Зависть

  ­В небольшом строительном вагончике, заброшенным властной  начальственной рукой куда-то на задворки  производственной базы "Гортеплосети", располагаются остатки службы эксплуатации останков этих самых сетей.  В самой каптерке натоплено, шумно, дымно и пахнет кофе. На допотопной электроплитке натужно пыхтит чайник, хрипло пищит, пытаясь поймать  убегающую волну, ламповый радиоприемник, в углу потрескивает видавший виды масляный радиатор. Половину помещения занимает канцелярский стол, он же по совместительству стол обеденный.
Рассевшиеся за ним мужики- работяги, обжигая пальцы, дуют ароматный напиток из алюминиевых кружек, нещадно смолят и перебрасываются малозначащими фразами под стук костяшек домино. Усатый кряжистый мужик со множественным подбородком (по-видимому он здесь главный) отрешенно тиская в толстых пальцах карандаш, пытается сверстать график дежурств на следующий месяц.

   Отворяется дверь и в вагончик, вместе со снежным вихрем вваливается краснощёкий молодой человек в шикарной двубортной обливной дубленке.
- Опаздываешь, Федотов, - с укоризной качает седеющей головой усач, посмотрев на часы. Пятнадцать минут смена уже, а тебя все черти никак не принесут.
- Заскочил за билетами, - вяло оправдывается краснощекий, мелко, по- кобелиному, отряхиваясь от налипшего снега, - Вечером, представьте, в театр идем с Нинкой Фроловой из бухгалтерии. На какую-то леди, кажется. Даже точно на леди. Как ее... Макбет, вспомнил!
- Отсюда и бушлат от кутюр? – не удерживается от шпильки главный.
- Именно. А ты завидуешь уже вовсю, босс?
- Ну уж нет, - ухмыляется тот. - Чему- чему, а шмоткам я никогда не завидовал. Талантам всяким, давлению 120х80 еще куда бы  ни шло. Насчет Нинки- учётчицы твоей тоже в состоянии пока, - хитро подмигнув, уточняет усатый, - А из-за барахла душу  желчью травить, извините. Хотяяя… случилось со мной как-то и такое. По молодости. Другу детства однажды крепко позавидовал.
- Наверное костюм от Версаче на нем был тогда, нет? - весело галдят мужики, - Не меньше.
- С чего вы взяли? Куртка. Обыкновенная куртка из болоньи с застежками.
- Болооонья? Ну  понятно тогда. Из Италии значит одежка?
- Еще чего. Наша, родная – Фабрика «Большевичка». А что касается болоньи. Материал есть такой, невежды.  Лет сорок назад мне бы не пришлось вам ничего объяснять.  Сегодня- другое дело, сейчас и не встретишь почти такой. Во времена же оные каждая вторая куртка была из него. Хотя, по современным меркам, ничего особенного там нет, не дышит, не греет. Воду, правда, не пропускает, это факт.  Куртка, к слову, тоже  была -грош цена. Ширпотреб. Цвет еще пошлый такой- канарейка, на  молнии кондовой, как сейчас помню.
-  И чего же ты разволновался-то из-за нее так, раз смотреть не на что?
-  Не все так просто, други мои, не все просто. Тут дело не столько в самой куртке, сколько в обстоятельствах, при которых она сыграла свою роль.

   Усатый  снимает с плитки поспевший чайник и,  обстоятельно размешивая в кружке две ложки кофе, продолжает:
- Эх молодость, молодость. Конец приснопамятных восьмидесятых. Перестройка. Нам, молодым, все до фонаря тогда было. Гласность, ускорение, и тому подобное. В головах группа Скорпионс, декан- зануда, да еще симпатичная актриска, не сходящая с отечественных экранов. Дай Бог памяти,  звали-то как ее. Симпатичная такая шатеночка, вечная инженю. Ну и само собой приятные необременительные знакомства. Когда тебе двадцать лет, весь смысл твоего существования заключается в том, чтобы с кем-нибудь легкомысленно познакомиться. Восемьдесят процентов отпущенного тебе на жизнь времени ты занимаешься поисками приятных знакомств.
- А оставшиеся двадцать чем, интересно?
- Спишь. Сейчас уже даже не вспомню каким ветром нас c Игорьком занесло тогда в ЦУМ. Скорее всего, знакомиться пошли. И вот, значит, идем мы с ним, хищно по сторонам глядя и охотимся. А вокруг народу видимо-невидимо. В том числе и довольно симпатичные экземпляры попадаются. А порой даже дух захватывает. Время от времени, чтобы совсем нам не потеряться, я выискиваю в толпе дурацкую канареечного цвета куртку своего приятеля, перемигиваюсь с ним и снова начинаю шарить взглядом по сторонам. В какой-то момент у меня даже выработалась такая стратегия- один взгляд бросаю на витрину, следующие три взгляда по сторонам, каждый пятый на желтую куртку.
«О, симпатичненькая какая. Надо брать. А этот ловелас куда? Понятно… в туалет приспичило Игорьку. Не удивительно. Говорил же ему, что не надо столько пива в себя для храбрости вливать. В ответственный момент заминка выйдет.»

