Окно на третьем этаже, в доме с эркером

     Прогуливаясь по вечернему Питеру, перебирая на набережной дневные ощущения, до гостиницы шли трое – папа, мама и дочка. Фонари жёлтым светом упирались в лёд, дождик через позёмку переходил в крупу, февраль перескочил в март. Шагали и считали – когда високосный год, на следующий или через два, затронули вскользь свежие книги. Что ещё обсуждать после сытного ужина в армянском ресторане, где играла неожиданная современная грузинская музыка.
Остановились напротив переулка, недошедшие ещё до своего моста, и папа, поправляя куфию, которую он носил вместо шарфа, краем глаза замечает в освещенном окне эркера на третьем этаже силуэт, человек пьёт из чашки.
Он тихо, как-бы опасаясь, что его услышит мужчина из окна, говорит жене:
     - Посмотри наверх, на третий этаж, это прямо кадр из кино.
     Жена смотрит, отвечает:
     - Как красиво! Сфотографируй!
     - Ну, что ты, неудобно.
    Девочка вставляет маленькие белые наушники в уши. Тихонько уходят. Свет в окне эркера гаснет.
          ***
    Квартира в элегантном белом цвете, в комнате немного светлой дорогой кожаной мебели, круглый стол под льняной скатертью, несколько фотографий в белых рамках на стене. Книжная этажерка под самый потолок, рядом маленькая стремянка-подставка. Мужчина в эркере, перед занавеской, пьёт травяной чай. Увидев в окне семью, хмыкает и зовёт жену:
     – Аннушка! Иди ко мне, мы пришли!
     В ответ бурчание из соседней комнаты:
     – Я уже это сто раз видела!
     Тогда мужчина зовёт дочь:
     – Шурик, иди хоть ты!..
     Девушка, с большими белыми наушниками заходя в гостиную, вяло:
    - Хоть?! И, папа, ты всё равно в окне должен быть один, и я тоже уже видела нас.
     Дочка отходит, выключает свет в комнате, и мужчина выглядит в проёме окна на фоне света уличных фонарей, так же, как с улицы на фоне домашнего света – китайский силуэт из чёрной бумаги. Он знает про схожесть картинок и это ему очень нравится.
          ***
     Семья в полном составе выбралась в Эрмитаж, уже пару месяцев прошло с последнего посещения, нашли вход (столько раз были, а с этого подъезда первый раз) с Миллионной улицы. В Малом Эрмитаже, сразу рядом с контролем, в Сивковом переходе к ним подошёл юноша неряшливого вида: свитерок, штаны парусом, высокие кроссовки, отсутствие причёски и засаленная обложка для листов в руках. Подросток мялся, но поймав вопросительный взгляд отца семейства, всё же подошёл и заговорил:
     – Извините, вы ведь с извивом живёте? Ну, одно событие из прошлого можете реально видите хоть каждый день?
     Изумлённый глава семейства прикрыл своих женщин.
     - Э, ты кто, как ты понял, что мы…
     - О, это просто. Здесь тусклое освещение, а у вас всех перед переносицей небольшое голубое свечение, у кого-то шар, у кого типа гало.… Приглядитесь.
     Семья осмотрела друг друга, и удивились, как раньше этого не замечали, свечение было не ярким, небольшим по размеру – но явственным.
     - Вы же не знали об этой особенности. Слушайте, а вы давно поняли, что это с вами происходит?
     - Два года, нет, почти два с половиной. Мы переехали в Питер, и как-то вечером, лето было, я пил чай у окна и увидел зимний вечер, горящие фонари, метелица, а самое неожиданное – мы идём по набережной, останавливаемся около дома, и я вижу сам себя!!! Как я искоса смотрю на эркер, тихо общаюсь с женой, и мы уходим. Это же было, я отлично помню мысль в момент ухода – «Как хотелось бы жить в этом доме!». Я думал, что рехнулся, отошёл от окна, постоял у стола, затем снова выглянул в окно: всё было летним, обычным. Ничего не сказал жене, у меня иногда бывает deja vu, или точнее - видения, но чтобы такое яркое и чёткое! Через пару дней, помню, пятница была, снова стою с чашечкой, там же у окна. И опять – вечер, набережная, светильники и мы. Позвал жену и еле удержал, она в обморок упала. Потом две недели смотрели это кино, жена только из-за угла, одним глазком, опасалась. Затем дочке рассказали, а ей всё равно – «Вы это уже видели, ничего не произошло, значит норм» (пацан с интересом глянул на девушку). И действительно, ничего не происходило, жизнь была обычной, без чудес. Мы только никому не рассказываем об этом, вся семья в дурдоме – это нам не очень нужно.
