Как нас ломали

1. Кап. ремонт

Москва, район метро Беговая.
Вторая половина 80-х годов.

В воздухе носился слух – нас будут ломать.
Нет, не может быть. Ведь только начался капитальный ремонт. Ну, вернее, не капитальный, а текущий. При капитальном ремонте всех ведь выселяют – на время куда-нибудь или, вообще, в новые дома. А нас оставили жить в этом ремонте. Неудобство, конечно, но потом будет хорошо, и заживём мы во всём новом.
Трубы не меняли, как при капитальном ремонте, но они и не текли. Полы паркетные, дубовые – вечные. Что их менять? Дома наши стояли всего-то 30 лет с небольшим. И строили их не пленные немцы – как дома напротив, которые, стали давать трещины. Наши дома строили советские рабочие.
Нам поменяли подъездные двери и вставили в них замки. Жильцам раздали ключи. Не было никогда раньше такого, чтобы замки на входных дверях были. Значит, теперь не сломают нас. Точно.
Даже ванны нам стали менять – на чешские! – голубые, жёлтые. Таких в продаже-то никто не видел. А вы говорите – «ломать будут». Не будут.
Правда, на нашем доме и соседних рядом, где в последнюю очередь делали ремонт, чешские ванны вдруг закончились. Стали ставить сидячие, неудобные.
Мне было обидно. Значит, надо нашу, хоть не совсем уж свежую, но чугунную, выбрасывать и ставить маленькую ванну, в которой даже помыться толком нельзя. Моя мечта о дармовой шикарной ванне грубо померкла, и я поехала в соответствующие магазины её искать. Но не нашла голубую. И даже хорошую чугунную купить было сложно. Видела какие-то с некачественной обливкой. Но что же делать? Хотелось уже новенькую, и я выбрала какую поприличнее. Ладно, привезли. Да не ту. Моя, вроде, получше была, а у этой эмаль неровная – в другом месте. Тут звонит какая-то женщина и говорит, что я заграбастала её ванну. Я же, в свою очередь, высказала ей аналогичную претензию. В общем, худо-бедно выяснив с ней отношения и сообразив, что наши ванны одинаково не очень качественные, но в разных местах – мы успокоились. А муж для новой ванной, по моей инициативе, уложил на полу модную тогда плитку «кабанчик» жёлтого цвета. Тоже ездила куда-то за ней, доставала. Но больше, конечно, Юре пришлось с ней повозиться. Полная замена плитки на полу и стенах не была предусмотрена. Если только подклеить недостающую.
Ремонт нам делали в местах общего пользования. Покрасили двери, оконные рамы. Обои в коридорах поклеили, линолеум на кухне обновили. Меняли изношенную сантехнику и арматуру. Почти все рабочие намекали или просто говорили, что надо им заплатить за какие-то дополнительные услуги.
Стены на кухне прежде у нас были покрыты масляной краской, но теперь я захотела поклеить моющиеся обои, дорогие. Ездила чёрте куда за ними, отстояла очередь.
Жильцы наших домов вдохновились кап. ремонтом и сделали ремонт также и во всех комнатах. Стало совсем всё у всех хорошо. Живи и радуйся.

2. Наши дома

Когда муж меня вёл сюда знакомить с родителями пешком от Сокола, где я училась и жила, до метро Беговая, где стоял их дом, он всё спрашивал, как мне, нравится ли их район? Он очень гордился своим уникальным районом с красивыми домиками.
Дома с толстыми кирпичными стенами были построены для работников Министерства государственной безопасности и Министерства транспортного строительства. После прошедших войн и угрозы атомной для таких важных министерств в каждом из домов построили бомбоубежища.
Комплекс домов состоял из двух уютных двориков. Он был огорожен симпатичной железной оградкой на бетонном фундаменте. Кирпичные 2-3-этажные дома были похожи на те, что строили немцы. На потолках в подъездах, а также в квартирах, была красивая лепнина.
Во двориках, в каждом из двух, построили двухъярусные фонтанчики. Я, правда, не видела, как они били. На моей памяти они уже были засажены цветами. А вот первые жители утверждали, что фонтаны какое-то время работали. Красота!

