Аннуляция

     Дмитрий Иванович Старцев был гордостью семьи, но более всех его выделяла мама, Вера Иосифовна, которая отмечала все таланты сына, на том основании, что и сама была талантливой литераторшей.
     Дима окончил школу с золотой медалью, легко поступил в областной институт на экономический факультет, по специальности «Мировая экономика. Управление бизнесом и правом», но по мере получения специальности разочаровался и в экономике и в праве. Всё взвесив - решительно сконцентрировался на управлении.
     Под слёзы матери и крики молодой жены, Старцев получил Красный диплом. Выбирая из множества предложений первую работу (здесь отец постарался, Иван Петрович - старожил местной Думы) обратил внимание на впервые созданные при всех муниципалитетах Управления по аннуляции творчества и забвению А.П. Чехова, который, наконец-то!, был признан записным русофобом. Почему этого не было сделано давно, никто из общества не понимал, ведь омерзительное отношение к русским у этого графомана, снискавшего дешёвую популярность у недальновидных режиссёров прошлого, было, как на ладони.
     На протяжении пятнадцати лет (кому долгих, а кому прекрасных), Дмитрий Иванович, уже заместитель начальника областного Управления культуры, искусства и современной науки, курировал эту сложную, многогранную деятельность. Сколько подводных течений он выявил с коллегами, сколько камней из-за пазухи повидал на своём веку…
     Окна рабочего кабинета заместителя (пока ещё, пока) Управления выходили на площадь Солженицына (бывшую Советскую, бывшую Торговую) и в солнечный день фонтан изображавший дуб и бодающего его телёнка, слал свои отблески на потолок должностной комнаты. Это создавало иллюзию моря и радовало. Скульптурная группа фонтана отлично вписалась в сталинскую архитектуру площади, олицетворяя всеми своими ста восьмидесяти восемью струями и струйками победу светлого, высокого, жизнеутверждающего творчества над тёмным прошлым. Фонтан с подобной тематикой специально поставили в городе С., где никогда не был Солженицын, чтобы жители этого замечательного провинциального города, центра области, могли приобщиться к творчеству гения и не скучали.
Во всех отношениях, стремление Главы Замечательной Руси Предстоящего Вильяма Привольного сделать всё для памяти незаслуженно обиженных в своё время писателей и поэтов, всё возможное для их необходимого возвеличивания, встречало у общества и народа только положительные эмоции. А когда это совмещалось с официальной отменой Чехова (которого уже и в официальных документах начинали писать с маленькой буквы – чехов), было особенно приятно. Так, например, Московский Художественный театр нынче носил имя Довлатова, чему немало поспособствовала президентка Московского Художественного академического театра имени Горького Татьяна Доронина. А когда в светлую память о Василии Аксёнове полуостров Крым сделали настоящим островом, то Казань объявила целую неделю нерабочим днём! И праздновала, и чествовала своего земляка круглосуточно!
     Конечно, не все вопросы решались так гладко, как хотелось. Ладно, Мелихово быстро снесли, людей расселили по Поволжью и Уралу – кто, где выбрал, а на всей территории разбили черешневый сад из двух сортов – Тютчевка и Фатеж. И даже с некоторым воодушевлением вернули Таганрогу историческое имя Троицк на Азове. Но вот немцы, который год противятся перезахоронению праха чехова в Баденвайлер! Мол, он у нас просто умер! Ничего подобного, nichts dergleichen!, это же знак! Не нужен этот прах земле русской, не нужен! А вот придумывать они законы, конечно, могут интересные и необходимые, например, законодательно запретили имя Антон. Каково?! Мало того, вынесли данный законопроект на рассмотрение всего Евросоюза. И усилили его международное значение предложением:  кто не хочет менять имя, высылать в Аргентину! Дорожка давно протоптана, чего пустует? Американцы на фоне улучшившихся отношений, не зная, как ещё увеличить у себя российские инвестиции, на федеральном уровне начали запрещать память и о Михаиле Чехове и о его театральной системе. Идёт со скрипом, пока решили переименовать Михаила Чехова в Михаила Барышникова, всё равно большинству американцев ни тот, ни другой уже не известны, а для полностью компьютерного кино – какая актёрская система?
