Прогулки по Москве. Петровка
Улица получила свое название от Высокопетровского монастыря, расположенного ближе к бульварной линии. Петровским же монастырь назван был царем Алексеем Михайловичем в честь рождения сына Петра, будущего императора Петра Первого.
В нашем городе, который мы так любим, буквально каждая улица, каждый дом имеют свою историю. Петровка, Арбат, Тверская, Кузнецкий мост, кольцо старинных бульваров разбитых на границе Белого города - почему нас так тянет сюда просто побродить? Ведь нет здесь у нас решительно никаких дел. Да потому, что нигде сердце русского не бьется так сильно и так радостно, как в Москве. «О, Москва! Москва! Жить и умереть в тебе, белокаменная – есть верх моих желаний», - так взволнованно высказывался Виссарион Белинский.
Ни один русский город не связан с литературой так тесно, как Москва. Дома, улицы, бульвары и площади воспринимаются как живые страницы романов, мемуаров, дневниковых записей. Все бульварное кольцо – память о проходивших по аллеям Чехове, Куприне, Бунине, Шаляпине… На углу Петровки и Страстного бульвара рылся в книгах оставленного дома, пораженный их обилием, Анри Бейль, будущий французский писатель Стендаль, во время войны двенадцатого года офицер армии Наполеона. В письмах к сестре он восхищался Москвой, как великолепным городом, незнакомым Европе. В своем же дневнике он отметил богатство московских дворцов и их книжных собраний.
Не зря же устами Фамусова Грибоедов сказал: «…едва, где сыщется столица, как Москва».
Владимир Гиляровский, который жил на углу Петровки в Столешниковом переулке, так говорил о Москве: « Поражен, очарован и навсегда полюбил Москву, и любил ее, любил! Любил ее такой, какой она была, люблю такой, какая есть!»
К великому сожалению архитектурный облик улицы много потерял с течением времени, изменением стилей и вкусов. Все чаще спотыкается сердце о слова: «Дом не сохранился». Так , например, в самом начале улицы Петровки не сохранился дом помещицы Анненковой, матери декабриста Анненкова, женившегося на гувернантке, француженке Полине Гебль, последовавшей за ним в Сибирь. Эта романтическая история была описана в мемуарах преподавателем фехтования Огюстеном Гризье, и , в свою очередь, попав на глаза Александру Дюма, претворилась в роман « Учитель фехтования». Роман был запрещен в России, но весь «свет» зачитывался им и даже сама императрица, Александра Федоровна!
В начале двадцатого века на смену классическому стилю архитектуры пришел другой- изысканный и шикарный стиль «Модерн». На углу Петровки и Театральной площади, возле Малого театра, архитектор Клейн воздвиг, иначе и не скажешь, громаду универсального магазина, носившего имя их владельцев Мюра и Мерилиза. Здание поражало воображение. Великолепный световой фонарь сочетался со средневековыми стрельчатыми окнами и готическими башенками по углам. Цифры, приводимые в газетах, изумляли: семь этажей, да еще два под землей! Полторы тысячи приказчиков… лифты для посетителей… И чего только в магазине не было… Подобного рода универмаги пришли на смену пассажам, популярным ранее.
Петровский пассаж с товарами поставщиков двора Его Императорского Величества был построен на три года раньше ЦУМа, то бишь магазина Мюра и Мерилиза. Пассажи – торговые здания в виде крытых галерей с рядом магазинов. Они располагались обыкновенно между двух параллельных улиц. Петровский пассаж как раз и соединял Неглинную улицу и Петровку.
В истории старинного магазина была такая страничка: в тридцатых годах двадцатого века на одной из торговых линий разместился трест «Дирижаблестрой», выпускавший первые советские воздушные корабли- дирижабли. Главным конструктором был приглашен сам Умберто Нобиле.
Вся Европа знала “Торговый Дом “Павел Сорокоумский с сыновьями”, а в модных женских журналах были странички моделей этой фирмы: шубки, пелерины, манто... Главный магазин фирмы был в самом центре Москвы, на Ильинке, неподалеку от Кремля. А многие москвичи еще помнят магазин “Меха” на углу Большой Дмитровки и Столешникова переулка.
