Щедрая эгоистка

         На кромке лета круизный корабль вёз туристов и паломников в Иерусалим. Мичман Стёпин сидел на верхней палубе у бассейна. Был он на корабле не то, чтобы туристом, а после лечения в госпитале был направлен на отдых и реабилитацию. Служил на флоте старшиной водолазной команды, где в аварийной ситуации получил баротравму ушей и частично потерял слух. Врачи порекомендовали первое время пользоваться слуховым аппаратом одной из последних разработок, который усиливал не только окружающие звуки, но ещё имел возможность направленного приёма. Для этого функциональный блок необходимо было повернуть в сторону источника звука. Такая техническая возможность иногда забавляла его.
   У края бассейна, в нескольких метрах от него, беседовали две пожилые женщины. Были они в лёгких платочках. Этим отличались паломницы от праздных туристок. Одна была в строгой тёмной одежде. Из-под платка выглядывали седые волосы. На вид чуть постарше. У другой одежда была менее строгая. Свисающие кончики платка слегка прикрывали выразительное декольте и упрямо выпирающее женское достояние. Вчера вечером он заприметил её в баре. Правда, была она в другой кофточке, но с таким же откровенным декольте. Очевидно, привыкла  подчёркивать то, чем гордилась. Сегодня на её голове был полупрозрачный платок, покрывавший мелированные волосы. Контраст двух собеседниц привлёк внимание мужчины. Он невольно повернул микрофон в их сторону.
   «… вышла замуж за музыканта, – рассказывала Мелированная. – Не знаю, любила его по-настоящему или нет, но, как мне теперь кажется, заворожил он меня своей музыкой. Талант был от Бога. Родила ему желанного сына. Муж в то время много гастролировал с концертами и внимания уделял мне мало. Начал попивать, а уж пьяненький буйным становился. Из дома в мороз с младенцем на руках убегать приходилось. Терпела. По неопытности (в моей-то семье никто не пил) надеялась, что угомонится. Не хотелось безотцовщины для ребёнка, но жертва моя оказалась напрасной. Настрадавшись, задумалась: да неужто все мужики такие? пьяницы и буяны, об жён своих кулаки чешут? За что же я, такая молодая, страдаю? В полный цвет не распустилась ещё, а с таким мужем и увядать уж Обходительным, галантным был мой первый любовник. Лаской и вниманием окружил. Из себя видный, натурой щедрый, охапки роз к ногам, шампанское…. Два раза в один и тот же хрустальный фужер не наливал, менял на новый. С ним растаяло моё, уж было, остывшее сердце, хотя мужа, про себя, жалела.   Позже   выяснилось, что он  уголовник. Как он фужеры, так и я его, со временем поменяла на другого.
   Дальше – больше. Понравились ухаживания, внимание, как куколку на руках носили, каждый раз новые, свежие чувства, чего не получала от мужа. Дух захватывало, порхать хотелось. Восхищалась своей, как мне казалось, необыкновенностью, которой привлекала мужчин. Правда, любить никого из них не любила. Нравился сам процесс».
   – Щедрая… – словно невзначай проронила Седая.
Рассказчица чуть осеклась, но продолжила, словно на исповеди. Казалось, что торопилась облегчить свою душу, искала сочувствия и вместе с тем… будто выставлялась:
   «Занятость по работе позволяла скрывать, до поры до времени, мои увлечения. Сыном заниматься уже было некогда, передала его своей маме. Муж кое о чём стал догадываться, протрезвел от неожиданности, побил напоследок, на долгую память, и ушёл от меня. Осталась одна».
   Женщина умолкла. Стёпин видел, как её пальцы нервно комкали носовой платочек, словно сопереживали воспоминанию. Она поднесла его к наполненным грустью глазам и приложила к влажному узору проступавших морщинок. Чуть помолчав, продолжила:
«В одиночестве пробыла недолго – появился очередной воздыхатель. Молодой красавчик, стройный, умный, интересный собеседник, обаятельный. Столичный денди. Увлеклась, а потом и влюбилась. Готова была выйти замуж. Был он в разводе из-за неверности жены. Раз обжёгшись, к женщинам относился с недоверием. Это обострённое чувство, возможно и  не дало нам соединиться для совместной жизни. Трепетной любовью он меня не осчастливил – оставались банальными любовниками, пока не проявил себя усталым эгоистом. Что-то заподозрил во мне, надломился психикой  да запил в печали. Что такое муж пьяница – я хорошо помнила, и мы расстались.
   После него были другие и разные – от бизнесменов до работяг. Казалось, что моё лето вечно. Беременела от них, как кошка. Абортов сделала – со счёта сбилась. Да век наш, бабий, имеет свой срок. Потрепало время и меня. В моём возрасте стало как-то неприлично незамужней оставаться. Присматривала варианты.