     Обо всём этом думал Дмитрий Иванович пока ехал домой на обед. Ехал он в новом Аурисе третьего поколения, который ему, как культурному человеку, предоставили на обкатку и тест заднего сиденья. Ладно, хоть не Роллс-Ройс, как у губернатора. Понятно, что тому по должности надо на дешёвом ездить, но уж так… Популист. И выборы выиграл, только из-за его, Дмитрия Ивановича, помощи. Когда Старцев придумал клятву для студентов-первокурсников из педагогических ВУЗов – «Сами не читали Чехова и другим не позволим!» принятую на «Ура!» по всей стране, и даже в Польше, тот подсуетился и пригласил его начальником своего предвыборного штаба! Обещал должность вице-губернатора, а засунул после победы замом в Управление. И объяснял так смешно: экономика на таком подъёме, китайцы лет тридцать не догонят, можно любого назначить, а ты такой воз тащить будешь!
     А вот Привольный, вот тот молодец. Отказался от президентства, как не упрашивали, просто ведущий программы «Время» в двадцать часов двадцать минут, и просто, на общественных началах, ведёт эту громадную работу по очищению.
     Приехав домой, на проспект Бродского (первый проспект в мире, который спроектировали так, чтобы он одновременно был направлен и на Санкт-Петербург и на Венецию), послушал перед едой совместные наигрыши на фортепиано дочки Катеньки и супруги Екатерины. Слушая Шостаковича, радовался, что в их образованной семье, у каждого был талант. После обеда,  рассказав жене новый анекдот, поиграв с дочкой в шарады, неожиданно для себя предложил девочкам путешествие:
     - А не съездить ли нам в Барановичи?!
     Дочка ахнула и закружилась по залу:
     - В Пантеон Новодворской?!?! Ура!
     - Как неожиданно, Димочка! Когда поедем?
     - А на следующей неделе, любимая. Не будем тянуть.
     И вспомнил – визовая служба тянула с подачей предложений в Общественный комитет при Конфедеральной Раде о временной приостановке принятия новых стран в Конфедерацию славян и алан, надо позвонить и приструнить.
     - Но, Димочка, а как же с финансами? Или тебе премию выдали?
     - Ты прекрасно знаешь, от премий я отказался пожизненно, я же русский бюрократ, а не сквалыга. Но!, пришла выплата за прошедший мною курс «Аристократ духа». А это – трёхмесячная зарплата!
     - Какая радость, любимый! Ты такой молодец! Три месяца – и ты Аристократ духа! Всё таки, Привольный с его идеями возвышения русского народа – чудо-чудное! И то, что курсы со стипендией – ух!
     И Екатерина увлекла мужа в вальсе, а Катенька начала им подыгрывать на белом Стейнвее.
     Поддавшись семейным радостям, Дмитрий продолжил:
     - А после Барановичей – в Питер! В Кунсткамеру! Там через неделю последних живых олигархов показывать будут! Лондон и Цюрих наконец-то их  выдали!
     И вальс Штрауса перешёл в марш Дунаевского!
     После столь неожиданного обеденного перерыва, Дмитрию Ивановичу необходим был отдых, и он поехал к родителям. Жили они всё в том же доме, где вырос Старцев, откуда он ходил в садик, школу и институт. Только в детсад он ходил в соседний двор, «Очень удобно, Митенька умненький, сам ходит в садик», а в школу было в другую сторону – через старое городское кладбище, но тоже недалеко. В институт ездил на трамвае, на работе сразу же получил служебный автомобиль, сначала ездил сам за рулём, а потом, с новой должностью, предоставили и водителя. Так, шофёр Пантелеймонов, и возил его уже больше десяти лет. Из-за малых расстояний, общественного транспорта и служебного автомобиля Старцев мало ходил пешком, располнел и боялся, что вот-вот и появится отдышка. Это его угнетало, не вписывается отдышка в выстроенный образ стильного и современного русского управленца. Может в спортивный клуб начать ходить? Или хотя бы бегать по утрам, по набережной? Можно привлечь и Пантелеймонова, который от постоянной сидячей работы тоже вырос в ширину.
