Мой адрес - Советский Союз. Послевоенное детство

      Окончилась война. Страна вернулась к мирной жизни. Но следы боевых действий, которые проходили в городе, ещё какое-то время напоминали о себе. На «заднем дворе» - такое название почему-то получил дом, дальше всех отстоящий от проезжей части улицы – так вот возле этого дома кучкой лежали обезвреженные снаряды. А в переулке стояли «ежи».

      Нас спокойно отпускали с уроков, чтобы получить по карточкам муку и дрова. Для этого вставали затемно, занимали очередь, и нам, как и всем взрослым, химическим карандашом ставили на ладошке номер, чтобы люди не путались.


      Но всё же – это были мир и покой. Тепло и уютно становится на душе при воспоминании об этом периоде. Господи, как же тогда было хорошо! И не только потому, что это было моё детство. Нет! Люди были добрее. Война привнесла в каждую семью столько горя, что ссоры, склоки были забыты надолго. Я не помню, чтобы даже на нас, ребятишек, ворчали, а тем более ругались жители двора. А уж о скандалах между взрослыми и говорить не приходится.

      Жизнь налаживалась. Папа занял должность заместителя директора Московского завода по ремонту высокоточного оборудования. Мама занималась домашним хозяйством семьи из пяти человек. Старшая сестра Надя стала работать на фабрике «Гознак»,  Лида поступила в финансовый техникум. Да ещё я  - «дитя войны».
   
      Много интересных событий всплывает в памяти. Наш дом выходил фасадом на проезжую часть улицы. Если по чётной стороне встречались и многоэтажные дома, а также разместился детский сад-ясли Московской печатной фабрики Гознак, то вокруг нас, до самого конца улицы, теснились одно- и двухэтажные дома. И большой сквер, который напоминал о разрушенных на этом месте во время войны домах и погибших людях.

      Между домом, в котором мы жили, и другими такими же небольшими домиками теснились высокие заборы из обычных досок, наглухо приколоченных друг к другу. Назначение их я до сих пор не поняла, но то, что со стороны двора они становились источниками мусора, это однозначно.

       И как же мы радовались, когда в один прекрасный момент их снесли. Наш двор, и до того лучший двор в мире, как будто посветлел и посвежел.

      Я не завидую сегодняшней малышне и выстроенным для них игровым комплексам.  Мне и самой неоднократно приходилось гулять  с правнуками на детских площадках и невольно наблюдать за их играми. Бесспорно, детские городки ярки, красивы, но предполагают развлечение только для дошколят. Они не сплачивают ребятишек, а каждый копошится на своём игровом поле так же одиноко, как и в отдельной квартире. А для школьников и такой малости нет: кругом асфальт, машины. Даже травы не видно. Где же выплеснуть накопившиеся за школьные занятия эмоции? Где просто порезвиться?

       А в нашем дворе было такое раздолье, что хватало места не только, как говорится, для своих ребятишек. К нам для игр приходили дети и из других дворов. Возрастного ценза не существовало: и дошколята, и ребята старшего возраста хорошо уживались друг с другом. Мы были счастливы, что можно находиться на улице, не страшась и не слыша звуков вражеских бомбардировщиков. Находить новых друзей и без страха общаться со старыми.


       То, что в одном из дворов (как раз напротив Москворецкого универмага) жили индюки, нас не удивляло. Они спокойно выходили из открытых ворот и спокойно прохаживались по тротуару. Никому в голову не приходило дотронуться до птицы или ещё как-то напугать её.

       Восторженнее мы среагировали на асфальтирование улицы. Как правило, мостовые Москвы были вымощены булыжником. Скакать по таким дорогам и машинам, и общественному транспорту, так же как и людям, находящимся на них, удовольствие небольшое.