Повстречала самостоятельного человека с серьёзными намерениями ко мне. Был он уже в годах, но неплохо сохранившийся и по-своему симпатичен. Влюбился в меня, как мальчишка. А чем могла ответить я, баловень мужчин, когда все чувства уже растрачены? Подыграла ему в самом начале для затравки, да и угасла. А он принял это за чистую монету и прилип. Руку с сердцем предложил. Принять не приняла, но и от себя, на всякий случай, не оттолкнула. Стал он, вроде Арлекина, которым в цирке заполняли перерыв. Как мужчина – в порядке, человек порядочный, работящий, руки из нужного места растут, по хозяйству помогал. Подумала: пока сгодится, пусть побудет, а там посмотрим. Мои  незамужние подруги затаённо завидовали, мол, отхватила-таки на закате своего лета. Повезло. «Лебединую песню» пророчили.
А тут объявился тот самый Красавчик, столичный денди, в которого была влюблена. С пьянкой порвал, стал преуспевающим бизнесменом, обеспечен: шикарный особняк с зеркальными окнами в элитном районе, бассейном, недвижимость в дальнем зарубежье, целый автопарк дорогих авто, прислуга и т.д. Встретились на природе. Весна. Соловьи женихающиеся заливаются. И мы с ними, заодно, очумели после долгой разлуки. Опять воспылали к нему  угасшие чувства. Летать захотелось…
Да недолго длилась радость моя. В катастрофе сын погиб, моя единственная кровинушка. Подкосило меня горе. Одинёшенька осталась. Вспомнила младенцев абортами загубленных, да поздно уж. Подумала, что наказал меня Господь за грехи мои. Молиться стала. На похороны сына, Красавчика позвала, знал он его хорошо, а вот Арлекино на кладбище прийти запретила, хотя с сыном он общался по-доброму. Получилось, что могилой сына развела порознь этих двух мужиков. Таились ещё мои надежды на этого самого Красавчика, хотелось казаться чистой перед ним. Позже Арлекино часто приходил на могилу, а вот Красавчик туда дорогу забыл. Наверно несправедливо относительно сына поступила.
   Искорёжило меня горе, душу высушило, но жизнь продолжалась. Арлекино в тяжкое время находился рядом со мной. Помогал всячески. Без него труднее было бы мне, бедой надломленной, на ногах устоять. Благодарна ему.
   Время душу лечит.  Пришла в себя. После затмения, вроде как света прибавилось. Про холостого Красавчика вспомнила, позвонила. Разговоры, то да сё. А тут под ногами Арлекино путается. Узнал он про эти шуры-муры, видимо что-то сболтнула ему в откровенности лишнее. Стал вопросы задавать. Никак не мог уразуметь, что наступила пора уйти ему с дороги. Его срок истёк. Однообразие вызывало у меня оскомину. Привыкла быть центром внимания у мужчин. Ну, не любила я его, даже при всей его доброте ко мне. Может и неблагодарность это, но мне казалось, что я любовью не торгую. Стала грубить ему, обижать всячески и жестоко, даже от тела своего отлучила, пытаясь указать на порог. Думала, поймёт, а язык, чтобы прямо сказать, не поворачивался. Однако он и тут проявил терпение, стараясь понять меня, сочувствовал и прощал. Тогда не удержалась я и пригласила к себе в гости Красавчика. Позже Арлекино прознал про это, собрался в одночасье и молча ушёл от меня».
   – Щедрая эгоистка, – уже без сожаления, не сдержалась Седая. Возможно, были у неё свои причины на такой тон. – Щедрая – потому что щедро делилась, а эгоистка – ни одного из мужчин счастливым не сделала. Только о себе заботилась.
   – Не задумывалась я тогда об этом.
   – Вот именно… Думала всем хватит… А сейчас задумалась??? – Мелированная перехватила укоризненный взгляд собеседницы, скользнувший по декольте. – То-то, милая…
   – И что же, ответил тебе взаимностью Красавчик? – спросила Седая.
   – Да нет, не сложилось.
   – А как же Арлекино?
   – Пытался наладить отношения со мной, да не захотела я.
   – Да, милая, прокинулась ты своим закатным счастьем.
   Мелированная ничего не ответила. Отвела голову, промокнула платочком краешки глаз и вприщур  посмотрела на круживших за кормой корабля чаек, словно искала поддержки в беззаботном клекоте вольных птиц. Обнажив сокровенное и не найдя сочувствия у собеседницы, она сидела опустив плечи, съёжившись, и в этой позе  ощущалась её внутренняя беззащитность. Стёпин видел перед собой не вчерашнюю гордую женщину из бара, а совсем другую. Казалось, что на её щуплые плечи давил безжалостный груз непростой, растранжиренной жизни. Поймал себя на мысли, что стало ему, по-человечески её жаль – одинокую, хрупкую, потерянную.
Женщина тяжело вздохнула, думая о чём-то своём.
   – Сходила в храм, исповедалась, причастилась. Спросила у батюшки благословения паломником съездить с поклоном на святую землю, на колени пасть, у Господа Бога нашего прощения испросить за грехи мои.
   – Правильно решила. Господь великодушен, искренне кающегося простит. А вот Арлекино… Прокинулась, милая….
   Мужчина непроизвольно отвёл микрофон в сторону, будто устыдившись чужой тайны, и глубоко задумался над услышанным.