Сестра Кейт и дядя Анкл

Из цикла новелл
«ВЕЛИКИЕ И МАЛЫЕ МИРА СЕГО»
Из новеллы
МАСКА, МАСКА Я ТЕБЯ НЕ ЗНАЮ
http://proza.ru/2022/10/26/1217


Предыдущая "ДУБ ДУХА ВАШИНГТОНА"
http://proza.ru/2022/11/11/1680


5. СЕСТРА  КЕЙТ  И  ДЯДЯ  АНКЛ

За сестрой Кейт был послан белый лимузин с великолепным Чарли.
За дядей Анклом снарядили чёрный лимузин, с Майклом.
Но в самую последнюю минуту Майкл получил расчет за неблагонравное поведение,
и в аэропорт за дядей Анклом отправился молодой белокурый гигант на своей зелёной малолитражке. Белокурого гиганта все звали по-разному.

Жоро, подражая виданному в детстве вестерну, величал его «Маленький Дурачка»
и на этом шатком основании выстроил свои права и обязанности наставника молодёжи. Возможно, такое прозвище на болгарском предполагало что-нибудь невинное, смешное
и липкое, как чупа-чупс. Во всяком случае, Молодой Белокурый  Гигант и не думал обижаться. Сам он называл Жоро просто Болгарином или Жорой-Обжорой, с намёком
на его гастрономические фантазии, и несмотря на разницу в возрасте что-то
30 с лишним лет.

Другие обитатели Росслевилля именовали Белокурого Гиганта Петечкой. А когда что-нибудь было надо, например, сгонять в соседний штат за дешевыми сигаретами, алкоголем или распечатать цветные фотографии - Пётром Сергеичем.
Редко по фамилии – Трофимов. Часто и просто Пит.

- Пит, дай покосить!
И Петя охотно слезал с газонокосилки и давал покататься на бензиновом агрегате с прицепленным к нему спинер-ножом, на котором можно гонять по холмам Рослевилля
на рискованных оборотах и запредельных кренах. Придерживаясь тех частей парка,
где не брали перископы Замка Гогенфлю.

Молодого Белокурого Гиганта Петечку любили все. Щедро учили материться,
пить водку и подтягивали по теории обольщения женщин. С практикой, понятно, имелись затруднения. Искренне любил Петю и огромный чёрный водолаз Портос. При первом удобном случае, пёс Портос забирался к Большому Блондину в кровать, если тот по доброте душевной или ученической рассеянности не сажал Портоса на цепь.

При том что Портос, как известно, признавал полное верховенство Мэтра Алекса.
Заранее, примерно за час, собачья интуиция подсказывала Портосу о визите его господина и, как все правоверные, он сообразно готовился ко встрече с божеством: заранее плакал о своих грехах, валялся в собственном говне, и скулил собачьи молитвы.

Иерархия была проста: Алекс - Верховный Собачий бог, Петечка - лучший собачий друг - бог рангом пониже, все остальные - нимфы, сатиры и фавны и так далее - пропустить стаканчик эля, потрепаться в курилке.

Сам Мэтр тоже учил Петю, студента Петю Трофимова, премудростям изящных
и многих других высоких искусств. Петя реально числился в Рослевилле студентом.
В честь чего Замок справедливо называли Росслевилльской Академией.
В основном, в местной американской прессе "Вечерний Росслевилль".
А иногда - школой Гогенфлю. Это, как я разумею, оммаж к Гофману.
Алекс слыл изрядным ценителем и знатоком Э.Т.А.Гофмана.

На всю школу был единственный ученик - Петя.
Он же староста курса, он же звеньевой и дежурный на переменках и по доске.
Остальные так или иначе числили себя в его учителях.
По мере своих интеллектуальных и педагогических наклонностей и нереализованного чувства материнства.

Благодаря чему Петя Трофимов должен был сформироваться в глубокого знатока всех тайн на свете: баб, словесности, изящных искусств, эзотерических учений и доктрин, а так же магии кулинарной, винодельческой, основам винопития и иного чародейства. В таком именно порядке.

До 9 лет Петя Трофимов проживал в Москве, после чего вместе с профессорами родителями, работающими по контракту, перебрался в Америку.Переезд считался временным, рабочим. Возвращение, как это часто бывает,  затянулось, расползлось на всю оставшуюся жизнь. Да и менять дантиста - хуже нет.

Таким образом, Петя не числил себя эмигрантом ни по убеждению, ни по рождению.
Он был русским парнем, который как данность воспринимал и Америку и Россию
и  был равнозначен в двух средах. По-русски он говорил без тени акцента, так же как и по американски. И был ярким примером билингва.

То есть, оба языка не смешивались в его голове и мостиков меж ними не было наведено. А это означало, что синхронный перевод оставался сомнительной эквилибристикой не достойной его ума и он искренне недоумевал, зачем нужен перевод, когда и так всё ясно-понятно.