Поднявшись на родной третий этаж, поздоровавшись с соседкой, «Что-то вы редко родителей навещаете, Дмитрий Иванович! Нехорошо это», открыл дверь своими ключами.
     Из прихожей, в отражении большого зеркала, увидел, что мама в кухне. По запаху понял, что та варит кофе, странно, ведь они оба сердечники. Чтобы не испугать, нарочито громко стукнул по выключателю,  люстра зажглась, «Сколько же лет этому хрустальному горю?», и он выдохнул:
     - Я дома!
     Отцу очень нравилось это «Я дома». Мама же наоборот:
     – Ты отрезанный ломоть, у тебя свой и дом, и семья! За такие высказывания, отец поднимал руки над женой и басом Левитана взвывал:
     - Умри, несчастная!
     - Ну, здравствуй, пожалуйста!
     Отец обнял Дмитрия и поцеловал в обе щеки.
     Мама с кухни:
     - Сыночек, кушать будешь?
     -Нет, мамочка. Я поболтать. Мне так хорошо дома, я так рад вас видеть, здесь столько воспоминаний.
     Устроились в гостиной. Дмитрий Иванович рассказывал обо всём без умолку: о новых библиотеках, о театрах, о клубах, о новых интересных и приятных приезжих специалистах, с кем свёл новые знакомства, о поездке с семьёй в неожиданный отпуск. О работе молчал,  мама не любила его работу. Сам выпил всё кофе, «Зачем вы себя губите?». Потихоньку начал собираться.
     - Мамуль, что есть новое, почитать?
     Отдавая должное маминому литературному опыту, Дмитрий Иванович подошёл к книжным стеллажам. Ух, ты, отец точно выписал журнал «Аннуляция. Проблемы и решения», новый выпуск стоит, а ему в кабинет ещё не принесли.
     - О, пойдём, чего покажу, Митенька.
     Пошли с мамой в спальню, на её прикроватной тумбочке лежала толстая книга.
     - Держи.
     Дмитрий Иванович удивлённо взглянул на маму.
     - Шолохов?!
     - Ты открой.
     Предчувствуя подвох, Старцев открыл фолиант и выронил его. Внутри был Чехов! Его тексты Митька Старцев чуть не наизусть заучивал ещё в школе, так ему нравился Антон Павлович!
     Книга глухо упала на кровать и слегка подпрыгнула.
     - Мама, ТЫ ЧЕГО?!?! Меня же… Вас же… Ты о Катеньке подумала?!?!
     - Вот потому, что подумала, поэтому и храню. Да, Митенька, да, это наше собрание в 18 томах, с восемьдесят второго года…
     - Ну, как вы могли, мама?!
     - Не надо кричать, папа не в курсе.
     - Господи, мама…
     Дмитрий Сергеевич, весь мокрый, обмякший, испуганный, попрощался с отцом - «Прощайте, пожалуйста!», и вышел вон. Спускаясь к машине, Дмитрий Иванович, принял твёрдое мнение - уволится с этой работы, пусть этим меркантильным русофобом занимается кто-то другой!
     За углом, у Ауриса, курил трубочку Пантелеймонов.
     - Недурственная книга, да, Дмитрий Иванович? Мне всего Шолохова, Вера Иосифовна давала почитать. Недурственно…
     Лимузин ехал в центр, тихо, как и положено отечественному электромобилю и внутри тоже царило безмолвие. В глубоком смирении, печальный и покойный, сильно уставший Старцев, думал: - Не надо полнеть, ох, не надо.
     Прохожие, зная, кто это едет, думали: «Куда это едет Иваныч? Видимо, на какое-то важное собрание».