заграницам.
И куда б он ни летал,
Всем подарки раздавал:
Там дворец, тому заводик,
Здесь пшеницы, пароходик —
Так он грабил свой народ,
Чтоб другой кормился сброд.
…
Вот по царскому Союзу
Посадил он кукурузу.
Дескать, кушайте, друзья,
Всё о вас забочусь я.
Царь Никита был мордастый,
И речистый, и зубастый,
Кукурузу сам не ел,
Всех кормить других велел.
…
Вдруг заметил царь Никита,
Что ему мешает свита,
И командовать ему
Захотелось одному.
Царь собрал скорее Пленум
И промолвил: «Я измену
Начинаю замечать.
Разрешите доказать».

«Маленков с дороги сбился,
Каганович заблудился.
Влево Молотов свернул,
А Шепилов к ним примкнул.
Чтобы не было раздору,
Нужно выгнать эту свору.
Уничтожить, как пиявку,
Удалить, как бородавку...».

Месяц месяцем сменялся,
Царь Никита окопался,
И кричит: «Опять напастье,
Маршал Жуков лезет к власти!.
Надо дать ему отпор,
А не то  возникнет спор.
Маршал Жуков может всех
В строй поставить без помех».

Николай Булганин снова
За Никиту молвил слово,
В подкрепленье царских слов
С речью выступил Козлов.
Назван был «авантюристом»
И «военным карьеристом»,
Выгнан Жуков из ЦК,
Из Кремлевского дворца.

А Никита тут и там,
Все теперь решает сам.
Сам придумал семилетку,
Приказал пустить ракетку
На далекую Луну,
Разбудить там сатану,
Чтобы всех опередить
И, опять же, Первым быть.

Стаж, имея за плечами,
Выступал везде с речами,
Жизнь хорошую сулил
И конечно говорил:
«Мы Америку догоним
И по мясу перегоним,
По одежде, по руде,
Будет рай у нас везде!»

Сам счастливо проживал.
Коммунизма он не ждал,
А потом сам «заблудился»
И с вершины покатился.
И на пленуме ему,
Пнули в зад на «Колыму».
Ты скорби, народ-творец,
Тут и сказочке конец.

Этот стих лучше всех политзанятий раскрывал суть хрущёвских деяний в нашей стране, а также показывал взаимоотношения наших руководителей друг с другом. Теперь, при подготовке к ноябрьской демонстрации никто из старшеклассников не хотел нести на длинных палках портреты членов Политбюро ЦК КПСС и их доверили нести пятиклассникам и нам, пятиклассникам. При этом старшеклассники над нами посмеивались…

Однако были и такие люди, которые не только жалели, но и защищали Хрущёва, продолжали славить его и были благодарны ему за прекращение «Карибского кризиса 1962 года», за полёты советских космонавтов в Космос, даже за кукурузу, которая в нескольких регионах страны всё же давала отличный урожай. Они говорили, что «Хрущёв один сделал столько хорошего, чего не смогли сделать все остальные члены Политбюро и ЦК КППС, что они его просто «съели» из-за зависти».

Мне трудно было во всём этом разобраться, да я и не хотел этого делать, потому что для меня лично в октябре-ноябре 1964 года наступили настоящие «героические времена». Мне надо было исправлять неудовлетворительные оценки по некоторым предметам, преодолеть возникшие этой осенью трудности и препятствия, укрепить свой организм, волю, характер и дух, а самое главное, войти в контакт и дружбу с «главными» ребятами и «элитными» девочками нашего 6 «А» класса. После неприятного случая «на картошке» я не хотел оставлять в коллективной памяти ребят и девчонок нашего класса какие-либо воспоминания, я хотел их «затмить» своими новыми героическими делами, новой памятью.

Для преодоления стихийной или вынужденной неуспеваемости, вызванной, например, пропусками уроков или контрольных из-за болезни, я предложил Серафиме Ивановне Яковлевой, учительнице по математике и нашему классному руководителю, ни много, ни мало, как «узаконить шпаргалки». При этом я показал «Серафиме» изготовленные мной самим краткие справочные «напоминалки» на тетрадных листочках, которые не решали контрольные примеры, а подсказывали, какие могут быть применены формулы и приёмы решения контрольных задач. На контрольных уроках учебники и справочники по математике на партах иметь не разрешалось, а вот такие самодельные справки-шпаргалки я предложил разрешить, чтобы преодолеть волнение и вспомнить правильное решение.

