87. По ту сторону баррикад

Предыдущая глава: Глава 86. Открытое письмо. Симонов К.М.
http://proza.ru/2022/09/19/134

     Ура! Благословенная весна пришла и в наши края! С каждым днём становилось всё теплее, шапки и тяжёлую тёплую одежду — долой! Хотелось выглядеть ухоженной и красивой, а не какой-то обросшей лохматой растрёпой!  Когда у тебя коса, так сказать, до пояса, то многие проблемы снимаются — заплела косу или собрала волосы в конский хвост, только одна забота — мыть их да расчёсывать.

       Я же никогда не отращивала свои волосы ниже плеч. Чаще всего — короткая стрижка. А, значит, поход в парикмахерскую неизбежен. Перефразируя поговорку — пришла весна, остригай волоса! Я начала морально готовиться к походу в парикмахерскую.

         В советское время это было целое приключение — попасть к парикмахеру. Как правило, после томительного ожидания в очереди, ты попадала в лапы какой-нибудь тётки, злой на весь белый свет и вымещающей эту свою злобу именно на тебе.

           Она небрежно набрасывала на тебя какой-то балахон, оставляя на шее широкую щель, чтобы остриженным волосам было куда падать. В ответ на мою просьбу обновить стрижку мастер начинала быстро работать ножницами, бесцеремонно толкая мою голову в разные стороны, а то и просто гаркая:"Наклони голову вперёд! Назад! Вправо! Влево!"  Десять минут, и готово! Ты платишь свои тридцать копеек за эту молниеносную стрижку, оглядываешь в зеркало свою грубо обскубанную голову с криво подстриженной чёлкой, но у тебя нет ни времени, ни желания протестовать, ведь в кресле уже сидит следующая жертва и заискивающим голосом рассказывает мрачной парикмахерше, ЧТО бы она хотела увидеть на своей голове. Дома ты берёшь зеркальце, ножницы и перед большим зеркалом, изогнувшись буквой "зю", "корректируешь", как можешь, работу "мастера".

          Я внутренне оскорблялась таким их отношением к своей работе и к клиентам, но долгое время терпела безобразное  обслуживание, мне не хотелось идти на конфликт (впрочем, это было характерно для многих обычных советских людей).

          Трудное это было дело — противостоять советским парикмахерам, продавцам, работникам бытовых услуг, ведь в таких сферах повсюду махровым цветом цвело хамство и низкое качество оказываемых услуг. Если тебя не обхамили в очередной раз в магазине, в поликлинике, в домоуправлении или в парикмахерской, то в твоей душе разгоралось праздничное настроение после похода в данное заведение.

            Закономерно, что со временем, взрослея, мы с Верой всё больше возмущались таким высокомерным и пренебрежительным отношением к нам, рядовым потребителям. В какой-то момент, после очередного хамского обслуживания, терпение у нас лопнуло, и мы начали огрызаться в ответ. Приходя домой, делились друг с другом произошедшим и делали выводы — как действовать дальше. Решили, что отныне не будем безропотно сглатывать хамство торгашей, а начинаем бесстрашную борьбу с ними. Вера сообщила мне, что Чехов тоже был мягким и робким, но начал по капле выдавливать из себя раба. Что ж, пример достойный подражания, и мы пошли по стопам Чехова.

            Внутреннюю храбрость надо взращивать в себе, если тебя обделили ею при рождении, надо,  превозмогая себя и свою трусость или нерешительность, нырять без оглядки в трудную ситуацию и пытаться разрешить её, накапливая тем самым бесценный СОБСТВЕННЫЙ опыт.

            Мы были в постоянной готовности вступить в конфронтацию с работниками прилавка во имя справедливости, а уж они-то как были готовы к противостоянию — тут ни у кого сомнений не оставалось. Апофеозом борьбы являлась вежливая, но твердая просьба дать ЖАЛОБНУЮ КНИГУ, где ты, переполненный эмоциями, мог поделиться своим гневом, не очень-то уверенный в том, что это будет действенно. Также хорошо остужал пыл хамовитого работника вопрос:"Как Ваша фамилия?!" (Чаще всего хамки отказывались сообщать её покупателю, возомнившему о себе слишком много, на их субъективный взгляд, конечно)

          Ещё можно было позвать заведующего магазином или обратиться с письмом в горисполком/горком партии и указать на замеченные недостатки в сфере обслуживания населения. Изредка это срабатывало, но тут надо было быть уже тёртым калачом, коим мы с Верой пока не являлись.

           Иногда в глазах продавцов светилась откровенная ненависть ко всем этим нищебродам, бегающим из магазина в магазин и пытающимся урвать где-то колбаски, где-то мясца хорошего, ну, чтоб почти без костей. На робкий вопрос:"А когда завезут масло/колбасу/другой какой дефицит?", продавщица рявкала:"Откуда я знаю, когда?" Хотя лукавила, конечно — "своим покупателям" они шепотком сообщали, когда должны подвести товар. Слух распространялся молниеносно, и вот уже молчаливая, тёмная очередь выстроилась у прилавка, ты  подбегаешь к хвосту очереди, такая вся озабоченая:"Кто последний/крайний, я за Вами!" И только потом спрашиваешь:"А что дают?" И тебе сообщают, ЧТО должны подвезти в магазин.

