Нечаянное знакомство Часть 1 Глава 2

  Незаметно подошло время отпуска. Изначально, еще с прошлого года, мной планировалась поездка на Байкал.  Я ждал известий из Иркутска, от своего друга, мы хотели, как всегда провести неделю на Байкале, а потом забраться в тайгу за кедровыми орехами. Перед отпуском, как обычно, образовалась гора неотложных дел и у нас со Славкой никак не получалось выбраться к Олимпиаде Олимпиевне.      
  Перед выходными днями, она позвонила сама. 

  —  Ты рассказывал, что ездите за грибами с ночевой, я подумала, может  возьмете и меня с собой, я так давно в настоящем лесу не была. 

  — Так тому и быть, Олимпиада Олимпиевна,  очень хорошая мысль, вам в голову пришла. Там вечером и рассказ свой продолжите.

  В пятницу вечером мы отправились в дорогу. Место, куда мы ехали, было хорошо знакомо.  Еще засветло мы миновали Боровск, звонивший колоколами своих многочисленных церквей, венчавших куполами крутые холмы, на которых он был расположен. Еще десяток километров по трассе и шесть по проселку, где он обрывался небольшой деревней с прудом посередине, с хорошим названием – Колодези.
За деревней на поле, рожь уже убрали, кое-где на стерне стояли небольшие скирды соломы, миновав которые, мы оказались на опушке рощи из огромных редких берез.  Тут у меня  были припрятаны колья для палатки, поэтому поставить её,  было делом нескольких минут. Скоро у нас уже весело затрещал костер, проезжая мимо одной деревни мы купили у торговавшего своим уловом рыбака, пару небольших щурят и штук шесть плотвичек, и теперь собирались сварить ушицу и запечь в горячей золе, плотву. 

  —  Ребята, как хорошо, что я с вами напросилась и какие вы молодцы, что меня взяли, — приговаривала Олимпиада Олимпиевна, когда мы все проголодавшись, навалились на печеную картошку с салом и зеленым луком вприкуску,  и на необычайно вкусную  плотвичку. Каравай хлеба, выпеченный в русской печи, который мы купили у знакомой по прошлым приездам хозяйки, был под стать всему остальному, пышный и ароматный.  В багажнике машины у меня были пустые мешки, мы со Славкой набили их соломой и устроили из них настоящие кресла, усевшись на которые, и усадив Олимпиаду Олимпиевну, налили в кружки чай и приготовились слушать…

  — Прошлый раз я остановилась на том, что Петр уговорил меня идти работать к нему на завод. Мне поручили заняться созданием заводского хора. Первым делом я отправилась опять в Народный дом к новой руководительнице тамошнего хора, с которой меня познакомили подруги, и все ей рассказала, попросив совета, где нам найти хормейстера.
Рассказ о моей судьбе, о жизни в Москве и встречах с известными людьми, произвели на нее  впечатление,  и она согласилась мне помочь. Возможности для этого у нее оказались очень большие. Звали её Евгения Адольфовна Бронская, это было её сценическое имя,  под которым она пела в оперных театрах Италии, Франции, Англии, Америки, ну и конечно почти во всех наших, в Тбилиси, Одессе, Киеве, Москве и Петербурге.
  Мать у нее тоже была известной певицей, от нее Евгения и унаследовала, помимо дворянского титула баронессы фон Гакке, еще и прекрасные вокальные данные. Училась она в Девичьем Смольном институте, по его окончанию обучалась пению сначала в музыкальной школе в Петербурге, а потом стажировалась в Италии, там одновременно с ней стажировался и её будущий муж Георгий Макаров, с которым они впоследствии  вместе пели в Мариинском театре.
  Выступала она до 21-го года, а потом ушла преподавать в Ленинградскую консерваторию и параллельно вела занятия с хором в Императорском Народном доме. В этом Народном доме раньше был оперный театр, в котором выступали все выдающиеся певцы того времени, потом его сделали филиалом Мариинки, а в доме остались самодеятельные кружки и кинотеатры. Надо сказать, что в то время самодеятельности уделяли очень большое внимание, проводить занятия приходили знаменитые певцы и дирижеры.
  Особенно часто там бывали Павел Захарович Андреев и Константин Степанович Исаченко. У Андреева был шикарный бас-баритон, а у Исаченко великолепный тенор, оба закончили Петербургскую консерваторию, оба пели на сцене Оперы Народного дома и теперь приходили в свою альма-матер передавать свои знания.
Вот Константин Степанович и выделил мне по просьбе Евгении Адольфовны, двух своих консерваторских студентов, которым он читал курс по хоровому пению, кроме того обещал наведываться и сам. Помочь мне на отборе при прослушивании пообещала и Бронская.
  Радостная я прибежала на следующий день к Петру, сообщить о своей удаче. Петр, как всегда, очень внимательно меня выслушал, похвалил, но потом, посерьезнев сказал:

 — Липа, тебе надо обязательно учиться, ты говорила, что полюбила читать, вот давай, для начала займись самообразованием, у нас на заводе хорошая библиотека, а если будет не хватать каких-то специальных книг, связанных с твоими занятиями, мы тебе дадим представление-мандат на посещение библиотеки в консерватории. И еще…  Ты пойми, люди, которые к тебе придут заниматься пением в хоре, далеко не все получили нормальное образование, так что помимо специальной подготовки, тебе придется  развивать и повышать их культурный уровень, а для этого, тебе самой надо много знать. Кстати, что ты сама знаешь об истории нашего завода? 

  — Не знаешь, иди читай, а прослушивание сделаем недельки через две, когда ты освоишься на заводе, и получше подготовишься.
 
  Началась напряженная жизнь, утром наспех попив чаю и помыв с тетей Глашей полы в подсобках, я бежала на трамвай, пока ехала, не отрываясь читала книги, которые брала домой, на заводе сперва в актовый зал, который готовили к будущим хоровым занятиям, потом в университетскую или консерваторскую библиотеки, затем снова на завод, там перекусывала в цеховой столовой, и все запускалось по второму кругу. Периодически забегала и в Народный дом к Бронской, посмотреть, как она ведет занятия. Кое-какие знания у меня были, все же пять лет занятий и выступлений в хоре, не прошли даром, но одно дело петь, подчиняясь командам дирижера, и слушать объяснения учителей, другое дело, руководить самой, иногда закрадывался страх, справлюсь ли…
  Две недели пролетели незаметно и вот наступил день прослушивания, собственно сразу стало понятно, что одним днем не обойтись. Петр был прав, желающих принять участие в прослушивании,  набралось более полутора тысяч. Посовещавшись,  решили, что первый отбор произведем, я и студенты, которых прислал Исаченко, а потом окончательный выбор сделает Бронская.  Опять очень выручил Петр, он сразу выбрал из собравшихся,  шесть человек и велел им разделить, всех на шесть примерно равных частей, порядок прохождения прослушивания для образовавшихся групп определить по жребию,  первой группе остаться, а остальным вернуться к рабочим местам, пока не подойдет очередь следующей группы.  Успел он сказать и еще очень важную вещь, что для хора будут отобраны сто человек, но не попавшие, чтобы не обижались, больше ста человек не могла вместить сцена актового зала.  В дальнейшем Дом Культуры будет перестраиваться, там появятся еще два зала и тогда можно будет набрать еще один или два состава.
 
  На первую группу из двухсот пятидесяти человек, ушел весь остаток дня. Стало ясно, что не все продумали. Мы предоставляли право участнику прослушивания петь любую песню по его желанию, поэтому было очень трудно сравнивать возможности. На следующий день  подготовили листы с текстами четырех русских народных песен, чтобы выбирали теперь, какую-то из них. Это значительно упростило отбор и к концу третьего дня мы прослушали всех.  Во второй тур отобрали около трехсот человек, его договорились провести в выходной день, чтобы надолго не отрывать людей от работы, да и Бронская тоже высказалась за воскресенье.  Она предложила прослушивать по 15-20 человек, с тем, чтобы сразу оценить способность петь не по одному, а в хоре. К вечеру все было закончено. 
  Через четыре месяца занятий, состоялось первое выступление заводского хора, приуроченное к празднованию праздника Первомая. Актовый зал мог вместить лишь малую часть желающих, поэтому решили, что концерт будет после торжественного собрания, на которое все заводские цеха делегируют передовиков производства.  Все же остальные смогут послушать, потом по выходным дням.  Не передать восторг сидящих в зрительном зале, когда на сцене они увидели своих товарищей по работе. Таких аплодисментов, я еще не слышала.
  Дирижировать на первый концерт пришел Константин Иванович Исаченко, в репертуаре у нас было несколько песен исполнявшихся А-капелла, а в основном нам аккомпанировал заводской оркестр, существовавший на заводе уже давно.  Начали концерт мы "Траурной одой" А. А. Крейна, посвященной смерти Ленина. Потом был «Интернационал» и «Варшавянка», «Дубинушку» зал заставил повторить дважды, пели «Среди долины ровныя» на стихи Мерзлякова и «Степь, да степь кругом» Ивана Сурикова.  Очень здорово прошел дебют нашего солиста Василия Карабанова, бригадира формовщиков в литейном цехе, у него оказался густой бархатный баритон. «Вечерний звон» в его исполнении, был награжден бурей аплодисментов.  Исполнила на концерте «Соловья» Алябьева и Евгения Адольфовна Бронская, а Исаченко спел арию Ленского из «Евгения Онегина».   Так состоялось боевое крещение нашего хора.