В конце 19 столетия фирма “Павел Сорокоумовский с сыновьями” была удостоена звания Поставщик Двора Его Императорского Величества, что означало исключительное право фирмы на поставку и изготовление меховых изделий для государственных регалий российских царей.
В середине 19 века в доме, где позже был открыт магазин Сорокоумовских, располагалась гостиница Англия. Гостиница славилась своим рестораном.
Вообще, в Москве всегда любили и умели хорошо поесть. За едой, а то за чаепитием вершились часто крупные дела и сделки. Вспомните затянувшийся на сутки обед Станиславского и Немировича –Данченко в ресторане «Славянский базар» на Никольской улице, приведший к рождению Художественного театра.
Лев Толстой в романе «Анна Каренина» описывает обед Стивы Облонского с Левиным в ресторане гостиницы Англия.
«Хороши ли устрицы? Фленсбургские, ваше сиятельство, Остендских нет…А недурны,- говорил Стива Облонский, сдирая серебряною вилочкой шлюпающих устриц, и проглатывая их одну за другой. -Недурны!»…
Когда-то петербургские гурманы получали из Москвы замороженные расстегаи, поросят от Тестова, калачи от Филиппова, что на Тверской… «Супы в кастрюльке – прямо из Парижа» в Москве не уважали. Свои щи, пироги, бараний бок с кашей хороши были.
На Петровке, в верхней ее части, стоит дом 25- здание типично дворянской постройки, но строилось оно для богатого купца Губина, позволившего себе смелость поселиться на улице тогда еще сплошь дворянской. И жилье ему создавал сам Матвей Казаков. Строил на дворянский манер – с шестиугольным портиком и треугольным фронтоном.
Позже наследники Губина отдали центральную часть дома под частную гимназию Креймана, в которой учился будущий глава символистов Валерий Брюсов. Впрочем, пробыл будущий поэт в гимназии недолго. В 5-м классе он был изгнан из этого учебного заведения за издание «гимназического журнала, в котором развивались атеистические и республиканские идеи»
Вот так! Надо сказать, что «вылететь» из гимназии Креймана можно было только за какие-нибудь чрезвычайные поступки. Гимназия славилась тем, что в нее принимали юношей, уже исключенных из других учебных заведений.
Имя Матвея Казакова, строителя и зодчего неотделимо от архитектурного облика Москвы. А сам архитектор считал своим лучшим творением здание Сената в Кремле. А кто не знает великолепный Дом дворянского собрания (Колонный зал Дома союзов). Да мало ли в Москве домов, осененных его гением.
Когда Наполеон приближался к Москве, больного архитектора увезли из города. Узнав о том, что его любимая Москва в огне, он с горя умер.
Но не зря говорят, что Казаков – счастливейший московский зодчий. Из его творений ни одно в огне не пострадало! Жаль только, что самому архитектору этого не дано было узнать.
. Я люблю большие дома
И узкие улицы города,-
В дни, когда не настала зима,
А осень повеяла холодом.
Пространства люблю площадей,
Стенами кругом огражденные,-
В час, когда еще нет фонарей,
А затеплились звезды смущенные…
Вечерами в Москве зажигаются огни, на улицах становится многолюдно и празднично… Ярко светятся витрины магазинов и театральные подъезды, шуршат шины автомобилей. И весь огромный город как-то сжимается, делается милым и уютным. Когда-то Анна Ахматова писала:
Все в Москве пропитано стихами,
Рифмами проколото насквозь…
И еще:
За ландышевый май
В моей Москве стоглавой,
Отдам я звездных стай
Сияние и славу.
Свидетельство о публикации №222110801373
Разделяю Ваш восторг.
Валерий Шаханов 16.11.2022 18:34 Заявить о нарушении
Алла Сорокина 16.11.2022 23:30 Заявить о нарушении