Соринка

Все знавшие Надьку считали её бой- бабой. Она могла, пренебрегая законами очереди, протиснуться к кассе сельского магазина  и потребовать от продавщицы :
-Давай-ка, Зоя, быстренько взвесь мне полкило варёной колбасы и килограмм мятных пряников.
Деревенские бабульки укоризненно качали головой и тяжко вздыхали:
- Ну некуда же  тебе спешить, девка! Постой с наше!
Надюха поворачивала голову в их сторону и цедила:
-Цыц! Мне ваше ни к чему! Своё несу! Это для вас время резиновое!
Надька не церемонилась ни с участковым, ни с фельдшером. Разговаривала  с ними резко, с вызовом, требовала к себе немедленного внимания. И не было нужды покрикивать, да, видать, привыкла шуметь.
-Мало тебя отец порол, Надюха!- выговаривал дед Кузьма, сидя на лавке возле медпункта, слыша разговор  на повышенных тонах.
-Ты ещё жив, мухомор? Думала, помер. Смотри в свой огород, Кузьма Пантелеевич,- сердито крикнула Надежда, пробегая мимо старика.
Осенью ей стукнуло пятьдесят. Сединки на висках блестели тоненькой ниточкой. Волосы цвета спелой пшеницы были заплетены в косу и укреплены на макушке заколками.  На щеках играл, как в юности, румянец.
Ежедневно Надюха бегала на ферму по просёлочной дороге. О возрасте не задумывалась. Казалось, и не уставала наматывать по три километра туда и обратно.
На зорьке любовалась спящим лесом и редкими оранжевыми полосками на небе:
- Вот и солнце встаёт, а я уж давно на ногах. И хлеб пеку, и курей кормлю, и до работы воды  из колодца наносить успеваю.
Всякий раз она сворачивала к трём осинкам, листья которых давно побагровели. Осенние краски вызывали восторг. Надюха стояла подле пламенеющих кустиков и шептала:
-Как мой платок, что Витюха подарил…
Вот и в это утро она застыла у осинок, с горечью отметив, что листва поредела. Налетел ветер, он безжалостно трепал волосы, обжигал лицо непривычным холодком:
- Отгорела осина! Всё когда-нибудь заканчивается!
Ветер срывал листья с клёнов и с дубков, вплетая в вихрь травинки  да сухие комья земли.
Вдруг Надежда часто- часто заморгала, пытаясь удалить залетевшую соринку. Почувствовав острую боль в левом глазу, женщина зарыдала. Слезы, солёные, горючие, скатывались на подрагивающий подбородок.
Она приподнимала пальцами веко, мяла его что есть мочи, но соринка оставалась на прежнем месте.
Ветер выл, а Надя голосила:
-Господи! Как больно-то! Витюша, я и не забывала о тебе, милый! Как же рано ты ушёл, муж мой любимый! А мне так трудно живётся! И дом  сама ремонтирую, и дрова колю, и в холодной постели ночи коротаю.  Люди в деревне думают, что я стальная и  мне всё нипочём.
Слезы лились и лились. Надюха села на корточки , обхватила голову руками и стала раскачиваться из стороны в сторону.
Перед глазами плыл черёмуховый май. Она видела себя в подвенечном платье и Витюху, который смущённо смотрел на суженую.
- Без тебя это я стала резкой и вздорной! Прости меня, соколик мой! Я слабая! Я робкая! Я прежняя, Витенька! Я та же!
Внезапно стих ветер, высохли слёзы, ушла боль. Надежда встала, улыбнулась, достала из сумки платок. Повязала мужнин подарок и уверенно зашагала к ферме.