Блок. Как свершилось, как случилось? Прочтение

                «Как  свершилось,  как  случилось?…»


 
                Как свершилось, как случилось?
                Был я беден, слаб и мал.
                Но Величий неких тайна
                Мне до времени открылась,
                Я Высокое познал.
 
                Недостойный раб, сокровищ
                Мне врученных не храня,
                Был я царь и страж случайный.
                Сонмы лютые чудовищ
                Налетели на меня.
 
                Приручил я чарой лестью
                Тех, кто первые пришли.
                Но не счесть нам вражьей силы!
                Ощетинившейся местью
                Остальные поползли.

                И, покинув стражу, к ночи
                Я пошел во вражий стан.
                Ночь курилась, как кадило.
                Ослепительные очи
                Повлекли меня в туман.
 
                Падший ангел, был я встречен
                В стане их, как юный бог.
                Как прекрасный небожитель,
                Я царицей был замечен,
                Я входил в ее чертог,

                В тот чертог, который в пепел
                Обратится на земле.
                Но не спал мой грозный Мститель:
                Лик Его был гневно-светел
                В эти ночи на скале.
 
                И рассвет мне в очи глянул,
                Наступил мой скудный день.
                Только крыл раздался трепет,
                Кто-то мимо в небо канул,
                Как разгневанная тень.
 
                Было долгое томленье.
                Думал я: не будет дня.
                Бред безумный, страстный лепет,
                Клятвы, пени, уверенья
                Доносились до меня.
 
                Но, тоской моей гонима,
                Не;жить сгинула, — и вдруг
                День жестокий, день железный
                Вкруг меня неумолимо
                Очертил замкну;тый круг.
 
                Нет конца и нет начала,
                Нет исхода – сталь и сталь.
                И пустыней бесполезной
                Душу бедную обстала
                Прежде милая мне даль.
 
                Не таюсь я перед вами,
                Посмотрите на меня:
                Я стою среди пожарищ,
                Обожженный языками
                Преисподнего огня.
 
                Где же ты? не медли боле.
                Ты, как я, не ждешь звезды.
                Приходи ко мне, товарищ,
                Разделить земной юдоли
                Невеселые труды.
                19 декабря 1912





    Стихотворение дает историю героя трехкнижия, которая, конечно же, переплетается с историей самого Блока – «автобиографичнейшего из поэтов» (Д. Андреев). (И раскрою цитату – уж больно она словно прямо об этом стихотворении:
«…При этом стихи автобиографичнейшего из поэтов рассматриваются не как документы, зачастую совершенно буквально отображающие события и процессы его личной жизни, а как некие художественные величины, смысл которых — только в высоте их чисто поэтического качества да в заключённых в них отзывах на внешнюю действительность эпохи.»)

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «…В позднейшем изучении не однажды подчеркивалась связь стихотворения с темой пути как магистральной в творчестве Блока.
     По определению Л. Гинзбург, «Блок сам, в стихах и прозе, набрасывал схему своего "романа" (например, в стихотворении "Как свершилось, как случилось? .. ")» (Гинзбург Л. О лирике. Л., 1974. С. 263).
     Д.Е. Максимов считал, что в этом стихотворении тема пути разработана "наиболее полно и прямо", оно "одно из кульминационных" в ее развитии, связано со всем творчеством поэта и особенно тесно – с его статьями "О современном состоянии русского символизма", "От Ибсена к Стриндбергу" и "Памяти Августа Стриндберга" (Максимов 11. с. 111).

     – «Но Величий неких тайна ~  Я Высокое познал.» – Иносказание об истоках пути может быть сопоставлено с мотивами "откровений" в юношеской лирике. Ср., например, обращенность к "Высокому" в стих. "Ищу спасенья ... ": "Но ярче всех – во мне духовный взор// И Ты вдали ... " (т. 1 наст. изд.). Ср. также с рассказом Блока о начале своего пути в статье "О современном состоянии русского символизма": "В первой юности нам было дано неложное обетование" (СС-8 5 . С. 435) .

[
     – «Но Величий неких тайна // Мне до времени открылась»  – «до времени» – скорее всего означает: «раньше нужного  времени». Ср. из письма А. Белому: «Отныне я не посмею возгордиться, как некогда, когда, неопытным юношей, задумал тревожить темные силы – и уронил их на себя.» Или из дневника 18-ого года о весне 901-ого: «Так, неготовым, раздвоенным я кончаю первый период [до Мистического лета с. Шахматова] своей мировой  [выделено Блоком]  жизни – петербургский.»