       Но нас, детей, взволновало здесь другое: когда место булыжников заняли горы разноцветных камешков. Мы, никогда не бывшие у моря и не видевшие гальку, были в восторге. Часами возились в этой красотой. Для нас они были сродни драгоценным. Мы старались выбрать камешки необычной окраски и формы. Желательно округлые или овальные. Такие попадались сравнительно редко (ведь по сути – это была не галька), и поэтому особенно ценились.
       Ими мы украшали свои «секретики», а потом хвастались друг перед другом. Не знаю, откуда пришла эта игра, может из книг об открывателях   кладов, но что-то подобное было и у нас. Мы выкапывали небольшую ямку, размером примерно в ладонь, клали туда травку, клочок бумажного фантика, а кому везло, то и фольги, дворовый цветочек, камешек – короче то, что каждый посчитал нужным, - прикрывали всё это осколком стекла и присыпали землёй. Если было желание поделиться «секретиком», а оно, конечно, возникало, иначе для  чего создавать такую красоту, спрашивали: «Показать «секретик»?» и сравнивали, у кого лучше. Но не было случая, чтобы в отсутствие хозяина кто-то разорил эту кладовую или выкрал из неё что-то. Однако, как заправские хранители тайн, мы постоянно меняли местонахождение своего клада и обновляли его коллекцию.

      Игры были разнообразные и подвижные. Очень любили «чижика». Сам «чижик», то есть небольшой четырёхгранный деревянный обрезок палки, чем-то напоминающий пастилу, только заострённую на концах, был у каждого. Иной раз так лихо били по нему битой, что с трудом находили в траве. И чтобы не терять времени попусту, доставали другой «чижик». Но это случалось не так часто, потому что от наших игр солидный участок во дворе был вытоптан так, что трава расстилалась вдали от нас, а такие выбросы случались редко.

       Фантазия у нас была удивительная. У нас прижились многие игры, в которые дети играли, возможно, из поколения в поколение. А некоторые придумывали сами. Круговая лапта, штандар, казаки-разбойники, салки, волейбол, «бояре, а мы к вам пришли», прыганье через верёвочку, «классики», «лягушка» - да разве все вспомнишь сегодня. Кстати, для игры в «лягушку» единственным местом была стена нашего дома, точнее нашей комнаты. Мы кидали в стену мяч, перепрыгивали через него, а следующий человек повторял этот манёвр. Поскольку желающих поиграть в эту игру было немало, я только, будучи взрослой, поняла, насколько терпелива была наша мама. Она ни разу не сделала замечание, даже если я в тот момент не принимала участия в игре, а находилась дома. Непрерывный стук в дощатый дом – можно представить, какого это слушать…

       Вдоволь набегавшись, мы усаживались на скамейку возле входной двери в нашу квартиру, и начиналась игра в «испорченный телефон». Удивительно быстро доходили до нас житейские новости. В нашем дворе в то время и телефона-то ни у кого не было, однако игра нам очень полюбилась. Фантазия уводила нас так далеко и между  словом, произнесённым первым игроком и последним, была такая разница, что мы подолгу хохотали до упада. А вторая игра уводила нас в мир сказок: «На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты такой?». Конечно, каждому из нас хотелось иметь сан повыше… И надо же случиться такому совпадению, что наш «трон» прислонялся к забору небольшого цветника, за которым ухаживала наша соседка Мария Григорьевна. Росли там простенькие цветы: золотые шары, календула, колокольчики, ромашки. Но для нас краше ничего не существовало: настоящий дворец с царским троном.

         Но самая любимая игра у меня была в «зоопарк», которую придумала мама. Болела я часто, особенно беспокоили лёгкие. Тротуар, ведший к поликлинике, отделялся от Четвёртой Градской больницы железной оградой, состоящей из звеньев, вдоль которой тянулась тропинка. Я шла по этой тропинке. Мы представляли, что каждое звено ограды – это клетка. Я старалась изобразить какое-либо животное, а мама должна была угадать его. От такой интересной игры дорога не казалась длинной, а общение с врачами и лечебные процедуры не утомляли и не раздражали.