Уже потом, когда нас сломали, как-то ехала я в троллейбусе мимо наших двориков и случайно услышала разговор стоящих рядом со мной мужчины и женщины интеллигентного вида. Дама, взглянув в окно, с горечью сказала:
- Как жаль, что сломали эти дома, такие красивые! Для строительства их согнали всех пэтэушников, голодных, полураздетых, в галошах на босу ногу. Лучше бы здесь сделали гостиничный комплекс!
Я мысленно с ней согласилась. Действительно, какой красивый гостиничный комплекс был бы. Если уж нам не довелось остаться жить в наших домах.

3. Всё по графику

Каждые два года наши дома красили. И подъезды красили – потолки, стены, дубовые перила. Жильцы стонали  – зачем? И так всё чисто. Нет, всё идёт по графику.

А теперь ещё мы и капитально отремонтировались. Всё-всё поменяли – подъездные двери, в квартирах сантехнику, линолеум, обои, плинтуса, а сколько краски на нас извели!

И сразу же по нелепому закону подлости – пора всё это ломать.

В один прекрасный, как говорится, день вижу – двери с новыми замками сиротливо валяются на земле. Эта картина вопиющей бесхозяйственности меня тогда поразила. Очень тяжело было смотреть на валяющиеся новенькие двери с новенькими же замками.

И всех стали расселять.

Сразу «обрадовали»  – на окраины. А у нас здесь почти Центр.

Конечно, многие жильцы, действительно, обрадовались. Ну, на окраины, так на окраины. Зато будет расширение.

4. Неудобство, однако

Нам радоваться было сложно.
Родители наши уже несколько лет жили на другой квартире. Маме мужа, преподавателю, дали квартиру от техникума, который  готовил специалистов для метро, поэтому и такая щедрость с квартирами.
Теперь в родительской квартире мы остались втроём – я, муж и дочка.
Дом наш стоял в тихом переулке, рядом с дочкиной школой. Квартира хорошей планировки. Комнаты не смежные. Широкие подоконники, выход окон на восток и запад. Кухня приличного размера. Раздельные и просторные ванная и туалет (он даже с красивым зарешечённым окошечком). Паркеты дубовые, богатая лепнина на потолках. Правда, газовая горелка с горячей водой, но муж считал, что у нас горячая вода  есть всегда, без перерывов на профилактический ремонт на месяц, а то и на два, как в обычных домах с горячей водой. Ещё, как минус, у нас был первый этаж. Но не совсем так, точнее – бельэтаж. Под нами были слегка углублённые в землю окна помещений оптового склада. Одно время там тоже жили люди.

Дочкина французская школа находилась справа от нашего дома. Я специально искала и нашла работу близко от дома. Мужу тоже не так уж далеко приходилось ездить на работу. Зачем нам переезжать?
Нам ничего ни от кого было не нужно.
Я думала, что в нашем случае, в силу разумности, нам постараются хотя бы не ухудшить жильё. Ведь как народная мудрость гласит:  переезд – это как пожар перенести.
И постоянно возникал вопрос – а, вообще, зачем наши дома ломают? Они же ещё совсем не старые! Не понятно нам это было.

5. Сопротивляемся на уровне

Я поехала по начальникам, а также депутатам, благо их тогда развелось много, и они любили общаться с народом. Не все, конечно, некоторые. Я не помню все их фамилии, остались в памяти только самые яркие картинки.

Вот я стою перед дверью в какое-то помещение, где, якобы должен принимать депутат. На входной с улицы двери висит написанное синими чернилами на листке бумаги объявление, когда депутат работает. Но чернила выцвели, и ничего не разобрать. Такое ощущение, что депутата давно нет, как и желающих к нему попасть. А я здесь – как какой-то случайный элемент. Я застыла у двери в недоумении. Помню солнышко, искристый февральский снег… Нет, всё должно быть хорошо.
***
Вот я ещё где-то стою в унылой очереди. Попадаю в небольшое  помещение с чиновницей, которая уже злая от предыдущих посетителей. Похоже, приготовилась и меня обгавкать. Но что же – так сразу-то? Надо спокойно поговорить, всё обсудить. Может, я склоню её на свою сторону? Оглядываюсь, не вижу стула и спрашиваю начальницу:
- А где у Вас тут можно присесть?
- Вы что, журналистка? – слегка опешив, настороженно спрашивает чиновница.
- Нет. Просто посетительница.
- Какой у Вас вопрос?
Пытаюсь ей поведать свою историю. Но та уже не слушает. Гав-гав. Всё.
***
Помню, ещё куда-то попала по вопросу нашего жилья. Скучная женщина достаёт генплан строительства района и говорит, тыча пальцем в цифры, что износ жилья составляет 80 процентов. Как? Так получается. По их расчётам.
- Но дома крепкие, постоянно ремонтируются, и совсем недавно был капитальный ремонт, – пытаюсь я ей возразить, доказывая нелепицу этого бесхозяйственного слома.
- Этим занимается другая организация. У них свои графики, у нас – свои. По нашим – дома подлежат сносу, – с железобетонным равнодушием объясняет мне сотрудница. И добавляет неоспоримый аргумент:
- У Вас перекрытия деревянные, пожароопасные.