     - Да, такое лучше не распространять. Но вы правильно делаете, что не боитесь (ещё взгляд на девушку). Этот извив во времени ни к чему не приводит, от него нечего ждать. Это не сигнал, он просто есть у вас. Единственное, что мы поняли: это маркер мягкого счастья…
     - Мы? То есть, таких – много?
     - Много, мало… Я не понимаю в числах, я художник. Мы – есть, я лично знаю пятерых, вот вы ещё трое. Мама моя, я, два норвежца – муж с женой, дед из Сочи. Мне норвежец, Эспен, он знаменитый учёный химик, объяснил, что стоит за нашей возможностью. Точнее, что он думает о происхождении извива.
     - Почему извив? Почему не просто - петля?
     - Петлю можно затянуть. Наш извив – свободный, он просто кончается.
     - Ах, это закончится.
     Женщина с грустью посмотрела на малолетнего художника.
     - Да, это конечная возможность. Слушайте, я пока не хочу завязывать с вами отношения (очень пристальный взгляд на девушку), но вы от меня не отстанете…. Давайте уйдём отсюда, а то охрана припрётся.
    - Пойдём в местное кафе, сядем, поговорим.
    Быстрым шагом, не как экскурсанты, они уверенно (много раз здесь были) дошли до кафе, взяли воды и бутербродов, сели к стене.
     - Меня зовут Винсент (увидел ухмылку девушки), для вас, я – Винсент.
     - Ну, нам скрывать нечего (с ухмылкой, как у дочери). Я – Виктор, моя жена – Анна, это Александра.
     - Так, Вин, давай по порядку. Пока понятно, что мы не одиноки с извивом, и, что он со временем закончится. Понятно, что зла от него не ждать. Добра, видимо, тоже.
     Винсент пожал плечами, взял второй бутерброд.
     - Но ты ещё сказал, что извив - показатель мягкого счастья.
     Винсент медленно дожевал и проглотил, наслаждаясь вниманием Александры:
     – Да, это самое удобное.
     Эспен теорию задвигает такую: есть момент времени, когда у пары, максимально близких людей, которые обязательно любят друг друга (Анна положила ладонь на бедро Виктора), и у каждого из них противоположные чувства достигают кульминации, происходит синергия энергий этих чувств. Он же химик, поясняет, реакции рисует, схемы, формулы и матрицы всякие, но я всё это мимо… Мне понятно основное, а частности - не интересно.
     Александра закивала, Винсент приободрился и взял бутерброд Виктора. Анна подвинула свою тарелочку к молодому человеку, собрала пустые блюдца.
     - Например, как было у нас мамой. Она родила меня в 17 лет, папашка отвалил задолго до родов, бабуля была в шоке от беременности, дед её настропалял, как мог, «Позорище!». И разок, мне было полгода, она кормила меня грудью, и думала, как выпилиться.
     Виктор удивился:
     - Что сделать?
     Александра быстрее Винсента, который жевал:
     - Папа, выпилиться – это суицид.
     - Ой, божечки, - Анна поднесла руки к груди.
     - Ага, ну, а чё? Перспектив нет, безысходность. А я наелся с двух титек – сытый. И вот в этот момент, по словам Эспена – начало извива. То есть, мы с мамой любим друг друга, у меня максимальное чувство сытости, а у неё отравление чувством безнадёжности. Вот химия внутри и сработала. Вы когда уходили по набережной, за руки держались?
    Взрослые кивнули.
