Философское эссе на медицинскую тему

       Мне, врачу по-профессии, время от времени, как и всем другим людям приходится обращаться за медицинской, чаще всего, как мне кажется, хирургической, помощью к глубоко уважаемым коллегам. Достаточно яркие впечатления остаются почти от каждой такой встречи. Восхищаясь их профессионализмом и верностью клятве Гиппократа я, тем не менее, вижу и некоторые недостатки в организации медицинской помощи пациентам. Такие недоработки, наверное, имеют всеобщий характер для всей российской медицины. Доктор же вынужден работать в трудных условиях, далеко не всегда зависящих от него.

       Вот и в этот раз я, настроившись наконец, решил навести порядок в своём, пока ещё практически здоровом, теле. Хирург на поликлиническом приёме дал твёрдую установку на операцию: «Оперировать надо не дожидаясь осложнений». Подготовка к основному оперативному вмешательству потребовала предварительного удаления одного «нехорошего» зуба с целью избавления от инфекции. Расставание с ним оказалось делом непростым. Через месяц рана зажила и оздоровление полости рта было завершено. Статистика по заболеваемости ковидом в ноябре 2022 года меня радовала. Заболеваемость оказалась на минимальном уровне. Казалось, я предусмотрел всё.

       Мероприятия по оформлению документов в приёмном покое и необходимые дообследования были проведены очень чётко с минимальными затратами времени. Я подписал «ворох» различных бумаг почти не читая. Мне было понятно только одно: со мной, без моего возможного согласия, теперь можно делать всё, что угодно. Больница же юридически подстраховалась, по-максимуму переложив всю ответственность за возможные осложнения на меня и непреодолимые обстоятельства.
 
       Своё ироничное отношение к этой бюрократии я высказал хорошо знакомому хирургу ещё в позапрошлую госпитализацию. Я спросил: «А больница вообще-то за что-нибудь отвечает?» - на что получил от него ответ: «А, сейчас с нас так требуют». Меня такое разъяснение вполне успокоило, тем более, что никаких манипуляций с выключением сознания не планировалось. Между прочим, от своих хороших знакомых я был наслышан о случаях необоснованного (часто, без явного и решительного согласия пациента) расширения показаний к операции аортокоронарного шунтирования в краевом центре кардиохирургии.

        Другими словами, сложная, высокотехнологичная, но рискованная, и дорогостоящая операция на открытом сердце производилась из корыстных побуждений, иногда под сильным психологическим давлением. Ну, так ведь там совсем другое дело: за каждой такой операцией большие деньги стоят. Как-никак при капитализме живём. Раньше, при советской власти, одной клятвы Гиппократа хватало, чтобы врач на всю свою жизнь усвоил принцип: «не навреди».

       Оперативное вмешательство после краткого общения с несколькими докторами мне было назначено на следующий день. Особенного волнения перед операцией я не испытывал, хотя на новом месте ночь почти и не спал. Вспоминаю, что раньше накануне операции пациентам проводили премедикацию атарактиками – успокаивающими препаратами: реланиумом (седуксеном). Я тогда после полноценного ночного сна шёл в операционную спокойный как удав. Ту же операцию, что и сейчас, мне провели под местной анестезией, правда, с применением наркотического анальгетика. Так что боли я не чувствовал вообще никакой. Такая нейролептанальгезия применялась довольно широко и давала замечательный обезболивающий эффект.

       Закон о сильнодействующих психотропных и наркотических медицинских препаратах был принят Государственной Думой Российской Федерации в 90-х годах с благовидной целью – для усиления борьбы с наркоманией. Это привело к неожиданному следствию: врачи стали бояться применять эти лекарства. Случались даже уголовные преследования медицинского персонала за непреднамеренное нарушение некоторых пунктов закона.

        Понятно, что от этого пострадали, прежде всего, пациенты, нуждающиеся в наркотических анальгетиках. Было немало случаев суицидов от невыносимой боли в отсутствие этих лекарственных препаратов у людей больных раком. Теперь самое время поговорить об «уважении» к закону и праву, к людям, которые сочиняют эти законы и их принимают. Моя мама болела раком в последней стадии и страдала от болей. Она говорила: «Я мечтаю о наркотиках». Таких лекарств из-за бюрократических препон она так и не дождалась. Мама тоже была врачом.

       С тех пор даже относительно простые оперативные вмешательства без проникновения в брюшную полость производятся под спинномозговой проводниковой анестезией. Это более сложный вариант обезболивания с обязательным участием ещё одного врача – анестезиолога. «Укол в позвоночник» требует осторожности и навыка. Я помню, как в одну из прежних анестезий мне повредили чувствительный нерв в нервном пучке, выходящем из спинного мозга. Значительная поверхность кожи правой ягодицы на длительное время потеряла чувствительность. Могло быть хуже, мне просто повезло.

      Я, в эту последнюю госпитализацию, благодарю оперирующего хирурга и анестезиолога за чуткость, доброжелательность и знание своего дела. Только вот получить удовольствие от послеоперационного периода и доброжелательного отношения мне в полной мере так и не удалось. В палате, где я лежал после операции, кашляли и чихали надрываясь в конвульсиях два тоже прооперированных пациента.  Мне даже и не думалось, что можно, оказывается, так быстро заразиться вирусной инфекцией в течение одного дня. Вероятно это был грипп. Через 6-7 часов после операции началось воспаление трахеи и бронхов.