Всё. Она больше со мной не разговаривает, ей некогда.
Но рабочие, которые проводили у нас капитальный ремонт, сказали, что перекрытия у нас лиственничные, пропитанные противопожарным составом.
-  Такие дома простоят ещё двести лет, – сказали они.
И что – многоэтажки бетонные с железными перекрытиями не горят?
А у нас всё-таки дома небольшие, и потушить пожар можно быстро, если что.
***
Вот я у какой-то неравнодушной женщины-депутата. Она с пониманием меня выслушивает и поддерживает. Правда, ничем помочь не может, но закончила свою речь такими чувствительными, от сердца сказанными словами:
- Потерпите ещё. Потом обновится наше общество и тогда будет справедливость.
Я ушла ни с чем, огорчённая. «Потерпите»… Это, похоже, долго ещё терпеть. А нас сейчас выселяют. И что же нам делать?

6. Переселенцы

А тут доходят до нас разговоры о первых переселенцах. Вот многодетная семья, которую я знала, с восторгом переселилась в большую квартиру. Далеко, добираться надо на электричке. Старшая дочь заканчивает нашу французскую школу. Однажды вечером, когда она приехала на электричке, её избили, нашли потом под платформой, с выбитыми передними зубами. Родители вставили дочке зубы, по бедности, железные. Ужас.
Нам тоже предлагали там квартиру. Неужели моей дочери придётся так же ездить в школу? Она даже ещё младше той девочки. Нет, мы на ту окраину не поедем.
Предлагали нам квартиры, одна, хуже другой. Мы стали отказываться.
Стали с нами судиться. Муж погрузился в юриспруденцию. Находил аргументы отказа, отводил судей. Тянул время.
А пока мы выбирали. Но толку? – пока не из чего было. Но стали уже предлагать и поближе.
***
Один раз предложили квартиру после капитального ремонта рядом с Тишинским рынком.
Я понеслась туда как на крыльях. надеясь увидеть, хоть и старый дом, но уютный, старинный. Но оказалось – это бывшие работницкие дома какой-то фабрики, и стояли они во дворе винного магазина. Три дома с узкими лестницами располагались так близко, что в ванных уже заплесневели стены. Жильцы ругались страшно – и на плесень, и на то, что по лестницам гуляют крысы.
***
Ещё одна квартира, хоть и поближе, но планировка ужасная, восьмой этаж без грузового лифта и соседка – с наших домов известная алкоголичка. Как-то, помню, устроила у себя пожар. Соседи вызвали пожарных, а она выходит в дыму в одной комбинации на балкон своего 3-го этажа, смотрит тупо на зрителей – мол, что случилось?  И сейчас она вышла в вестибюль пьяная – на нас поглазеть.
***
Была одна квартира ещё ближе. Однако при прочих ожидаемо ухудшенных условиях – далеко от метро, в глубине двора, сзади бетонный забор (я всё время думала о дочери, как она будет ходить одна) – предлагаемая квартира была на первом этаже.
- А мы измерили – высота до окна там точно такая же, как и до вашего, – сказали ехидненько мне.
- Но над нами здесь всего два этажа, а там будет – пятнадцать.