    - Ну, вот. Вы, что чувствовали?
    - У меня была бесконечная радость, Витя рядом, Сашка тут, мы в шикарном путешествии, днём были в Юсуповском дворце, вечером очень вкусно поели, гуляем вместе, кругом красота!.. Я прямо задыхалась!
    Анна переживала те секунды, с такой же высокой радостью, что Винсенту нестерпимо захотелось нарисовать женщину, и он еле сдержался. Чтобы занять руки он взял последний, Сашин, бутерброд. Девушка с нарочитым удивлением вперила в художника взгляд. Он бровями и ресницами отмахнулся от этого представления.
     - Уныние.
     Виктор уже понял основные принципы. Повторил:
     - Уныние.
     Я в тот момент думал, как хорошо бы здесь жить, прямо в этом доме, но предвидя проблемы с бизнесом, с переездом, родители пожилые, как их оставить?, да и мелочей глупых навалом, впал в страшенную апатию, еле шёл. Ладно, Нюша за руку держала, иначе – упал бы.
    - Вот ваша точка. Извив в тот момент начался.
     Винсент увидев, что Виктор хочет спросить, не дал ему начать:
– Не знаю! Механизмов не знаю, всего не знаю. Могу дать норвежский номер – с вами поговорят, Эспен - мастак поговорить. И на русском, и на английском, даже на суахили. Кто-то серьёзный для него есть в Африке. Вот точно знаю – пока вы в моменте, когда у вас мягкое счастье, у вас свечение есть у всех. Как счастье загрубеет – свечение пройдёт, и извив пройдёт. У мамы всё закончилось, когда она отчима встретила, хотя он у нас такой классный!
     - Мягкое счастье, прикольно.
     - Ну, Шур, слава Богу, что – счастье.
     Мать с интересом смотрела на переглядки подростков.
     Винсент с желанием посмотрел в сторону витрины кафе:
     - Знаете, оно, мягкое, ведь обязательно должно перейти в постоянное счастье. Просто мы привыкаем к эйфории, наш сейчасный максимальный уровень становится постоянным и кажется, что всё на норме. Но нормальность наша – высоченная, далеко над другими.
     Виктор встал, отошёл, вернулся с подносом – кофе, сок, булочки. У него всё то, что занимало мысли последние годы, ложилось на полочки в необходимом порядке. С Эспеном встретиться можно, хуже не будет, только зачем? Тонкости его не интересовали, химические механизмы – не понятны, он далёк от химии, а вот Анна… Анна с возрастом увлеклась интегративной медициной, холистическим подходом к организму. Это когда убираешь не симптомы, а занимаешься поиском и исключением первопричины  болезни. Это для неё близко - гормоны, витамины, биохимия. Может ей и будет интересно.
     - А ты чем в Эрмитаже занимаешься?
     Отец очнулся, Шура заговорила с мальчиком?! Неожиданно.
     - Я руку набиваю и память зрительную. Смотрю на картины, наброски делаю, а домой прихожу – рисую портрет художника, когда он эту картину рисовал. То есть – вид из картины. И не обязательно это сам художник, на его место я ставлю близких людей. Или интересных. Или значимых. Или себя. Сегодня буду вас, Анна, рисовать.
     Винсент зарделся от неожиданного признания.
     - Исчезновение мягкого счастья, зависит от внешнего воздействия?
     Виктор решил спасать портретиста.
     - Не всегда. Вот дед из Сочи, он не мой дед, он никто, случайный, он у меня свечение увидел, в туалете, в аэропорту московском. Лет десять назад, я ещё маленький был. С мамой он проговорил до своего самолёта, потом мы к нему ездили в Сочи, так у него свечение до сих пор. А ему почти девяносто лет, жену похоронил давно, а извив не заканчивается. Так он говорит, что у него две точки начала, два извива – они с разницей лет в пять произошли, и обе до сих пор есть. Химик говорит, что из-за деда, теоретически есть возможность иметь бесконечное количество извивов, постоянно увеличивать счастье. У супер эмоциональных людей.
     - А как же – любовь?