Петя Трофимов любил папу, маму, группу Сплин, Земфиру, Кино и другие рок группы,
а так же Портоса; чтил Магистра Алекса и с трепетом исполнял данные им послушания. Основным послушанием - быть благодарным слушателем и почитателем -  Петя исполнял с лёгкостью и вдохновением, так же как и IT сопровождение всей кипучей, не всем понятной деятельности Алекса.

Во второстепенные послушания входили: водить экскурсии по замку, косить траву, кормить всех земноводных, перебирать фолианты, сортировать и раскладывать по боксам и полкам рукописи из Александрии, библиотеки Иоанна Грозного, расшифровывать тайные письмена инков, майя и Леонардо да Винчи, а так же перерисовывать в тетрадку для своих учебных надобностей нечто такое, о чём простым смертным знать
не положено.

Многие смертные, впрочем, пытались просунуть в записи свой нос, но тетрадка тут
же резко захлопывалась и любопытный нос вежливо отсылался в даль беспросветную.

Всё успеть даже молодому Гиганту не было никакой возможности. По этой самой причине Петя мало спал. Кроме ученичества и послушаний, он не умел отказать
и в других просьбах.

Так молодой гигант, сложив свой двух метровый рост в зеленую малолитражку, покатил в Нью-Йорк Сити за дядей Анклом. Лелея в русской душе призрак надежды заскочить на квартирный концерт рок группы "Наутилус Помпилиус". Теоретически, мог бы и успеть,  хотя бы на первое отделение.
Но с учетом Нью-Йоркского трафика, скорее всего опоздал бы встретить дядю, а дядя Анкл мог заподозрить в Петиных предпочтениях  немилость со стороны дорогого Алекса.
Разумеется, дядя Анкл считал себя выше всего этого. Или делал вид, что он выше.
Как умел. Ну и потом он любил двухметрового (будем точными: 78,78 дюйма)
Петечку как своего родного сына. Или внука. И Петя взял левее, мимо Ла Гуардии.
Ну а поскольку Петя не поехал на концерт, а сразу погнал в сторону аэропорта
Кеннеди, то всю дорогу кассета с Наутилусом надрывалась и плакала про слабую грудь
в сгоревшем доме, про острую бритву и пьяного врача, и как хочет с ней быть наедине Юрий Б. Дядя Анкл слушал и плакал. А Петя давил на педаль газа и подпевал:
"Я хочу быть с тобой, я таааааааааааааааааааааак хочу быть с тобоооооооой!"

Сестра Кейт прилетела из Брюгге и благополучно была доставлена великолепным
Чарли на сияющим белизной и лаком, как вершина Килиманджаро, дабл Кадиллаке.

Дядя Анкл же с Петею добрались до Рослевилля только на следующий день ближе
к полудню, и не на зелёной малолитражке Пети Трофимова, а на посланном за ними такси.

Свою зелёную машинку Петя расквасил о придорожный столб.
Заснули они оба, и Анкл и Петя. А проснулись только тогда, когда вокруг всё заблистало синими и красными огнями полицейских машин и карет скорой американской помощи.
Оба были живы и даже невредимы. И первое время вообще мало что понимали.
Только дядя Анкл сказал:
- У меня разбилась бутылка (***((. Прямо на штаны (****((((.
На что Петя проснулся и ответил цитатой из Жоро:
- «Пьёшь пиво, ссышь криво».
Или Это Кафка?

То, что разбилась не только бутылка пива, но и стальной автомобиль не подлежал никакому ремонту, оба сообразили только когда их вырезали из мятого железа специальными усиленными ножницами работники американских МЧС.
И они отправились досыпать в ближний мотель.

Сестра Кейт же прибыла не одна, а с хрупкого сложения молодой содержанкой
породы Чи-хуа-хуа - мини. Собачку звали на бельгийский манер: Мириам.
Однако в Гогенфлю ей переправили метрику на Машку.
Кейт и Машка, утомлённые географией с её бесконечными поясами, спали.
Образцовый оркестр цикад и кузнечиков, подхватив цимбалы и свирели,
удалился в соседнюю рощу.

С самого утра Жоро и остальные разумные обитатели Гогенфлю ожидали главного события в Рослевилле: когда сестра Кейт проснётся пойдет знакомить чи-хуа-хуа
с водолазом. В воздухе витала идея ставок, в тайниках душ теснились зачатки языческих нравов, как будущие зубки в деснах младенца, и мерещились римские проказы времён Нерона. Вслух, конечно же, ничего такого - прикрывались воспитанием. Но, как тогда объяснить интерес взрослых мужчин к свиданию двух собачек.


Впрочем, сестру Кейт тоже все любили. Она была проста, весела и милостива - никогда не приезжала без подарков. Даже и для тех, кто в Рослевилле был лицом временным, контрактником, как Юстас, например. И могла тайно одарить Жоро в коробке от дорогого шампуня бутылочкой абсента.

Раз в четверть часа Жоро выбегал справлять любопытство на полянку перед домиком Кейт и развивал идею высокого самопожертвования: до отвала оскоромить Портоса, чтобы он был гарантировано был готов только к духовному общению.
Для этих целей Жора выражал готовность уступить собаке оставшийся кусок варёной говядины килограмма на полтора.