  Я  отворачиваюсь и снова блуждаю взглядом по сторонам, выискивая, ту симпатичненькую брюнетку, что пленила мое сердце накануне. Но она уже растворилась где-то в толпе. Убиваюсь я по этому поводу не слишком долго, потому что выбор в этом смысле вокруг меня значительно шире, чем товарный ассортимент, что я наблюдаю на витринах.
«Неужели джинсы выбросили? Итальянские? Еще чего, наш это текстиль- «Рила». Так что нечего тут тратить время.  Лучше  вглядеться  в вон ту приятной наружности девицу, что меряет  перед зеркалом велюровый берет. О, а вот и куртка желтая, наконец, появилась, надо же и не одна, а с кем-то под  ручку уже. И когда этот прохвост только успевает все?»
- Эй, Игорян….
И тут меня как током ударило, чуть сознания от удивления не лишился.
А потому, что вышагивает мой Игоряша с нашей любимой актриской чуть ли не в обнимку. Да-да, именно с этой самой, властительницей праздных дум и фигуранткой горячих снов. И в мою сторону даже глядеть не собирается.
Ну ни хрена себе, думаю, какую рыбину Игорян вытянул. Вот это, понимаешь, размах. Понятное дело, старые друзья теперь по боку. Их благородие ж теперь богема, блин.
Актриса уверенно, тем временем, ведет моего Игорька, словно молодого бычка, вдоль витрин, обращая приблизительно ноль внимания на шлейф восхищенных охов и вздохов, тянущихся ей вослед. А друган мой, понятное дело, не то что по сторонам не смотрит, дышать от счастья перестал.

  Я, само собой, крадусь тихонько за ними следом. Не отсвечиваю, разумеется, чтобы им чудное мгновенье своим неожиданным «Ба, и кого я тут вижу!!» не испортить. Актриска все это время самозабвенно шарит взглядом по витринам, да по прилавкам, не выпуская ни на секунду моего Игорька из рук. И болтает при этом о том о сем, но преимущественно о моде.
- … А еще я бы себе пеньюарчик присмотрела б. – сладко щебечет она своим невинным и невероятно родным голоском, - Такой вот, как этот примерно. С рюшечками. Ты как считаешь, милый, подойдет мне такой фасон?
- Ого! Милый уже, значит!! Вот так Игорек, вот так герой-любовничек, - завистливо ворчу я, подбирая слюни, - И когда только успел милым заделаться. Впрочем, может статься, они давно уже знакомы, а тут случайно только встретились. Похоже так оно и есть. А от меня ведь скрывал сукин сын. Друг еще называется. Наверное, чтобы я, между делом, бабу у него не отбил. Кстати, правильно поступил, предусмотрительно.
- Пойдет, - с придыханием отвечает ей вместо Игорька продавец, - Вам все пойдет. Размер- сорок шесть? Последний экземпляр такой остался. Приберег, - радостно виляет хвостом он, - Как чувствовал, что вас встречу. А вы мне тут не распишетесь?
- Котик, мне срочно нужно сто рублей, - небрежно бросает в сторону Игорька актриса, оставляя автограф продавцу на его проездном билете, - Сотня, слышишь? Всего- то. Будь так любезен.
Игорек медленно, как зачарованный, вынимает из штанин свой кошель и сует ей в руку.
- Постой, это еще что такое? - с возмущенным удивлением говорит актриса, брезгливо доставая из Игорькова портмоне несколько помятых замусоленных рублей и две трешки, - Тут какие-то копейки. Где ты их отрыл только? На вокзале что ли побирался?

  - А это … еще что… кто… такое?
Как оказалось, подобный возглас удивления актрисы был обусловлен тем, что она наконец-то впервые за все это время удостоила августейшим взглядом своего послушного и безропотного спутника. От возмущения, смешанного с недоумением, миловидное и благородное ее личико становится и вовсе прекрасным.
- Ты чьих вообще будешь, мальчик, а?
Потихоньку приходящий в себя Игорек стоит перед ней весь красный и потерянный, не представляя, как реагировать на интенсивное осыпание конструкции своего воздушного замка.
«Вот оно что! Значит Игоряша вовсе не герой ее романа, - доходит до меня наконец, - Значит она кого-то совсем другого имела в виду, когда таскала Игорька за собой словно детскую лошадку на колесиках. А нашего хлопца, видно, сослепу прихватила. Но как такое может быть?»
- Игорек я, - не найдя ничего сказать умнее, рапортует мой дружок, - Михайлович, - добавляет он, видимо, для пущей солидности.
- И как ты здесь оказался, Игорек Михайлович? – равнодушно интересуется актриса, блуждая растерянным взглядом по сторонам.
«Неужели все те пять минут, когда она волочила за собой незнакомого мужика по торговым рядам, ее ничего не напрягало? - продолжаю обалдевать я, -А заподозрила неладное лишь только после того, как в кошельке не оказалось нужной суммы, - Вот делаа! Только из-за финансового вопроса, блин. Ну что еще можно тут сказать? Настоящая Женщина на шопинге.»
- Так вы ж это, сами меня взяли, не помните? У эскалатора, - блеет Игорек, готовый от срама провалиться глубоко в пол.
- То есть, как это взяла? Ты что вещь, сумочка, кошелек, чтобы тебя взять? Почему ты всю дорогу молчал, не сопротивлялся, милицию не позвал? И самый главный вопрос, где тогда мой Володя и сто рублей?