     Анна нахмурилась, сложила губы уточкой, и Виктор понял, что жена в глубокой задумчивости.
     - Это обязательное условие для счастья, без него никак. Видимо есть люди, для которых любовь – постоянное состояние. И сам извив  ни для чего. Он просто есть, и если ты всего лишь посмотришь на любимого человека, ты понимаешь, что у вас счастье.
Винсент, который наевшись и напившись, расслабился и развалился на мягком диване, вдруг заёрзал.
     - Слушайте, запишите мой номер. Просто мне уже давно пора, я ведь не рассчитывал на вас.
     Продиктовал, встал, отряхнулся, собрался уходить.
     - Вы позвоните, договоримся встретиться, обсудим чего ещё. И меня Сёма зовут, Семён.
          ***
      - Аня, тебе звонят!
      В ответ молчание.
      Уже Саша:
     - Мама, телефон!!!
     На кухню зашла мать семейства и с лёгким возмущением:
     - Сами бы ответили, чего кричать? Алло.
     Долго стояла и слушала, затем присела.
     - Спасибо за звонок, я так рада! Обсудим с мужем, и я вам напишу.
     Отложила телефон и в меру возможности, загадочно посмотрела на дочку с мужем.
     - Как думаете, с кем я разговаривала?
     - Даже и думать нечего, Эспен звонил.
     - Как ты догадался?!?!
     - Какую информацию тебе могли доносить, чтобы ты губы уточкой сделала? Максимально новую и важную. Звонок международный, так что ответ один.
     - Папа умный, будь, как папа!
     - Шура не ёрничай! Да, звонил Эспен, он через две недели будет в Финляндии, приглашает поговорить. Слушайте, он так чисто говорит по-русски! Поедем?
     Виктор отложил планшет:
     - На машине или как? А ты с нами, Шнурок поедешь?
     - Шнурок, между прочим, от тебя рождённая. В Финляндию поеду. Мама отвечай химику, пусть поляну накрывает.
          ***
     Встреча с Эспеном произошла в очень интересном месте – Мариенхамне, столице Аландских островов.
     Пока ехали на пароме, Александра удивляла родителей информацией:
     - Так, город назван в честь императрицы Марии Александровны, Аландские острова – это автономия, язык у них преобладает шведский, так, большой порт, жителей островов не призывают в финскую армию… Ага, папа, слушай – квартиру можно купить, только через пять лет постоянного проживания на острове. Население - двенадцать тысяч…
     Музей Аландских островов нашли быстро, от гостиницы всё время прямо, меньше десяти минут неспешной, туристической ходьбы.
     Эспин их встретил у центрального входа.
     - Добрый день. Быстро нашли музей?
     Говорил учёный по-русски действительно очень чисто.
     - Добрый. Да, тут заблудиться и негде.
     - Это точно. Пойдёмте.
     Провёл гостей к служебным помещениям:
     - У меня здесь старинный друг работает, выкопал мне интересную книгу!
     - Откопал. Правильно сказать: «Откопал».
     - О, спасибо, мадмуазель. Долго не было разговорной практики.
     Зашли в кабинет.
     - Располагайтесь где кому удобно. Хотите кофе? Есть печенье.
     Все дружно отказались, так как навстречу пришли после позднего завтрака.
     - Ну, на нет и суда нет. Извините, а можно свет выключить? Посмотрю на вас в темноте.
     Виктор кивнул. В полутьме кабинета Эспин щёлкал языком и присвистывал. Вновь зажёг свет:
     - Да, удивительное! Сколько видел, у многих людей, но удивляюсь каждый раз! Вы знаете, что только одна фотография есть со свечением? Это такая вот история! Жил в Германии пожилой фотограф, и под конец войны его забрали в фольксштурм. Страху натерпелся – это понятно, в армии  никогда не служил, было уже шестьдесят два года, повезло, что оправили на Западный фронт, но вот война закончилась, и он пошёл домой. Пошёл в прямом смысле – пешком, идти до дому было не очень далеко, километров семьдесят. И наступил на мину!