Обсуждаю этот вариант с квартирой на работе. Одна коллега мне говорит:
- А что? Ничего. Мой бывший муж получил похожую квартиру на первом этаже. Доволен.
- И как – не заливают соседи сверху?
- Ну, это регулярно. Но он сам пробивает канализационную пробку и всё нормально.
Нет, мне такая нормальность ни к чему.
***
Была у меня ещё встреча с большим чиновником из мэрии. Я туда для массовости взяла свою маму. Начальник симпатичный такой, деликатный. Выслушал меня внимательно, тут же позвонил кому-то и распорядился:
- Дайте им хорошую двухкомнатную или плохонькую трёхкомнатную (видимо, трафаретно так сказал, забыв, что мы рядом).
- Зачем – «плохонькую»? – спросила я.
На это он не ответил, но сказал:
- Мне сейчас доложили, что вам давали хорошую двухкомнатную квартиру, но вы почему-то отказались.
- Та квартира была хороша только наличием 3-х кладовок, но в них не будешь жить, – объяснила я наш отказ от этой квартиры.
А тут мама вдруг жалобно подала голос, ссылаясь на моего мужа:
- Ему не нравятся все квартиры.
- Ну, вы со своим зятем сами разберитесь, – твёрдо сказал начальник, и разговор на этом был закончен.
Зачем я взяла с собой маму?

7. На седьмом этаже

Скоро зима. Уже почти все разъехались. И нам вдруг дают более-менее приличную квартиру. Опять в этом глубоком дворе с забором, но уже на 7-ом этаже.
Ну, что же делать? Будем следить за дочерью. Учительница дочери получила квартиру в этих домах и рассказывала, как она однажды убегала от хулигана.
Меня подкупает 7-ой этаж с балконом. Приблизительно в это время была популярна задушевная песня Владимира Трошина  «На седьмом этаже» (автор текста Юрий Цейтлин,  композитор Павел Аедоницкий):
«…Иду я бульваром знакомым,
Вот новый наш дом,
Три окна горят в вышине.
Я знаю, что ты уже дома,
И это наш свет
На седьмом этаже…»

Под романтическим флёром этой песни я согласилась на эту квартиру, и мы получили на неё ордер. Нам сказали, что его только надо дооформить в другом районе, поскольку наш будущий дом находится в их ведении.
Но в другом районе мне сказали, что квартира уже занята. Отдали другим жильцам. Извините, мол, такая накладочка с ордерами вышла. В нашем районе пожали плечами и предложили бороться за квартиру. Это как? Переться туда со своими чемоданами и вступать в рукопашную схватку с жильцами, которые хоть и первые, но вполне законно заселились в квартиру? Я почувствовала в этом некую каверзу, как будто ехидненько нас так подловили.
Мне, конечно, их предложение показалось неблагоразумным. Нет, это не наш вопрос, чтобы его решать. И мы сдали ордер.

Нам опять стали предлагать квартиры хуже нашей. Чиновники от строительства были уверенные в том, что теперь-то, в преддверии зимы, мы вынуждены будем согласиться на переезд. Но они не знали, с кем они связались.

8. Особенности выживания

Мы решили зимовать в нашей квартире.
Юра надумал сделать печь. Настоящую.
Кирпичи взяли с чердака. Там когда-то ремонтировали трубу и остались излишки кирпичей. Они только были немного загажены голубями. Муж вынес кирпичи на улицу и велел мне помыть их в луже у подъезда.
Была уже осень. Я мыла и мне было очень грустно. Мимо шёл какой-то мужчина и весело пошутил:
- Кирпичи для дачи собираете?
Я на него разразилась такой бранью, какой от себя не ожидала. Не матом, конечно, но, всё равно, резко получилось. Иди отсюда, мол, ничего не знаешь, и всё такое.
Мужчина даже опешил и стал оправдываться:
- Да я ничего. Наоборот, вам сочувствую. У нас мать тоже насильно переселяют куда-то.
Мне стало стыдно.

Юра сделал великолепную печь. Она располагалась в большой комнате. Между этой комнатой и ванной в толстой стене проходила дымоходная труба от газовой колонки. В этой стене из ванной Юра прорубил отверстие, через которое мы закладывали дрова в печь.
У меня часто спрашивали:
- Где вы брали дрова?
Я отвечала:
- Это на даче с ними проблема, а в Москве  их везде полно. Например, непосредственно под нашими окнами лежали спиленные тополя. Но они были мокрые. Юра находил сухие хорошие дрова, не выходя из подъезда – выламывал дубовый паркет из соседних квартир. Слушатели морщились:
- Дубовый паркет, жалко.
- Но он же, всё равно, шёл на выброс, – отвечали мы.