Гоша, Яцек и Юстас придерживались иных ценностей и, ссылаясь на Международный Пакт о правах 1948 года, убеждали Жоро положиться на добрую волю и врождённую интеллигентность пса. Не стоит так же исключать тайную римскую жажду зрелищ
и кровавого хоррора, которую они ловко таили под маской европейского гуманизма.

Когда дядя Анкл и Петя наконец выспались в мотеле и с чемоданами дяди Анкла гурьбой сошли с таксомотора на благословенную полянку Росслевилла, сестра Кейт всё ещё спала в Катином домике. Он так назывался - Катин домик. И мы все догадывались,
почему он Катин. Правда, большую часть года в Катином домике жил мышонок Янычар. Его кормили, чтобы он не грыз что ни попадя из мебели. И приучили гадить в цветочный горшок. Кактус от этого, пожалуй, только выигрывал. Яды Янычар распознавал на раз и оставлял приманку нетронутой. Да, собственно, никто всерьез и не собирался травить Янычара. Так, гомеопатически, для галочки.

Свежая, как брюссельская роза, на крылечко Катиного дома вышла сестра Кейт.
Вы тотчас вообразите сцену встречи Печорина с Максим Максимычем?
И вот тут впервые вы окажетесь не правы! Вот этого не было.
Кейт и Жоро нежно обнялись и расцеловались. И Кейт сказала:
- У меня кое-что для тебя есть, Жорик! Заглядывай вечером! Или постой!

И сестра Кейт показала цветной пакет, который изнутри распирала коробка, внутри которой жила другая коробка - коробочка. Кейт всё это показала  и спрятала пакет до вечера обратно в  чемодан.

А Машка спала рядом в корзинке, в пене брюссельских кружев и она вынула из кружев недовольный человечий глаз, чихнула, чихуахнула и спрятала его обратно, до вечера.
- Я захожу к себе, - растроганно пробормотал Жоро.

В переводе это означало сразу и то, что Жоро приходит в себя от потрясенья и что тронутый, он возвращается к своим обязанностям.

Скажем сразу. Это был не абсент, как втайне рассчитывали его знатоки
и любители . Это был цифровой фотоаппарат-зеркалка.
Тот, который Жоро сто лет мечтал купить и всё откладывал в долгий ящик,
в надежде что рано или поздно появятся более продвинутые модели. И они появлялась.
И более дешевые. Вспомним, что речь идет о временах, когда факт цифрового фотоаппарата не был девальвирован камерами наших телефонов, а имел несомненное превосходство перед традиционными зеркалками тем, что не нуждался в плёнке, в службе проявки, печати и других обязательств перед химическими процессами, а так же освобождал от ответственности за хранение баночек с плёнками - консервами незабываемых мгновений. Менялись эпохи.


Вечером Жоро получил аппарат лично в руки и не смог скрыть слёз. Он был рад и сиял улыбкой, но в глазах таилась печаль. Он жил мечтой. А теперь мечтать стало не о чем.
И нечем было угостить любителей абсента.

Фотоаппарат сам включал вспышку когда считал нужным, сам подруливал объективом наводя фокус, видел в темноте. Звёздное небо Рослевиля, теперь ты навсегда в памяти аппарата! И он стоил много долларов. И он стоил их. Сейчас, конечно, он находится там же, где и паровоз отца и сына Черепановых и парусиновый летательный аппарат тяжелее воздуха братьев Уилбера и Орвилла Райтов. Короче, важна ложка к обеду,
а цифровая зеркалка к закату!

Про дядю Анкла. Дядя Анкл поселился в Доме Отшельников. И по вечерам он сидел на общей кухне и напускал на себя таинственный вид, который красноречиво повествовал, что без него волос не упадет с головы лысого, море не станет солонее, если он не прикажет посолить, гора не сойдёт с места, если он скажет ей "стой, Гора!".
То есть создавал атмосферу. И это было очень важно.
Без атмосферы Земля была бы безвидна, пуста и похожа на планету Марс.

А через месяц в кузове трака прибыла небольшая посылочка от дорогих Петиных родителей. И письмо. Родители Петечки выслали сыночку 10 килограммов разных колбасок и сыров, 15 джемов, 10 упаковок галет, 10 макарон, 10 гречки и это только
в багажнике. Внутри салона любовно упакованные сумки с одеждой навырост, и курточки и пальто к зиме и новые ботинки и перевязки книжек и Петечкины пластинки - все это завернутое в новый симпатичный автомобильчик - родного брата погибшего на трассе Нью-Йорк - Олбани. Цвет - маренго. В письме были приветы, поцелуи и тревога с заботой и 300 местных денег на карманные расходы.

Обитатели Гогенфлю вздыхали и улыбались сквозь слёзы, в тайне мечтая, чтобы и их усыновили Петины родители.


Следующая "МИСТИЧЕСКИЕ ИСТОРИИ РАССКАЗАННЫЕ ФРАНЦУЗСКОЙ МЕДСЕСТРОЙ":
http://proza.ru/2022/11/17/1050