                «Недостойный раб, сокровищ
                Мне врученных не храня,
                Был я царь…»

     Для подобных казусов Маяковский и придумал «лесенку». В классическом варианте запятая после «раб» – практически исчезает, но герой стихотворения всё-таки не «раб сокровищ», а «раб и царь»:
                …Недостойный раб,
                сокровищ
                Мне врученных не храня,
                Был я царь…
И тогда сразу вспоминается старик Державин:

                «Я связь миров, повсюду сущих,
                Я крайня степень вещества;
                Я средоточие живущих,
                Черта начальна Божества;
                Я телом в прахе истлеваю,
                Умом громам повелеваю,
                Я царь – я раб – я червь – я бог!»
]

     – «... Был я царь и страж случайный.» – Ср. в статье "О современном состоянии русского символизма" о вступлении в период кризиса: "Мы пережили безумие иных миров, преждевременно потребовав чуда ( ... ) мы отдавались закату, красивые, как царицы, но не прекрасные, как цари, и бежали от подвига" 

     – «Падший ангел, был я встречен // В стане их, как юный бог». – Образом падшего ангела стихотворение связывается со статьями "О лирике" (1907) и "Памяти Врубеля" (191 0). Уже в  первой из них образ, имеющий протяженные традиции от Лермонтова до Врубеля, получил широкое толкование в качестве символа человека новой эпохи.
     Исследователи творчества Блока рассматривают этот образ как неотъемлемую и важную часть его поэтического мифа о человеке (см., например: ЛН. Т. 92. Кн. 1.С. 146). Обобщающее значение образа, его органичность для творческих исканий Блока осознавали современники поэта. Не случайно в этой связи заглавие статьи А.Н. Толстого "Падший ангел", посвященной памяти Блока (Толстой А. Нисхождение и преображение. Берлин, 1922. С. 19-37).
     Ср. в посвященном Блоку стих. В.И. Иванова "Бог в лунапарии" (1909): "И бога демон надоумил //Сойти на стогна с плит святых ... "; а также встречу "падшего" героя "лемурами" в стих. В. Брюсова "Молния" (1904)": "Ты – наш! – вскричали в дикой нежности, – ( ... )Тропы лазурные забудь!" (Впервые указано Н.В. Лощинской; см. обэтом в изд.: Блок А. Стихотворения. Кн.: 3. (1907-1916). СПб., 1994. С. 379.)

     – «Но не спал мой грозный Мститель ~  гневно-светел...»  – Образ содержит реминисценции с ангельско-рьцарственными образами "Стихов о Прекрасной Даме".

     [
     В «Стихах о Прекрасной Даме» герой нигде не сравнивает и не считает себя ни ангелом, ни рыцарем. В них он – «обладатель тайны», теург, пророк. Причем «пророк» – это не  тот , кто излагает «пророчества», а тот, чья задача вести за собой – как у Моисея или Мохамеда. Его целью  было «совершить несовершаемое»; не охранять Ее чертоги (обет рыцаря), а ввести Ее в нашу реальность (задача работающего с высшими сущностями теурга).
     Но, с одной стороны, очевидно, видения не показывали ему отчетливого механизма – как это сделать (Моисею было легче: у него было конкретное указание: «Итак пойди: Я пошлю тебя к фараону; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых.»), а с другой – противоположная сторона «антитеза» – засыпала юного теурга соблазнами – и его Любовь Дмитриевна, и россыпь миров от двойников.
     «Ангельско-рыцарственный» образ появится только в «Распутьях», то есть и это будет всего лишь ещё одним закоулком, ещё одной развилкой бесконечного лабиринта, еще одним соблазном:

                «Я — меч, заостренный с обеих сторон.
                Я правлю, архангел, Ее Судьбой.
                В щите моем камень зеленый зажжен.
                Зажжен не мной, — господней рукой.

                Ему непомерность мою вручу,
                Когда отыду на вечный сон.
                Ей в мире оставлю мою свечу,
                Оставлю мой камень, мой здешний звон.

                Поставлю на страже звенящий стих.
                Зеленый камень Ей в сердце зажгу.
                И камень будет Ей друг и жених,
                И Ей не солжет, как я не лгу.
                Июль 1903»

Недаром следующим стихотворением, следующим эпизодом той книги будет:

                «Вот моя песня — тебе, Коломбина
                Это — угрюмых созвездий печать —
                Только в наряде шута-Арлекина
                Песни такие умею слагать.
                30 июля 1903. С. Шахматово»

А в конце книги «Распутья», рыцарь оставит свой пост:

                «Я отпраздновал светлую смерть,
                Прикоснувшись к руке восковой.
                Остальное – бездонная твердь
                Схоронила во мгле голубой.
               