- Всё равно, - горячо убеждал я Серафиму Ивановну, - мы же сами будем писать эти справки-шпаргалки, своими руками и своими мозгами. Поэтому, неизбежно, знания останутся в голове. Просто я, например, не боюсь контрольных, но сильно волнуюсь и мне это мешает. Главное, мне, например, достаточно только взглянуть на справку, чтобы тут же вспомнить формулу или метод решения задачи.
- Мы же делаем контрольную работу не для проверки памяти, а для проверки знаний! Мой папа, например, всё время пользуется справочниками и пособиями, прежде чем взяться за решение какой-либо задачи, хотя мой папа знает почти что всё.
- И мама моя, прежде чем взяться за серьёзное лечение, - убеждённо говорил я учительнице, - тоже берёт свои медицинские справочники по болезням и лекарствам или справочник для фельдшера и быстро находит верный диагноз, состав лекарств и их дозировку.

Последний аргумент убедил Серафиму Ивановну, и мы решили провести эксперимент. Она сама обратилась к классу и объяснила суть эксперимента, попросив не рассказывать об этом до получения результатов после контрольного занятия. При этом она сказала, что будет по почерку сличать и определять – сам ли ученик писал свои справки-шпаргалки по теме контрольной.

- Давайте так, - сказала «Серафима» всему классу. – Я к вам с доверием и вы без обмана. Согласны?

Через день была контрольная по математике, и мы все решили почти правильно все контрольные примеры и задачки. Это был успех! Через неделю мы повторили эксперимент и теперь все в классе без исключения положительно (не на «пять», но и не на «два») решили все контрольные задачи. После этого, вероятно, Серафима Ивановна Яковлева («Серафима») доложила об эксперименте в учительской другим учителям и завучу-директору школы Татьяне Николаевне Фёдоровой. Та поморщилась, сказала, что «такого метода в учебной программе нет, и никто нам его в ГОРОНО или РОНО не разрешит», а потом спросила, кто «автор этого предложения»…

Серафима Ивановна сказала, что «идею подал Саша Суворов, а эксперимент был проведён с согласия и при участии всего 6 «А» класса». После этого Татьяна Николаевна Фёдорова «взяла паузу» на несколько дней, а потом мы продолжили написание дома справок-напоминалок по другим предметам, особенно по иностранному языку, и наша общая успеваемость резко «подскочила вверх»; у нас практически исчезли «двойки», да и «троек» осталось «мизер»…

Короче, к празднику Великого Октября наш 6 «А» класс подошёл с отличными и хорошими оценками, со сплошной успеваемостью и снова завоевал первое место в социалистическом соревновании между шестыми классами и по школе. Нас обошли только одиннадцатиклассники, которые в 1965 году должны были выпускаться из школы, но к ним было особое внимание, забота и помощь всех учителей…

Славка Юницин немного меня ревновал к славе и успеху, потому что это он первый начал писать себе справки-шпаргалки и пользоваться ими на уроках. Я же прекратил эти справки из настоящих тайных шпаргалок в законные самодельные справки-напоминалки. Впоследствии эти справки-напоминалки отпали, потому что нам разрешили на контрольных занятиях использовать наши личные тетради-конспекты, потому что в них как раз и были те самые «напоминалки» пройденного на уроках материала.

Татьяну Николаевну Фёдорову и начальников из ГОРОНО и РОНО убедило то, что «ученики пользуются своими собственными записями в тетрадях-конспектах, что даёт гарантию не списывания» и «гарантию визуально-моторного закрепления учеником пройденного материала». Крое этого «применение этих конспективных записей действительно снижает испуг и волнение учеников от контрольных, не мешает им думать и находить правильное решение, что даёт положительный эффект в успеваемости ученика, класса и школы». Всех этих мудрёных формулировок учителей, завучей и начальников ни я, ни мы не знали; мне о них рассказал наш папа, который сдержанно гордился мной и называл меня «героем»…

7 ноября 1964 года была совсем не праздничная погода: ночью был мороз – минус 4,6°С, днём – минус 2,8°С, а к вечеру – минус 0,9°С. Шёл мелкий снежок – 1,5 мм осадков. Было холодно, промозгло, сыро под ногами, потому что прошли сотни ног участников демонстрации, но на демонстрацию вышли почти все горожане, потому что так было положено, общепринято и привычно.

Маршрут следования нашей праздничной колонны Суворовской средней школы №1 и всех предприятий нашего «низовского» района города Суворова был обычный: от школы вниз по улице Строителей мимо детского сада №1 «Радуга» до перекрёстка улицы Строителей и улицы Пушкина где мы встречались с колоннами мясокомбината, межколхозных мастерских, ЖКО Черепетской ГРЭС, работников комбината бытовых услуг, ЖБИК и других местных организаций.