  Едва она произносит это имя, как из двери с надписью WC выскакивает мужчина в желтой болоньевой куртке. Точь-в-точь такой как у Игорька. Только качеством получше. Видно не только из болоньи, но и из самой Болоньи товар. И вприпрыжку, застегивая на ходу ширинку, скачет к нашей парочке.
Усач, смакуя свой рассказ, степенно отхлебывает из кружки. Глаза его светятся.
- А дальше, дальше-то что? - раздаются нетерпеливые голоса в каптерке.
- Дальше, все как обычно. Ну там хватание за грудки, повышенные тона, взаимные претензии, объяснения.
- Ты легкомысленная, ветреная, - обиженно скулит тот, которого, по-видимому, звали Володя, - Стоит мне только отойти… ненадолго, как ты тут же обязательно откопаешь себе эрзац какой-нибудь. Так ладно если б еще стоящее что-то …
- Но, но, полегче тут, - подает наконец голос Игорек, в котором начинает просыпаться чувство собственного достоинства. - И вообще, скажу я тебе, такую женщину из рук нельзя выпускать. Ни на миг. Если даже приспичило - терпи. В штаны себе наложи лучше.
В ответ актриса, снисходительно улыбается, подарив Игорьку полный признательности и тепла взгляд, после чего набрасывается на своего кавалера.
- А ведь Игорек Михайлович дело говорит. Это ты во всем сам виноват, милый. Если бы тебя не прижало так не вовремя, то никакого бы недоразумения бы не произошло. И я бы не стала отвлекать молодого человека от его насущных дел. А что мне, по-твоему, оставалось? У него куртка точь-в-точь, как на тебе, а тут еще последний пеньюар за сто рублей, того гляди, из-под носа уведут.
- Невозможно с тобой не согласиться, - примирительно сопит усмиренный Володя, галантно прикладываясь к ее ручке, - Ты, как всегда, права, любимая, - Ну извини, извини, погорячился. Надо было мне- дураку сразу понять, что мы все-таки в ЦУМе с тобой, а не в Третьяковке. Женщина в универсальном магазине — это слепая стихия, беспощадный смерч сметающий все на своем пути. Тем более куртки действительно чем-то похожи, хоть и отдалённо весьма.
После чего Володя, недолго думая, вручает ей свой портмоне и актриса, отвернувшись к прилавку, тут же забывает и про моветон, и про своего незадачливого спутника и, само собой, про Игорька.

  Я же стою чуть поодаль и потихоньку завидую. Нет, не Володе, конечно. Он для меня недосягаем, примерно так, как полярная звезда или что-то вроде того. А Игорьку- да. Тут меня снедает жгучая ревность.
- Ну почему? - страдаю я, - Почему на мне сегодня какой-то черный кожаный реглан оказался, что дядя из Италии привез, а этот охламон в цыплячьей куртке из нашего универсама щеголяет? Почему не наоборот? Тогда бы не он, а я был бы сейчас на седьмом небе от счастья. Вы хоть понимаете, что это такое? - усач поднимает влажные глаза на притихших окружающих, - Целых пять минут безраздельного счастья...
Рассказчик вздыхает и замолкает. На обычно сыром и тусклом его лице отражается целая гамма эмоций- восхищение, разочарование, восторг. Как будто, бы он сейчас стоит там, в ЦУМе, под ручку с известной красавицей- актрисой. А на плечах у него висит желтая болоньевая куртка.

   Хрипло кашлянув, просыпается селектор из которого раздается голос дежурного.
- Хорош вам там уже лясы точить, мужики. На пересечении Вагоноремонтной и Черепанова из люка на проезжей части горячий источник бьёт, заграждения уже выставили, теплотрассу сейчас перекроют. Готовность- пять минут.
Усатый пробуждается из своего благословенного забытья.
- Ну чего расселись, други, как у министра энергетики на похоронах? Особое приглашение нужно? Бегом бычки потушили, оправились по- быстрому и за работу.
Кашлянув, усач начинает одеваться, за ним облачаются другие участники разговора.
Погруженные в свои мысли, молча снаряжаются они в оранжевые куртки на флисовой подкладке и такого же цвета сигнальные жилеты. Чтобы уж наверняка никто ни с кем их там, на объекте, не спутал…