Каждое воскресенье Юра занимался заготовкой дров на неделю. Тяга в печи была хорошая. Печь не дымила и хорошо прогревала всю квартиру. Топили два раза в день. Вечером –  Юра, утром  – я.
 В 5 утра я просыпалась по будильнику и в ночной сорочке шла к печке. Спросонок надевала строительные импортные перчатки от Юриного друга, сочувствующего нам, закладывала в печь пять паркетин и газетку, поджигала её одной спичкой, закрывала отверстие железным щитом и шла досыпать.

В других районах в это же время многих так же выселяли – абы куда. Простите за грубое сравнение – гнали как скот, без особого учёта пожеланий переселенцев. Причём странно было видеть – вот рядом уже построены дома –  почему туда не переселяют? Нет, здесь квартиры все розданы, а нас, значит, – куда-нибудь подальше.
Многие, как мы, сопротивлялись. Но они пошли другим путём. Жаловались, как им холодно, что у них дети болеют. Этих несчастных показывали по телевизору.
А у нас не было холодно. Мы не давили на жалость. Мы только ждали получения равноценной квартиры.
У нас отключила газ. Мы стали готовить на плитке. Электричество не сразу отключили. Но не было воды. Юра стал ходить за водой к колонке через дом, благо там была такая. Отключили телефон, но Юра протянул провод и телефон заработал.

Один раз Юра сказал, что в другом подъезде у стены, граничащей с нашей кухней, он обнаружил ворох ветоши. Подумал, что собирались поджечь, но не успели. Он убрал, конечно, этот хлам и врезал свои замки в обе входные двери, которые уже давно восстановил, и теперь на ночь закрывал двери на замок.
К этому времени из нашего дома почти все жильцы разъехались. Остались только две собачницы – по одной на подъезд. У них было по несколько собак, не считая кошек, которых они выпускали по ночам бегать в подъезд.
Муж каждый вечер обходил подъезды. Следил, чтобы стёкла в окнах были целые. Где их не было или они были разбиты – вставлял новые. Чтобы дом не переохлаждался и не выглядел необжитым.
Юра не разрешал никому разбирать дом. Как-то кто-то приехал с квитанцией из ЖЭКа на чтобы выламывать паркет и что-то ещё. Юра его чуть ли не с дракой выставил. Мне пришлось как-то, больше своими воплями,  его в этом поддерживать. Выгнали разорителей. Разоряйте дом после нас.

Стирать я ездила к маме и свекрови. Там у них и сушила бельё. Мылись у них как следует. А так –  каждый вечер с ведёрком с нагретой водой и ковшиком.
Вообще, спасибо бабушкам. Они наладились дежурство – встречали дочку после школы. Мама всегда приносила ей супчик. Дежурили бабушки с дочкой до нашего прихода с работы.

Напротив нашего дома установили бытовку для строителей. Рядом соорудили водопроводный кран, и Юре ходить за водой стало совсем близко. Электричество в доме отключили, но Юра протянул электрический провод от бытовки.
Мы выживали в этих условиях не так уж плохо. Но и, конечно, не так уж хорошо.
Крысы ходили  среди разломанных домов, дочку пугали.
Рабочие выбрасывали что-то из еды в ведро возле их домика, и туда повадились крысы, а мы в окно на это «любовались». Я позвонила в СЭС, чтобы они пришли травить крыс. Но нам было отказано. Сказали, что там кошки гуляют, и они могут отравиться. Странно, раньше, при необходимости, мы вызывали СЭС, и они всегда приезжали, хотя кошек было не меньше.

Видя нашу домовитость, в наш подъезд попросилась домостроительная контора.
Юра пустил.
Они устроились прямо над нами. Так теплее. Постелили для дополнительного обогрева на пол оставленный какими-то жильцами большой ковёр.

9. Зимуем?

И мы остались на зимовку.
К нам потянулись разные комиссии. Помню, пришли какие-то косноязыкие чиновники от строительства. Даже скучно было с ними общаться. Среди них особенно активничал один, отдалённо напоминающий интеллигента. Пытался меня обаять своей бармалейской улыбкой – во рту у него не хватало переднего зуба.
- Ой, какой у вас хорошенький котик! – Говорит он как-то о нашем голубого окраса Дымке, поднимающемся по лестнице с прогулки домой и сторонящемся соседских плебейских котов, которые тянули к нему носы.
Я стою в дверях, разговариваю с этим интеллигентным Бармалеем и вместе с ним замечаю жирного таракана, сидящего на косяке двери и собирающегося прошмыгнуть в мою квартиру.
- Вот бегут к нам в тепло из разорённых квартир, –  объясняю я, –  своих-то я уже давно потравила.
Подняла тапок и пришлёпнула таракана. Мне показалось, моему визави больше было жалко таракана, чем меня.