Здесь мы поворачивали направо и по улице Пушкина шли мимо музыкальной школы на площадь Победы (ранее пл. Маяковского), входили организованно на площадь и ждали, пока подойдут: сверху по проспекту Мира колонны энергетиков Черепетской ГРЭС, передовиков предприятий и организаций всего «верховского» района города, ученики средней школы №2 и школы-интерната.

Справа по улице Чайковского подходили работники Рудоуправления, учреждений и организаций, жители микрорайона «карьерный», а также ученики школы №5. Все плотной толпой размещались на площади, слушали выступления городского и районного начальства, передовиков производства, победителей соцсоревнований, приветствия и рапорты школьников и комсомольцев, лозунги и объявления дикторов.

Потом все приходили в движение и шли с площади Победы по улице Энергетиков по направлению к автовокзалу. Доходили до перекрёстка с улицей Грибоедова, сдавали и грузили на машины плакаты, транспаранты, флаги, украшения колонн и расходились в разные стороны. Большая часть шла по домам, а остальные возвращались на площадь Победы, где артисты художественной самодеятельности давали концерт, где работали автолавки, продававшие Жигулёвское пиво, конфеты, пряники и всякие праздничные товары. Здесь мы, ребята и девчонки, встречались друг с другом, шныряли в толпе, договаривались, что нам делать и как отмечать праздник Великого Октября.

Я, как правило, встречался со Славкой Юнициным, узнавал от него свежие новости и мы разбегались, потому что у меня было задание от нашей мамы. Я должен был найти нашего папу и вовремя отвлечь его от компании его подвыпивших друзей-учителей и знакомых, которые с удовольствием его угощали вином и пивом за едкие, точные и остроумные комментарии последних политических событий и новостей.

Папе совершенно нельзя было пить вино или пиво, потому что у него потом очень болел живот (язва двенадцатиперстной кишки), но он в такие праздники (Новый Год, 1 мая, 9 мая и 7 ноября) всегда был в «боевом» настроении, нуждался в общении с мужиками и ему «всё было нипочём». Иногда достаточно было моего появления в зоне видимости моего папы, а иногда мне приходилось искать в толпе на площади моего старшего брата Юру и мы с ним вдвоём окружали нашего папу, брали его «под белы рученьки» и вели его к нашей маме.

Мама всегда на праздники терпеливо ждала нас с папой на высоком крыльце ресторана «Русь» за бетонными перилами и балясинами ограждения крыльца ресторана «Русь» возле встроенного магазина «Кулинария». Она уже покупала всякие вкусности к столу, мы встречались и весело шли домой, праздновать. По дороге я, Юра и папа рассказывали маме о наших приключениях, и она нас слушала не перебивая, радовалась вместе с нами, отвечала, комментировала, то есть была с нами очень приветливой, дружелюбной, ласковой. При этом наша мама, по пути домой, никогда не упрекала ни папу, ни Юру, ни меня за наше поведение и состояние.

Только придя домой, накрыв праздничный стол, отпраздновав перед телевизором праздник, наша мама, и то, если это действительно было необходимо, делала нам итоговые замечания-разборки праздника. При этом она делала нам замечания всегда с усмешкой, с юмором, едко, но метко и мы, расслабленные, сытые и довольные, очень любили за это нашу маму, ждали от неё её замечаний. Наша мама, Нина Васильевна Суворова (Максимова) была Человек!..

В этот раз (7 ноября 1964 года) я не смог встретиться на площади с Валей Антиповой, потому что она со своей «свитой» куда-то сразу убежала в сторону проспекта Мира и Дворца культуры и отдыха Черепетской ГРЭС. У неё была своя большая компания и меня пока туда не допускали и не приглашали…

Конечно же я расстроился, потому что встречи и общение с Мариной уже почти затуманились в памяти, я опять хотел в кого-нибудь влюбиться, с кем-то дружить, ходить, гулять. Мой «сашок-дружок» опять властно хотел своих «приключений» и уже по вечерам и ночам то резко, то толчками поднимал свою «головку», требовал своего насыщения ощущениями и выплеска «мужского сока».

«Фея красоты и страсти» ко мне не являлась в мой сон. Внутренние мои голоса-друзья помалкивали. Сам я не мог придумать чего-то красивого и прекрасного. Случай всё никак не случался и судьба моя «пролетала, как фанера над Парижем». Быть «правильным пионером» и «верным ленинцем» мне надоело, политика «осточертела». Мне хотелось острых приключений и героических испытаний…