  Очень интересной была и история завода, познакомиться с которой мне наказал Петр. 
Начинался завод оказывается в Кронштадте.  В 1788-ом году, войско Швеции, возглавляемое королем Густавом III, неожиданно напало на крепость Нейшлот. Крепость эта принадлежала раньше шведам, во время Великой Северной войны,   русские войска захватили ее, но после заключения мира отдали. Во время очередной войны со Швецией через двадцать пять лет, Россия снова вернула ее, а заодно и почти всю территорию Финляндии.  По результатом заключенного мирного соглашения крепость осталась за Россией, с прилегающими землями, которые стали Выборгской губернией.  Но в этот раз шведский король, пользуясь тем, что Россия вела на юге войну с турками, решил вернуть потерянные территории, а заодно захватить Кронштадт и Санкт-Петербург. Вот тогда и было решено построить чугунно-литейный завод, чтобы на месте готовить боеприпасы.
  Строил завод известный шотландский инженер Чарльз Гаскойн, приглашенный в Россию для реорганизации литейного производства. Завод выпускал дробь, шрапнель, гранаты, ядра, зажигательные снаряды. На заводе работали десять приехавших с Гаскойном англичан, мастеров литейного дела и около двух сотен крепостных, присланных из Петрозаводска. Взяв в осаду, крепость Нейшлот Густав III прислал коменданту крепости ультиматум с требованием открыть ворота, на что комендант, однорукий майор Кузьмин, ответил ему:

  — Я без руки, не могу отворить ворота, пусть его величество сам потрудится. Крепость взять шведам так и не удалось, на море они тоже, несмотря на превосходство в силах, не смогли победить русские эскадры и потерпели поражение. 
  В 1801 году  император Павел I повелел  переместить завод из Кронштадта за Нарвскую заставу, и уже весной на новой территории было отлито первое ядро.

  Через сорок лет на заводе начали выпуск железнодорожных рельсов. А еще через двадцать пять завод выкупил выдающийся российский инженер и предприниматель Николай Иванович Путилов, по фамилии которого завод получил наименование  Путиловского. Запустили мартеновскую печь, построили сталепрокатную мастерскую, начали производство железнодорожных вагонов. В 1880-е гг. на заводе началось строительство миноносцев и корабельных башенных орудий для броненосцев, а в 1894 году — производство паровозов. В начале нового века Путиловский завод уже занимал первое место по выпуску продукции среди российских металлургических и машиностроительных заводов, а в Западной Европе уступал лишь заводам Круппа в Германии и Армстронга в Англии.
  Именно с него начинались и первая российская революция 1905 года и февральская революция 1917-го.  Когда я пришла на завод, там уже было запущено серийное производство трактора «Фордзон-Путиловец», и освоено производство трамваев, не только для Ленинграда, но и для всей страны.
 
  — Все ребята, давайте укладываться спать, надо же встать пораньше, а то все грибы проспим. 
  Когда утром мы продрали глаза, Олимпиады Олимпиевны в палатке уже не было, мы обнаружили её сидящей на травке, привалившись к огромной березе, она перебирала лежавшую рядом кучку грибов. 

  — Вы только посмотрите, какие красавцы! — обрадовалась нашему появлению Олимпиада Олимпиевна и подняла в обеих руках, два действительно красавца-боровика, с мощными серовато-белыми  ножками и темно-коричневыми шляпами. 
— Какое это наслаждение, даже просто погулять по такой красоте вокруг, а тут еще и такие грибы растут. Я просто безмерно вам благодарна!  Идите скорей в лес, там много грибов вас дожидаются. 
  Грибов действительно было так много, что мы мы буквально в течение часа набрали полные корзины. Возле одиноко стоящей на опушке березы с огромной раскидистой кроной, я сразу набрал, не поленившись посчитать, 38 штук, молоденьких, видимо только ночью вылезших на поверхность, подберезовиков. Они росли по кругу там, где  было больше влаги от скатывающейся с листьев утренней росы.  Утренники уже были довольно прохладными и грибы были, как на подбор, без малейшей червоточины.
 