Звонили нам. Помню, одна девушка задушевно так и долго объясняла мне, что мы должны уехать, потому что здесь строится молодёжный комплекс и надо освободить место для молодых семей. А я ей возражала:
- Не понимаю, почему мы должны освобождать молодым семьям обжитое нами место и ехать неизвестно куда. Мы тоже молодая семья, и мы не нуждаемся в переселении. Причем, я вообще не понимаю, почему надо было ломать такой симпатичный архитектурный комплекс ради стандартных совершенно неинтересных многоэтажек. В Москве незастроенного места много, пустырей разных. И в плате перспективы некрасиво – так близко от исторического центра выстраивать районы с вашими неинтересными домами, на балконах которых уже, как флаги, полощется бельё.
Последний аргумент, похоже, девушке показался оскорбительным, и она прекратила со мной разговор.
Потом мне кто-то позвонил и озвучил новую для нас, но ожидаемую для такого случая, мысль:
- У нас считают, что здесь остались только психически ненормальные.
Ну-ну. Холодно и несгибаемо простилась с этим психически здоровым мужчиной.

10. Нас мало, но мы...

Наши соседки по дому получили подходящее жильё, и мы остались одни в доме.
Однажды я пришла с работы, а свекровь говорит:
- Налетела какая-то бригада, и все оконные рамы в доме сняли. Я позвонила депутату, он приехал и велел все рамы опять вставить. И они были вставлены.
Значит, когда мы с мужем были на работе на наш дом строители «напустили» молодёжную бригаду, состоящую из будущих жильцов, вот они так быстро все рамы и сняли. А потом, по указанию более высокого начальства – вынуждены были поставить их на место. Спасибо свекрови. Она не позволила тогда разорить наш дом. И спасибо, конечно, депутату, что он не поленился за нас заступиться.
Этот молодёжный комплекс так был организован, что молодые принимали посильное участие в строительстве. Будущие новосёлы работали в разных организациях, а в свободное время приходили сюда помогать строителям.
Потом, как я поняла, от этой практики отказались. Строителям легче было всё сделать самим, чем думать, как занять толпу энергичных молодых людей, жаждущих скорее получить квартиру. Но в нашем случае им нашли применение. Правда, не совсем удачно у них получилось.

Самыми-самыми последними в наших домах остались мы и две женщины раннего пенсионного возраста – каждая в своём доме. То есть упирающиеся были 3 дома.
У женщин были отдельные квартиры. Дамы были крепкие и не сдавались.

Однажды с одной из них я разговаривала у нашего дома. К нам подошёл начальник из конторы над нами. Он тогда больше всех с нами общался по поводу переселения. Вот и теперь стал говорить об этом же. Вдруг, на полуслове он осёкся и суетливо побежал от нас. Я даже удивилась – почему такой солидный человек вдруг с такой прытью ускакал?
Смотрю с непониманием на соседку. А она с ухмылкой достаёт из-за пазухи руку, а в ней – пистолет.
- Зять дал, – кратко объясняет она мне.
Ну, понятно, почему начальник убежал.
Теперь точно будут считать, что мы тут остались одни ненормальные. Но, кстати, заряженная двустволка у нас тоже имелась наготове – чтобы защищаться, если придётся. Однако, слава Богу, обошлось.
Иду как-то вечером домой, пробираюсь через осеннюю грязь по мосткам. Навстречу мне идёт строитель в три раза больше меня, в подпитии. Подходя ко мне, он топнул сапожищем на меня – как на мышь. Я ему:
- Что Вы людей пугаете?
Не ответил, пошёл, пошатываясь, дальше. Нет, они нас за людей не считают. Мы для них вредный элемент.
Приходила к нам какая-то проверяющая группа жильцов из домов на краю нашего комплекса, стоящих вдоль улочки, проходящей параллельно шоссе. Их дома вообще почему-то не трогали. Так эти пришедшие к нам женщины уставились на нас с каким-то пещерным испугом и любопытством. Они поняли, что хоть и зима, но в квартире тепло. Я им вкратце объяснила, как мы живём, и показала – вот наша печь. Электричество у нас есть, готовим на плитке. Вода у подъезда. Постельное бельё сдаём в обычную прачечную. Остальное бельё стираем у родителей, а также – в прачечной-самообслуживания.
Я знала, что этим жильцам говорили, будто их дома не сносят, потому что мы упираемся и задерживаем строительство. А их дома были построены самые первыми, то есть они из наших были самые старые. Там было много коммуналок, поэтому жильцы хотели переселения. Им было обидно, что почти всех переселили,  а до них очередь никак не дойдёт.
Но строить Молодёжный комплекс на территории этих домов, вероятно, не планировалось, и жильцы зря надеялись на переезд.
Эти дома ещё долго потом стояли. Может, и сейчас стоят.  Но мы тут ни при чём. Просто нас хотели стравить – тут все средства хороши.
Да, мы зимовали вполне с удобствами. Даже в самые холода, когда в других, обычных, домах было холодно, у нас всегда было тепло.