      Мокрота отходила полным ртом и, мне казалось, непрерывным потоком. Сохранить рекомендованный постельный режим в течение суток оказалось делом невозможным. В дополнение ко всему поднялось артериальное давление и случилось нарушение сердечного ритма. Сердце колотилось как бешеное. Дело осложнилось ещё и послеоперационным нарушением функции органов малого таза. Ни о каком сне и отдыхе даже речи быть не могло. Только к утру после приёма гипотензивного препарата и уменьшающего сердечный ритм бисопролола самочувствие моё стало лучше.

       Мне подумалось, что в лечебном учреждении всё-таки должен быть противоэпидемический режим или, хотя бы, полезный принцип регулярного проветривания палаты. Однако медицинские работники, все как один, будто бы и не замечали вспышку внутрибольничной инфекции, принимая на операции и заражая вновь поступающих пациентов. Рано утром медицинская сестра подошла ко мне с первой инъекцией обезболивающего препарата, назначенного курирующим палату доктором. Я поинтересовался названием лекарства.

       Это был кетопрофен - нестероидный противовоспалительный анальгетик, фармакологически несовместимый с используемым мной гипотензивным препаратом – лозартаном. В аннотации к препарату в разделе «взаимодействие с другими лекарственными средствами» не рекомендовано одновременное использование лекарств обеих групп у людей пожилых, у которых в определённых условиях (к примеру, обезвоживание после оперативного вмешательства) возможно возникновение острой почечной недостаточности. 

       Палатный доктор, удивлённый моей осведомлённостью, сказал, что лекарства эти всегда назначались одновременно и никогда ничего такого не было. Я ответил: «Мне бы не хотелось быть первым». Кроме того, - пояснил я доктору - у меня высокий порог болевой чувствительности и, по этой причине, я практически никогда не принимаю обезболивающие лекарственные средства. Был даже однажды такой случай. Медицинская сестра после оперативного вмешательства по поводу острого аппендицита хотела сделать укол наркотического анальгетика. Я поначалу категорически запротестовал, на что она удивлённо спросила: «И что, мне теперь лекарство в раковину выливать?». Я согласился на инъекцию (только на одну) и, помню, ничуть об этом не пожалел – отдохнул и выспался очень хорошо.

      Чуть позже, уже другая медсестра попыталась сделать мне инъекцию антибиотика цефтриаксона. Измученный неспокойной ночью, физическим и психическим дискомфортом, я с едва скрываемым мстительным сарказмом поинтересовался тем, насколько внимательно врачи и сёстры читают анкету, заполняемую пациентами при поступлении, где указана непереносимость лекарств. Лет пять тому назад мне провели краткий курс лечения указанным антибиотиком, в результате чего сильно распух левый лучезапястный сустав.

      Антибиотик отменили и назначили противоаллергический препарат супрастин.  Через день отёк спал и сустав вернулся в прежнее здоровое состояние.  Не знаю, может быть виной всему была индивидуальная непереносимость цефтриаксона, но каждая инъекция его сопровождалась, на мой взгляд, неадекватно сильной болью в месте его внутримышечного введения. Что, разве нельзя вводить это лекарство вместе с каким-нибудь местным анестетиком? Подумалось даже: «Как же они его вводят маленьким детям?».

       Я понимаю, конечно, что больница не место для сантиментов и телячьих нежностей, но зачем же бездумно и безразлично усиливать негативные эмоциональные переживания у пациентов, которым и так совсем нехорошо. Я помню, ещё при академике Е.А. Вагнере нас, студентов мединститута, учили, что лечить надо не болезнь, а больного. Медицинские работники, по-видимому, совсем забыли об индивидуальном подходе и добром слове, которое тоже лечит. Современная медицина стала технологично-конвейерной и бездушной.

       Выписали меня из хирургического отделения к моей великой радости через день после оперативного вмешательства на пике заболевания непонятно какой вирусной инфекцией с трахеобронхитом и большим дискомфортом из-за послеоперационного нарушения некоторых функций организма. Состояние моё, видимо, уже никого не интересовало. Как говорится, «с глаз долой – из сердца вон».
 
       Следующие две недели я провёл в самоизоляции, чтобы не заразить никого из моих близких. Никто из них, слава богу, не был свидетелем моего состояния слабости, немощи и позора. Очень благодарен своим детям, родственникам и друзьям за организованное питание и моральную поддержку. Борясь с астенией, много передвигаясь по комнате для улучшения кровообращения и противодействия возможному возникновению тромбов, старался настроить себя на оптимистичный лад сочинением ироничных четверостиший:

Мне не хочется ни сладкого, ни кислого.                Даже слышать не могу я ни чьи слова.                Скоро Новый Год придёт – будет весело.                Что головушка моя нос повесила?

       Сегодня, 23 декабря 2022 года, прошёл ровно месяц после сделанной мне операции. Период восстановления из-за внутрибольничной инфекции очень затянулся. Только сегодня я чувствую себя вполне здоровым, таким, каким пришёл в отделение хирургии. Я поступил туда здоровым, но больным, а выписан больным, но и здоровым. Поздравляю всех моих читателей с наступающим 2023-м Новым Годом! Желаю всем благополучия, благосостояния и прекрасного здоровья! Для того, чтобы лечиться, прибегая к помощи современной медицины, надо иметь богатырское здоровье, выдержку, мужество и терпение.