  За завтраком, когда мы наконец добрались до настоявшейся за ночь ухи, аппетита после утренней грибной охоты, было не занимать. Уха получилась на славу, день занимался чудесный, только осенью бывают такие дни с непередаваемым ощущением счастья от слияния с окружающей природой. Лесные ароматы, соединялись с приятным запахом дымка от костра, сюда же вплеталась насыщенная грибная нота.  Мы со Славкой уже было настроились на продолжение рассказа, но Олимпиада Олимпиевна предложила другой вариант.

   — Вы ребята давайте потихоньку собирайтесь, а я еще пройдусь по лесу пособираю интересные сучки-корешки, для своих поделок. Вы ведь уезжаете только через неделю, выберите перед отъездом еще вечерок, приезжайте ко мне, я пирожков с грибами напеку.  Мне надо с мыслями собраться, чтобы выделить главные моменты из моей жизни, о которых я еще хочу вам рассказать.
  До отъезда оставалось два дня,  но несмотря на незаконченные сборы, мы оставили один из них для встречи с Олимпиадой Олимпиевной.
 Как-то незаметно она вошла в нашу жизнь и мы не хотели уезжать, не выполнив своего обещания. Так как пиво мы со Славкой любили, а на месяц  нам предстояло о нем забыть, мы решили встречу начать в «Ракушке», тем более, что появился и еще повод – накануне вечером раздался дверной звонок, за дверью оказался молодой узбек, предлагавший купить орехи и чернослив.  Два года назад, я был в командировке в Ташкенте и там пристрастился к соленым фисташкам. В Москве конца 70-х это была большая редкость, поэтому я с удовольствием набрал южных даров. 
  Погода стояла хорошая, мы выбрали столик во внутреннем дворике пивбара, там были такие удобные полуоткрытые кабинетики, где в принципе могли поместиться человек шесть, но посетителей в будний день было немного и мы оккупировали один из них.  Вскоре подошла  Олимпиада Олимпиевна.
  
  —  А почему вы ко мне не пришли?  — спросила она. 

  — Так мы же, на месяц от цивилизации и от пива уезжаем, вот и решили напоследок, чтобы вкус не забыть.
 
  —  Ладно, только потом ко мне пойдем, там мне уютнее вам рассказывать.

  —  Были в ту пору  еще три замечательных женщины, повлиявших на мой жизненный выбор.  Помните, я рассказывала, как бегала в лазарет в Народном доме на Лиговке, где помогала санитаркам и получала денежную помощь за Ивана Ивановича? 
Когда я ухаживала за раненым Петром, он узнав, что в Народном доме есть библиотека, попросил меня, чтобы я взяла там для него, что-нибудь почитать.   Заведовала библиотекой тогда, а также вела занятия по математике в вечерних классах для рабочих, Александра Васильевна Пешехонова.
  Представьте меня лет на 10-15 помоложе, вот так примерно выглядела тогда Александра Васильевна. На ней всегда было длинное темное платье с высоким воротником стоечкой, которое делало ее чуть выше, чем она была на самом деле. Темно-русые волосы были гладко зачесаны назад и закручены сзади в узел. Тогда во время войны под лазарет была отдана лишь часть Народного дома, а в оставшихся помещениях не прекращали работать школьные классы и ремесленные мастерские, расположенные в полуподвальной части, где старшие школьники обучались разным профессиям, работали и вечерние классы для взрослых.
  Александра Васильевна была душой Народного дома, если существуют образцы подвижничества, то она, несомненно, была одним из них. Её любили все и она всю себя без остатка, отдавала людям. Родилась она в 1852 году, отец у нее был художник, писал иконы для храмов, мать была из купеческой семьи.
  Тогда в начале Лиговки вдоль железнодорожных путей, недалеко от здания вокзала была расположена большая усадьба, со множеством различных построек, среди них на углу территории усадьбы стоял деревянный флигель, в нем и жила семья Пешехоновых.  Интересно, что в этом же флигеле до них в 40-х годах жил Белинский.  В конце 19 века постройки всей усадьбы снесли, там был построен огромный доходный дом Перцева.  Но еще задолго до этого, умерли родители Александры Васильевны, а она будучи к этому времени учительницей в школе-одиночке, перебралась жить в дом на углу Лиговки и Растанной, поближе к своей школе.
  Школами-одиночками назывались простейшие земские трехгодичные начальные школы, в которых был один преподаватель на все изучаемые предметы. В этом районе Петербурга жили представители беднейших сословий, кое у кого были зачатки образования, полученные в церковно приходских школах, но в своем большинстве это были безграмотные люди, занятые тяжелым физическим трудом, ютившиеся в лачугах, бараках, постоялых дворах. В свободное время у них не было никаких занятий и развлечений, кроме посещения многочисленных питейных заведений, там не было ни одного парка, ни одного сквера, поэтому по выходным дням берега грязнущей речки Лиговки, были усыпаны мертвецки пьяными обитателями этих трущоб.  У Александры Васильевны созрела мысль обратиться за помощью для практически беспризорных детей,  к одной из богатейших женщин России, графине Софье Владимировне Паниной, живущей в своем родовом дворце  на Фонтанке.