11. Мы остались одни

Однажды вижу, дом с той дамой, что с пистолетом, разбирают какие-то молодые. Догадываюсь – это опять та молодёжная бригада, которая разоряла наш дом. Тащат с дома всё, что можно снять, пока ещё без бульдозера, – оконные рамы, перила, двери…
Бежит мимо меня молодой крепкий озабоченный брюнет. По лицу видно  – хороший семьянин. Тащит раму.
Я его стыжу:
- Что Вы делаете? Ведь там же ещё живут! Старая женщина живёт.
- Мы выполняем указание начальства.
- А если бы Ваша мать там жила, вы бы тоже выполняли указание начальства?
Ничего не ответил мне молодой человек, только нахмурился слегка, как на досадную муху, и дальше побежал со своей рамой.
Как же наша соседка? Её уговорили. Может, это был последний аргумент – в лице разорителей. Но и угроза пистолетом, вероятно, подействовала. Так что она получила жильё, вполне её устраивающее. Ну и хорошо.
Вторая пенсионерка тоже проявляла упорство, тем более, что теперь её воодушевила победа подруги по несчастью. Правда, пистолета у неё нет, но ничего, она боевитая, сопротивляется.
Однако вскоре я увидела её, сидящей на улице на своём домашнем скарбе, а по остаткам её двухэтажного дома разъезжает бульдозер. Женщина пожаловалась мне, что когда она ездила по делам, из её квартиры всё вынесли, и дом стали ломать. Но против бульдозера не попрёшь. Приехала дочь и увезла женщину к себе. Потом ей дали какую-то квартиру. Похоже, она не была слишком довольна. Но что же поделаешь?
Остались мы одни.

