Блок. О, нет! Я не хочу, чтоб пали мы... Прочтение

                ЧЕРНАЯ КРОВЬ

4. «О, нет! Я не хочу, чтоб пали мы с тобой…»

 






                О, нет! Я не хочу, чтоб пали мы с тобой
                В объятья страшные. Чтоб долго длились муки,
                Когда — ни расплести сцепившиеся руки,
                Ни разомкнуть уста – нельзя во тьме ночной!
 
                Я слепнуть не хочу от молньи грозовой,
                Ни слушать скрипок вой (неистовые звуки!),
                Ни испытать прибой неизреченной скуки,
                Зарывшись в пепел твой горящей головой!
 
                Как первый человек, божественным сгорая,
                Хочу вернуть навек на синий берег рая
                Тебя, убив всю ложь и уничтожив яд…
 
                Но ты меня зовешь! Твой ядовитый взгляд
                Иной пророчит рай! – Я уступаю, зная,
                Что твой змеиный рай — бездонной скуки ад.
                Февраль 1912







     Не люблю я блоковские сонеты. Сонет – в переводе означает «звучащий», «звенящий», а стихия Блока не медь гремящая, а скрипки и арфы льстящие, не скульптура вырубленная, а акварель дрожащая, не солнце классицизма итальянских рафаэлев, а туманы импрессионизма французов. А если «отточенной и завершенной фразы» нет, то зачем?
     Эпоха «меж двух революций» в России была временем густого эротизма, которую в самом начале века открыл Брюсов:

                Сумрак жгучий, сумрак душный,
                Лунный отблеск на стене…
                Замирающий, воздушный,
                Жуткий шепот в тишине.

                «Милый, милый! вновь мы рядом,
                Нынче те же, что вчера:
                Смутный лик мой – вызов взглядам,
                Как рассвет – бледна сестра!

                ….Нас пьяня единым хмелем,
                Двух безумных не ревнуй!
                Оба слышим, оба делим
                Каждый дивный поцелуй!»

                Жуткий шорох, вскрик минутный, –
                В тишине мелькнувший звук, –
                Теней муть и образ смутный
                Из шести сплетенных рук.
                1903

     Поначалу из-за подобных настроений его (Брюсова) перестали печатать в «приличных» издательствах, но к 13-ому году «проблемы пола» тогдашнюю литературу просто захлестнули. Сам Брюсов вдохновение черпал по обычаю русской литературы от французов.  Возможно, и Блок тоже. Сравните исходный сонет с сонетом Бодлера (в переводе Ариадны Эфрос):

                Sed non satiata
                […но не насытившаяся (лат.)]

                Кто изваял тебя из темноты ночной,
                Какой туземный Фауст, исчадие саванны?
                Ты пахнешь мускусом и табаком Гаванны,
                Полуночи дитя, мой идол роковой.
 
                Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой
                Не смеют, демон мой; ты – край обетованный,
                Где горестных моих желаний караваны
                К колодцам глаз твоих идут на водопой.
               
                Но не прохлада в них – огонь, смола и сера.
                О, полно жечь меня, жестокая Мегера!
                Пойми, ведь я не Стикс, чтоб приказать: «Остынь!»,
               
                Семижды заключив тебя в свои объятья!
                Не Прозерпина я, чтоб испытать проклятье,
                Сгорать с тобой дотла в аду твоих простынь!

     Героиня исходного стихотворения – все та же, что и в предыдущих, для которой истинный рай – “змеиный” .
     «Змеиная женщина» – сквозной персонаж всего трехкнижия. Различные книги Блока – «Стихи о прекрасной даме», «Распутья», «Разные стихотворения», «Город», «Снежная маска» – это метки различных миров. Но всюду – от мистического всемирного Города до мещанского вещественного мира «Разных стихотворений» – гадины преследуют поэта. И суть их одна та же – змеи они подколодные.
     И  смысл их один и тот же – служить соблазном, служить секундной наградой за измену делу жизни.
     Впервые она намекнула о себе ещё в Стихах о Прекрасной Даме»:

                «…В речах о мудрости небесной
                Земные чуятся струи.
                Там, в сводах — сумрак неизвестный,
                Здесь — холод каменной скамьи.

                Глубокий жар случайной встречи
                Дохнул с церковной высоты
                На эти дремлющие свечи,
                На образа и на цветы.

                И вдохновительно молчанье,
                И скрыты помыслы твои,
                И смутно чуется познанье
                И дрожь голубки и змеи
                14 января 1902»

В «Распутьях» образ проявился отчетливее:

                «День был нежно-серый, серый, как тоска.
                Вечер стал матовый, как женская рука.

                …Пожимали руки, избегали встреч,
                Укрывали смехи белизною плеч.

                Длинный вырез платья, платье, как змея,
                В сумерках белее платья чешуя.

                …Молча потонули в саду без следа.
                Небо тихо вспыхнуло заревом стыда.

                Может быть, скатилась красная звезда.
                Июнь 1903. Bad Nauheim»

А в «томе II» всё стало однозначным – змея значит измена:

                «За холмом отзвенели упругие латы,
                И копье потерялось во мгле.
                Не сияет и шлем – золотой и пернатый –
                Всё, что было со мной на земле.

                …Я увижу в змеиных кудрях твои очи,
                Я услышу твой голос: "Забудь".

                Надо мною ты в синем своем покрывале,
                С исцеляющим жалом – змея...
                2 апреля 1907»

…а это будет дальше, в «томе III»:

                «…Разрешенье всех мучений,
                Всех хулений и похвал,
                Всех змеящихся улыбок,
                Всех просительных движений, –
                Жизнь разбей, как мой бокал!
 
                Чтоб на ложе долгой ночи
                Не хватило страстных сил!
                Чтоб в пустынном вопле скрипок
                Перепуганные очи
                Смертный сумрак погасил.
                6 октября 1909»

«…в пустынном вопле скрипок» – эта змея – она из пустынь, помните же? –

                «…Всё снится ей родной Египет
                Сквозь тусклый северный туман.

                …Она глядит мне прямо в очи,
                Хваля неробкого врага.
                С полей ее холодной ночи
                В мой дух врываются снега.

                Но сердце Снежной Девы немо
                И никогда не примет меч,
                Чтобы ремень стального шлема
                Рукою страстною рассечь.
                17 октября 1907»

     Покончено с нею будет в последнем стихотворении текущего цикла:

                «– Ты мертва, наконец, мертва!
 
                Знаю, выпил я кровь твою…
                Я кладу тебя в гроб…
                Октябрь 1909»