  —  Ребята, ничего, что я так подробно рассказываю?  — прервалась Олимпиада Олимпиевна, поглядывая на нас, но увидев, что мы даже забыли про пиво, улыбнулась: 

  — То, о чем я рассказываю вам, я услышала от Александры Васильевны, когда пятнадцатилетней девчонкой сидела по вечерам у нее в библиотеке,  и когда ходила навещать её, к ней домой, до самой её смерти в 1932 году.  Я просто хочу, чтобы вы лучше поняли, какие женщины стали путеводными звездами в моей жизни.
   
Софья Владимировна Панина  родилась в Москве в 1871 году.
  Отец Владимир Викторович Панин, мать Анастасия Сергеевна Мальцова.  Её дед по отцовской линии,  Виктор Никитич Панин был министром юстиции при двух императорах Николае I  и Александре II. Он был человеком богатым, ему принадлежало множество имений в разных губерниях и тысячи крепостных.
  Дед по матери,  Сергей Иванович Мальцов, генерал- майор в отставке, был крупнейший промышленник и миллионер. У него были заводы почти во всех отраслях промышленности, в том числе и основанный его матерью, завод хрусталя в Дятькове. Отец Софьи умер в тридцатилетнем возрасте, когда ей было чуть больше года, а еще через два года умер и дед, Виктор Никитич. Так Софья стала единственной наследницей огромного состояния. Жили они с матерью у бабушки, графини Натальи Павловны.
  Крестьянская реформа часто обсуждалась в семье, поскольку Виктор Никитич занимался ею непосредственно, входя, как министр юстиции, в различные комитеты и комиссии.  После смерти мужа в каком-то литературном салоне, мать Софьи познакомилась и влюбилась в известного земского деятеля Ивана Ильича Петрункевича.  Петрункевич в это время, за свои взгляды, уже находился под присмотром полиции.  Бабушка Наталья Павловна резко не одобряла поведение своей невестки, тогда как раз решался вопрос об опекунстве над наследством Софьи, и между ними велись ожесточенные споры.
  В 1879 году Петрункевича арестовали и по решению суда выслали в Костромскую губернию, Анастасия Сергеевна с Софьей его там навещали, в 82 –году он вернулся в Москву, оформил развод с женой и женился на матери Софьи.  Это еще больше обострило ситуацию. Были пущены в ход все светские связи с обеих сторон. Наталья Павловна была статс-дамой великой княгини и будущей императрицы Марии Федоровны, а бабушка по материнской линии была близкой подругой императрицы Марии Александровны. После двухлетней тяжбы, указом Александра III, опекунами до совершеннолетия Софьи, были назначены Наталья Павловна и дядя Софьи, генерал-лейтенант граф Левашов. На этом бабушка не успокоилась и подала еще одно прошение императору, чтобы Софью отняли у матери и поместили на учебу в один из петербургских институтов благородных девиц, который располагался напротив дворца Паниных на Фонтанке.
  Император прошение удовлетворил и в конце того же 82-ого года пришедший с указом полицейский чин отвел Софью туда.
В институте Софья провела пять долгих лет. Когда ей исполнилось 19, она вышла замуж за сына известного петербургского сановника Половцева. Свадьба была шикарной, посаженным отцом был сам император Александр III. Потом был медовый месяц за границей, к приезду молодым был куплен особняк на Большой Морской. Но неожиданно вскоре брак распался. Какова была причина,  Александра Васильевна у Софьи Владимировны тактично не спрашивала.  Несмотря на множество предложений, Софья Владимировна больше замуж не выходила, решив посвятить себя  делу благотворительности. 