            Обычно очередь всё-таки была вознаграждена за свое терпеливое ожидание, дефицит действительно привозили. Но случалось и такое, что люди, когда уже все жданки съели, начинали потихоньку расходиться, очередь рассасывалась, и вот уже опять полупустой магазин со скучающими продавцами, с витринами, заставленными одинаковыми банками "Завтрак туриста" и "Килька в томате", да лимонами, отражающимися в зеркалах верхних полок.

            Часто ты приходил в магазин за определённым товаром, но, по закону подлости, именно в этом отделе не было продавца. Если ты просил продавца из соседнего отдела обслужить тебя, то мог услышать в ответ:"У меня не сто рук!" Или "Вас много, а я одна!" Или отрывистое, как приказ:"Ждите! У меня свой отдел". И уж совсем грубо: "Подумаешь, цаца какая. Подождёшь!"

          Когда в магазине кончалась серая оберточная бумага в огромном рулоне, стоящем прямо на полу (тогда не было засилья полиэтиленовых пакетов и мешочков), то ты был счастливцем, если у тебя в сумке или портфеле завалялась газетка, тебе заворачивали продукты прямо в неё. Иногда сами продавцы припасали старые газеты для завертывания товара — план-то выполнять надо! — и только один Бог ведал, в чьих руках побывали эти газеты до магазина и сколько тараканов пробежало по ним.

            В начале и середине шестидесятых продавцы сами принимали деньги от покупателей, возникало много проблем: то купюру даёшь слишком крупную, у неё нет сдачи, то мелочи нужной нет, то выручку надо считать, то деньги надо сдавать, то ушла на склад получать товар, то переучёт, то сдача смены, то ревизия. Позже ввели в обиход кассы, но проблем не убавилось: то все кассы закрыты, кроме одной, и к ней огромная очередь, то у кассира закончилась лента, то сломался кассовый аппарат, и надо ЖДАТЬ. Итак, отстояв очередь за товаром, ты отправляешься в кассу оплатить покупку, потом приносишь вожделенный чек, прорываясь через толпу распаренных сограждан, которые кричат тебе:"Вас тут не стояло!" и норовят выдавить тебя из очереди, но ты трясешь чеком перед их носом и тянешься изо всех сил к продавцу, иногда даже теряя на пути пуговицы, продавец же невозмутимо накалывает твой чек на металлический стержень, укреплённый на деревянной подставке и отыскивает именно твой свёрточек, и ты, счастливый или не очень, отправляешься домой.

           Не дай Бог, ты что-то упустил из списка необходимых покупок, то уже нет ни сил, ни времени снова стоять в этих очередях, машешь обречённо рукой:"В следующий раз!" и бредёшь домой.

            Продавцы, всегда готовые к конфронтации, были по ту сторону прилавка, как по ту сторону баррикад, и в прямом, и в переносном смысле: ты никогда не знал толком, что у них есть в наличии, а чего нет, всякий раз вежливо и заискивающе надо было уточнять это у торгового работника, а он, в зависимости от настроения, мог ответить по-человечески или просто отбрехнуться от тебя.

            Во всех отделах, в основном, работали женщины. Только в мясных отделах можно было встретить упитанных крепкоплечих мужчин (ясен пень, сидящих на мясной диете), способных при отсутствии рубщика мяса, отрубить от туши нужную часть. Там же, при мясных отделах, были в наличии грузчики и/или рубщики мяса, которые иногда высовывались из подсобки, рослые, шумные, в нарукавниках и в, якобы, белых халатах,  замызганных на пузе и в пятнах крови. Эти вели себя в отделе тоже по-хозяйски, вот у них-то была возможность приносить домой наиболее привлекательные мясные куски: своя рука — владыка. Много хороших кусков уходило и с чёрного входа "хорошим людям". Остальным покупателям оставались почти обглоданные костомахи или куски слегка заветревшего потемневшего мяса с большим количеством сала.

           Часто витрины мясных отделов гастрономов сияли вымытыми пустыми поддонами, а специализированные магазины "Рыба. Мясо" люди в шутку называли "Ни рыбы, ни мяса" из-за их хронически пустых полок.

            Когда, позже, стали вводить в обиход магазины самообслуживания, так называемые "Универсамы", у наших людей первой мыслью было:"Так ведь растащут всё!" Но, к чести советского народа, не растащили, хотя кое-кто, по привычке, и там подворовывал, но тут уж охранники были на стрёме. Идея казалась очень привлекательной, прогрессивной, и это был значительный шаг вперёд в советской торговле, хотя на Западе   такие супермаркеты давно были уже в порядке вещей.

Продолжение: Глава 88. Кем быть?
 http://proza.ru/2022/12/02/127