Мой Достоевский

Раздавленное сердце лежало на дороге и -
плакало от безысходности.
И дорожная пыль греха великого отчаяния
серым туманом упоительного забвения
покрывала его бред грез из прошлой жизни нереального.
Мозаика бессвязных воспоминаний
строила в нем
разбитую
гильотиной бытия Розу Ветров.

Милое, еще юное сердце дышало свежестью алого восхода.
Но -
надрывные звуки скрипки надрубили золотые нити, связывающие его с Центром Вселенной
и -
низвергли
              в пучину
                Беспросветности.

Распятое мукой Зла Мира Сердце горело - страстью Отмщения и правом на Справедливость.

Оскорбленное, погруженное в сумерки тупиков, Оно поднялось нашептом Змия
и -
вседозволенностью мировой Гордости
пронзило
              другое сердце, -
- покрытой язвами старческого эгоизма человечества.
И,
лишив его дыхания,
упало само в глубокое и беспредельное страдание Раскаяния.

Униженное, расплющенное пыткой самораспятия,
на протяжении сотен-сотен лет,
Оно -
вдруг -
в одночасье -
нашло великое и последнее наслаждение в самом своем унижении -
и -
бросилось
             в Страсть беспутств и скандалов!

И бежало Оно от Чистоты и Покоя
в смрад тихой катастрофы Нелюбви. -
И ползло Оно в мрачной жажде земных пресыщений
в камин за горящей ценностью земных наслаждений. -
И толкалось в хаосе бредовых идей
                ЧеловекоБожества. -
И рвало струны души надрывом
                погибающего Таланта.

И -
надтреснувшее, забывшее себя в пьяном угаре
Cердце
вдруг узнало свой последний приговор, дающий ему право
нескольких дней нереального бытия.

И всё-то стало холодно ему:
                Краски Мира,
                Добро и Зло,
Оставшиеся в потусторонности жизни,
И слышало лишь последние всплески бесконечных
И однообразно-монотонных набегающих на берег беспредельности
Волн жизни,
видело сквозь тонкие жилки листвы павловских деревьев
Вечное солнце -
И вся эта яркость мира давила его Безнадежностью Жить.

Раздавленное Сердце
лежало на дороге
                и плакало от безысходности.
И грязный снег греха великого Отчаяния
серебристым инеем жестокой забытости
покрывал бред грез из прошлой жизни нереального.

Мозаика бессвязных воспоминаний
строила в Нем
разбитую гильотиной бытия Розу Ветров.

Холодные зимние сумерки.
Хлопья снега в свете уличных фонарей. Заснеженная мостовая.
Уставшее цоканье копыт серой лошадки, сонно везущей черную коляску.
Торопливые шажки - стук девичьих каблучков... Тишина...
Сердце -
раздавленное, милое, распятое мукой Зла мира, оскорбленное, униженное,
расплющенное пыткой самораспятия, надтреснувшее, забывшее себя в пьяном угаре
Сердце,
покрытое холодным инеем забвения -
                вздрогнуло...
                бешено забилось...
                затрепетало...
сжалось -
от страха, волнения, предчувствия.

Большие серые пылающие страстью девичьи глаза...
Тонкий невинный очерк посиневших от холода, дрожащих губ...
Чахоточный румянец на бледных щеках...
Хрупкие озябшие пальцы...

И раскрылись нежные пылкие ладони, принимая его в лоно жертвенной и вечной Любви.
Прозрачные губы дышали на него теплым, розовым дыханием Веры, испаряя затверделую оболочку заброшенности.

И -
ощущение Счастья, ему еще неизвестное, прошло сквозь него даже до боли.


Рассказ опубликован в авторской книге "Эпоха Техно" (стихи, проза, литературоведение, публицистика, М.: Вест-Консалтинг, 2018).

Фото из фильма "Идиот" СССР, Мосфильм, 1958г, Юрий Яковлев (в роли князя Мышкина) и Юлия Борисова (в роли Настасьи Филипповны).