  Тогда к ней в октябре 1991 года и пришла Александра Васильевна с просьбой открыть детскую столовую. Софья Владимировна с радостью отозвалась на это предложение и потратив около месяца на согласование различных разрешений от городских властей, в ноябре они сняли квартиру в доходном доме на углу Лиговки и Обводного канала.  В этой первой столовой обедали школьники, по 25 человек в две смены, туда потом стали приходить и взрослые посмотреть, что это такое.
  Двенадцать лет ушло на постепенное увеличение масштабов помощи, в начале 20 века Софья Владимировна решила построить свой Народный дом. Такие дома и раньше строились в Петербурге, но основное их предназначение было в отвлечении бедноты от повального пьянства, делалось это путем развлекательных постановок весьма низкого уровня, ни об учебе, ни о воспитании речи не шло. Начала она с покупки земли под постройку и создания проекта, для чего был приглашен  архитектор Юлий Юльевич Бенуа. Весной 1903 года после торжественного освящения, Народный дом был открыт.

  Там был огромный театральный зал на тысячу человек, прекрасная библиотека, столовая, рассчитанная на обслуживание до двухсот школьников, светлые классы, столярная и слесарная  мастерские, часть помещения была отведена для детей дошкольного возраста, по вечерам велись занятия для взрослых. Особой гордостью Народного дома была маленькая обсерватория.
  Когда началась война,  Софья Владимировна организовывала выдачу пособий, с кем только ей не приходилось тогда общаться, законные и гражданские жены ушедших на фронт запасников, ломовые извозчики, пекари и трактирщики, эмигранты китайцы и маньчжуры, привезенные для строительства железной дороги. Октябрьская революция 17 –го года застала Софью Владимировну на посту товарища (заместителя) министра народного просвещения во Временном правительстве Керенского.
Когда начались аресты министров правительства, Панина деньги из кассы министерства внесла в банк на имя будущего Учредительного Собрания.  Через некоторое время по распоряжению комитета большевиков ее арестовали и потребовали вернуть деньги, а после отказа посадили в тюрьму. Её могли расстрелять, но спасли друзья, те самые жители Александро-Невской окраины, детей которых и их самих она учила и которым помогала.
  Они собрали несколько тысяч подписей на прошении об  освобождении, в котором отмечались её заслуги. Главную роль сыграл Всероссийский Союз Учителей, руководство которого собрало нужную сумму залога в 90 тысяч рублей.  Покинув тюрьму она уехала на юг, а в 20 году эмигрировала. Сперва они жили с матерью и Петрункевичем в Праге, а потом она уехала в Америку. В 23-ем году, на двадцатилетний юбилей Народного дома, она прислала поздравления и признания в том, что создание Народного дома она считает главным в своей жизни.

  —  Давайте перебираться ко мне домой, там я расскажу еще об одной «звездочке». Пообедав, мы заняли привычные позиции в креслах и Олимпиада Олимпиевна продолжила свой рассказ.
 
  —  Такой же лазарет, как в Народном доме Паниной, был открыт и в Народном доме Нобилей на Ньюстадской улице. 
Этот дом был построен по заказу и на деньги Эммануила Нобиля, одного из династии знаменитых промышленников. На открытии лазарета настояла сестра Эммануила, Марта. Марта Людвиговна Нобиль родилась в 1981 году в Петербурге, здесь же окончила Женский медицинский институт, так же, как и ее братья занималась благотворительностью, на её деньги были построены и оборудованы глазная и хирургическая клиники, оборудована клиника горловых и ушных болезней. В лазарете она была главным врачом, там же работал и её муж доктор Олейников. Я впервые увидела её, когда Софья Владимировна поручила мне съездить туда и привезти необходимое лекарство для раненого, перенесшего тяжелую операцию.
  Это была красивая молодая женщина, необыкновенно энергичная, и еще я сразу обратила внимание, каким  непререкаемым авторитетом пользовалась она  среди персонала и раненых.

  И вот когда меня одолели думы, насчет моего будущего, эти три женщины стояли у меня перед глазами, я встала перед выбором, на кого мне лучше учиться, на учителя или врача. Как все случилось, расскажу уже в следующий раз, когда вы вернетесь. Олимпиада Олимпиевна расцеловала нас на прощанье и наказала позвонить ей, как только мы вернемся.
P/S на фотографии Народный дом графини Паниной

  Продолжение здесь:  http://proza.ru/2022/11/02/1508