                Спи – твой отдых никто не прервет.
                Мы – окрай неизвестных дорог.
                18 июня 1904. С. Шахматово»

Ты – спи, а перед  ним уходящие в такие заманчивые дали дороги!..
     Далее:

                И, покинув стражу, к ночи
                Я пошел во вражий стан.
                Ночь курилась, как кадило.
                Ослепительные очи
                Повлекли меня в туман.
 
                Падший ангел, был я встречен
                В стане их, как юный бог.
                Как прекрасный небожитель,
                Я царицей был замечен,
                Я входил в ее чертог…

     «Это – венец антитезы. И долго длится легкий, крылатый восторг перед своим созданием. Скрипки хвалят его на своем языке.
       Незнакомка. Это вовсе не просто дама в черном платье со страусовыми перьями на шляпе. Это – дьявольский сплав из многих миров, преимущественно синего и лилового…
                Шлейф, забрызганный звездами,
                Синий, синий, синий взор.
                Меж землей и небесами
                Вихрем поднятый костер.
                ("Земля в снегу")
                Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»

     – «Бред безумный, страстный лепет,// Клятвы, пени, уверенья…~ Но… // Нежить сгинула…» – “нежить”. Вот они кто – все эти незнакомки, снежные девы, фаины, змеиноволососые, чернокровные. Все они – нежить.
     «…ибо со мной рядом живет [выделено Блоком] мое создание – не живое, не мертвое, синий призрак. Я вижу ясно "зарницу меж бровями туч" Вакха ("Эрос" Вяч. Иванова), ясно различаю перламутры крыльев (Врубель - "Демон", "Царевна-Лебедь") или слышу шелест шелков ("Незнакомка"). Но все – призрак.»
                Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»

     – «…и вдруг //День жестокий, день железный //Вкруг меня неумолимо //Очертил замкну;тый круг» – и, казалось бы, все дороги  замкнулись на Город. (всемирный град, инфра-отображение Петербурга).

     –  «Нет конца и нет начала, // Нет исхода…» – 

                «…Исхода нет.
 
                Умрешь – начнешь опять сначала
                И повторится всё, как встарь:
                Ночь, ледяная рябь канала,
                Аптека, улица, фонарь.
                10 октября 1912»
     ]

     – «И пустыней бесполезной // Прежде милая мне даль». – Мотивом жизни-пустыни стихотворение перекликается с другими, входящими в разделы "Страшный мир" и "Возмездие": "С мирным счастьем покончены счеты ... ", "Когда я прозревал впервые ... ", "Шаги Командора".
     Образы пустоты, пустыни, появившись в разделе "Город". (см. в стих. "Я жалобной рукой сжимаю свой костыль ... ": "Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном ... " - т. 2 наст. изд.), становятся одной из постоянных характеристик "страшного мира". Это проявилось в переосмыслении традиционного для Блока образа "дали", становящейся пустыней. См.: Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала ХХ века. С. 203 .

– «Приходи ко .мне, товарищ ...»  – Слово "товарищ" имело для Блока в ту пору принципиальное значение. В этом явно проступали его демократические симпатии, что поэт признавал и подчеркивал в статье "Памяти Августа Стриндберга".
»

     В Примечаниях намекается, что у Блока демократический “товарищ” –  это нечто вроде «товарищ-маузер» Маяковского. На деле это, конечно не так.

Ал. Блок. "Памяти Августа Стриндберга":
     «…сейчас, может быть, многим дороже имя товарищ [выделено Блоком]: открытый и   честный взгляд; правда, легко высказываемая в глаза; правый мир и правая ссора; пожатие широкой и грубой руки.»

     Лучше всего последнюю строфу откомментировал Андрей Вознесенский:
 
                «…пошли мне, Господь, второго, —
                чтоб не был так одинок.

                Чтоб было с кем пасоваться,
                аукаться через степь,
                для сердца, не для оваций,
                на два голоса спеть!

                Чтоб кто-нибудь меня понял,
                не часто, ну, хоть разок…»
               
     А вспоминается при ее – блоковской строфы – прочтении, конечно, Андрей Белый.