      Представляете? До дома осталось идти пару часов! Подобрали англичане, привезли в госпиталь, а там его дочь дежурила! За мамой сбегала домой, та всю операцию продержала мужа за руку! Ампутировали одну ногу и руку, на один глаз ослеп – но живой! Выписали из госпиталя, он потихоньку снова открыл своё фотоателье. И вот на рождество дочь предложила сфотографировать их с мамой. И сфотографировала. Для них неудачно, то ли магний не загорелся, может фотопластинка не самая лучшая, но снимок вышел тёмный и с разводами.
     Пролежала эта фотография в коробке пятьдесят лет, а потом мне попалась. И я понял, что это не разводы, это извив! Да... Если интересно, попробуйте дома фотографию сделать. Но только на плёнку, электронные приборы не фиксируют это свечение. Но и на плёнку не особенно получается… Да... Ну, давайте поговорим теперь о вас. Как это случилось, кто заметил, какие чувства? Начинайте!
     Несколько часов дотошных вопросов и подробных ответов, уточнения, разъяснения. У Александры и Виктора уже голова шла кругом, их спасали только лирические отступления химика, и понимание, что для Анны этот разговор очень важен.
     - Знаете, я суахили выучил из-за одного человека. Дошла информация до меня лет десять назад, про очень интересного человека из Африки. Я туда рванулся, просто – рванул?, спасибо. Так вот – рванул, приезжаю, а он говорит только на суахили. Сами понимаете, переводчик в таких делах – нехорошо, а он ещё и в тюрьме сидит. Пришлось уехать, полгода я учил суахили, вернулся. Человек этот – бандит, мало того – каннибал. Я не проверял, но тюремщики мне сказали, что он умудряется, даже в тюрьме человечину есть. У него шесть жён, нет, они не в тюрьме с ним, они все живут на свободе, в своих деревнях. И с одной из них, с самой старшей, у него извив. Представляете? Бандит, убийца, насильник, людоед – счастливый человек! Причём он остаётся счастливым сидя в африканской тюрьме! В какое религиозное представление это укладывается? Какую философию подвести под то, что его старшая жена – счастлива с таким человеком? Для меня ответ в одном: природа, с помощью химических и физических процессов в организме,  предоставила человеку удивительную возможность физически увидеть, что он счастлив. По-моему, счастье – это не осмысленное состояние, а чистая функциональная потребность для человека! Почему потребность? Потому, что стремление к счастью – разве не потребность? Человек ест – и насыщение даёт спокойствие. Человек утоляет жажду – и гипоталамус спокойно занимается другими делами. Мы устали – и нам необходим сон, одновременное состояние и для ума и для тела. Вот Анна не даст соврать: во время сна максимально вырабатывается пролактин! Другой максимум знаете когда? Правильно, Аннушка! Во время беременности! Понимаете, к чему я веду? Счастье физиологически необходимо человеку, он к нему стремиться, но, не понимая до конца всех биохимических процессов организма, люди в прошлом неоправданно упростили ситуацию и сделали счастье плохо достижимой метафизикой с розовыми соплями!
     Эспен разошёлся, его переполняли чувства, ему нравилось, что его слушают. И вдруг:
     - Анна, хотите работать со мной по этой теме? Я так понимаю, что вы соображаете в химии?
     - Это громко сказано – соображаю. Я совсем недавно заинтересовалась вопросами интегративной медицины…
     Эспин перебил:
     - И правильно сделали! Это важный первый шаг! Понимаете, в нашей среде мало учёных, которые смогут мне помочь. А вам это интересно, так давайте учиться!
     - Учиться? Я уже не девочка…
     - Не смешите! Давайте сделаем так,…
           ***
     Прошёл ещё год, а может и два, но в каждый свободный вечер, обновив, если прислали, карандашные рисунки в рамках на стене, мужчина пьёт чай, чтобы увидеть этот мартовский, пока ещё зимний вечер. И не важно, что сейчас – осень, белые ночи или весенний паводок – за окном всегда тот вечер на набережной, когда для его семьи открылась возможность видеть своё счастье.