12. Зима кончилась

Когда мы пережили зиму, там, наверху, видимо, решили, что нас не сломать. Можно только уничтожить. Но не захотели смертоубийства. Всё-таки не бандитские годы были, а предбандитские, и это было недемократично по тем временам. Бандитство ещё не разгулялось. Зрело только на подходе.
И нам после десятка несерьёзных предложений, наконец, предложили приличное жильё.
Конечно, оно тоже не совсем отвечало нашим требованиям, но в нём были и существенные плюсы.
Из минусов – это бетон. Вместо добротного дубового паркета — паркетная доска и только в комнатах, а раньше паркет был и в коридорах. Нет, конечно, лепнины, но ничего – обойдёмся. Можем и сами налепить, если захотим. Окна выходят на юг на шоссе – это минус. Но здесь 14 этаж (углекислый газ высоко не поднимается) и дом несколько углублён во двор,– подальше от шоссе, за счёт площадки для машин перед магазинами, так что этот минус слегка гасится.
Лифта два, есть грузовой (это плюс), но можно было предположить, и так потом оказалось, что они иногда ломаются, а у нас 14 этаж, и это уже минус.  Район далековат от дочкиной школы и наших работ. Но ничего, дочка школу уже заканчивает, а пока мы решили её провожать (моя работа была в том направлении) и встречать после школы и подготовительных курсов – к метро ходили за ней или к автобусной остановке. Работу мне пришлось поменять – далековато ездить и мне надо быть ближе к дочери. А муж остался на своей, на которую был распределён после получения диплома.
Телефона не было, но со временем его провели.
А существенные плюсы – квартира просторнее, с хорошей планировкой и большой лоджией, хотя и не застеклённой (потом жильцы сами стали вразнобой это делать, и общее впечатление от дома ухудшилось). Дом с консьержкой. Рядом оказался парк и река – это как дополнительный бонус.
При переезде строительная организация любезно предложила свои услуги. Только грузчики стали спрашивать у меня ремни для перевозки пианино. А где мне их было взять? Они как-то его перевезли всё-таки, но остались от верёвок повреждения на нашем красивом чешском фортепиано. Потом нанимали мастера, чтобы он их убрал. Вроде, незаметно стало. Но главное, отчего я была в шоке, – у нас пропал большой ящик с книгами из маминой библиотеки. Это было ужасно. Книги были сложены в коробку с надписью, что там был импортный телевизор. Вот, наверное, грузчики на него и польстились. Я помню, с каким любопытством они рассматривали в квартире наш старый Рубин и коробку с завлекательной надписью и, видимо, анализировали…
Предъявлять какие-то требования к ним мне показалось бессмысленным. Машину сопровождали муж и свекровь, а они не пересчитали вещи. Свекровь меня ещё упрекнула, сказав, что рабочее были недовольны, что я плохо завязала мешки. А я хорошо их завязала. Просто, видать, они там ещё и рылись. Моя мама догадалась самые ценные вещи забрать себе. А в мешки я специально положила сверху грязное бельё, вот роящиеся в чужом грязном белье и были скандализированы.
Дочка потом восстановила подписные издания, пропавшие в тот переезд. Хорошо, хоть книги по искусству были в другой коробке, и, что забавно, в этой же коробке оказались несколько томиков Чехова. Я заранее собрала книги в коробки. Но мы с мужем ныряли в книги Чехова, ища в них утешения, доставая отдельные томики из коробки от телевизора и, потом, убирая их в ту, другую, в которой было ещё много места. Вот так и сохранилось у нас 4 томика родного подписного издания Чехова.

13. Мы переехали

Мы переехали в эту квартиру и стали обустраиваться в ней.
На работе все мне сопереживали и постоянно спрашивали – как мы там, с переездом? Мы ведь почти два года активно сопротивлялись. Одну зиму, считай, прожили без удобств. Поэтому за нас многие переживали.
Но вот что показалось мне потом странным, когда мы уже получили квартиру.
Задавали часто такой вопрос:
- На каком этаже? Первом? – спрашивает сочувствующий, почти уверенный в утвердительном ответе.
- Нет.
- Последнем? – уже с надеждой спрашивает.
- Нет.
И вижу, спрашивающий, до этого времени долгое сочувствующий  мне, радости от нашего удачного переезда не испытывает, а наоборот, чуть ли не огорчается. Спешно прощается и уходит понуро.
Я удивлялась-удивлялась и, наконец, последней коллеге, из таких, с обидой сказала:
- Что же такое? Когда у меня было плохо с квартирой, то все мне сочувствовали. А теперь чуть ли недовольны тем, что я оказалась в нормальной квартире.
А эта простодушная дама, в общем-то, хорошая, мне объяснила:
- Мне за себя обидно. Мы жили в районе Белорусского вокзала, почти в Центре, Элитный район, а нас загнали на окраину, да ещё дали квартиру на последнем этаже.

Эпилог

В этом доме мы живём 30 лет с небольшим, как и в том нашем прежнем доме, который сломали. Может, опять нас будут ломать? Пока разговоров нет.
Напротив нашего дома, через шоссе, совсем недавно было много пятиэтажек. Их все снесли, а на их месте построили красивые многоэтажные дома с застеклёнными лоджиями.
Я знаю, что людей из сломанных пятиэтажек не выселяли в другие районы, как будто в другой город (это в  нашем мегаполисе), а поселили рядом, в эти многоэтажные красивые удобные дома.  И все жильцы хрущобок с восторгом ждали своего переселения.
Вот так ведь и надо переселять. И я думаю, что маленькую лепту в разумное решение этого вопроса внесли и мы.

P.S. Фотография из Вечерней Москвы за 16 авг. (№193) 1948 года.