             Зима приносила иные игры и забавы. И самое главное – красавицу ёлку, от пола до потолка. Папа каким-то чудом пристраивал письменный стол на кухне, а на его место ставил ёлку. Ёлка выбиралась пушистая, с плотными упругими ветками, чтобы они могли выдержать все ёлочные игрушки. Некоторым игрушкам было немало лет, но поскольку они хранились с любовью несколькими поколениями, то дожили и до нас. А у нас с мамой появилась традиция –  каждый год покупать по одной или две новые игрушки, в зависимости от стоимости.

       Потом мы вырезали из бумаги красивые салфеточки, упаковывали в них мандарины и вешали  на ёлку. Грецкие орехи обёртывали в фольгу, а конфеты подвешивали на ниточках. Небольшие шарики из ваты символизировали снежки. Стеклянные бусы и главное украшение ёлки – красочные гирлянды настолько преображали зелёную красавицу, что мы подолгу не могли оторвать от неё глаз.

       Иногда нам вручали билеты на новогодние спектакли. Мне посчастливилось побывать в Доме Союзов, Доме журналистов, клубе им. Дзержинского,  Доме актёра и других клубах, название которых я уже не помню. В канун 1958 года, в год окончания школы, наш класс московской школы № 729, как лучший, был награждён билетами в Кремль. Кремлёвского Дворца съездов тогда ещё не было, и новогодние праздники проходили в Георгиевском зале.

       Фантазии нам, ребятишкам первых послевоенных лет, хватало на всё. Хотя коньков и лыж ни у кого из дворовой команды не было, да и санки были не у всех, мы не скучали. Играли в снежки, лепили снежных баб, причём с выдумкой, фантазией. Нравилось нам и мастерить и различные фигурки животных.

       Искусственных горок тогда не было, и скорее всего это хорошо. Мы превращали в горки естественные бугорки, проехав несколько раз за неимением санок на картонке. Очень скоро наезженная часть горы покрывалась ледяной коркой, и начиналось веселье. Каждый скатывался с горки как мог, в соответствии с возрастом и физическим развитием. Некоторые умудрялись съехать с неё стоя, а большинство, сидя. Поэтому с гулянья возвращались все в снегу. Я носила в то время (точнее – донашивала после сестёр) жёлтую цигейковую шубку, и маме приходилось каждый день отстирывать подол шубы, а потом сушить её перед печкой.

      Зима в те годы действительно соответствовала климатическим условиям средней полосы, была снежной и морозной. Иногда морозы зашкаливали за тридцать градусов. Когда мы уже учились в школе, то даже поджидали такую низкую температуру, потому что при 30 градусах ниже 0 занятия в школах отменялись.

       И ещё мне запомнилось, насколько добросовестно относились к своей работе дворники. Наш участок обслуживала тётя Люба, уже не молодая женщина. Мы с мамой выходили из дома, чтобы вовремя дойти и подготовиться к занятиям в школе, без пятнадцати восемь. И я всё время удивлялась, во сколько же выходит на работу наша дворничиха, если тротуар к тому времени уже выскоблен до основания? Скребок и  широкая лопата для снега – вот и весь инструмент тёти Любы.

         
         1 сентября 1948 года мама повела меня в первый класс. В ту пору всё было проще: пришло время, и мама отнесла необходимые документы в ближайшую от нас школу № 553. Никаких тестов не существовало. Все были в равном положении, и только в процессе обучения определялись способности каждого.

       Помню как наш класс, выстроившись парами и вытянувшись в длинную шеренгу, стоял в просторном холле первого этажа. Незнакомые друг с другом девочки. Все в белых фартучках и  белыми бантами, с любопытством смотрящие на свою первую учительницу. Началось знакомство. «Здравствуйте, девочки! Меня зовут Валентина Андреевна,- сказала учительница. – Я ваша классная руководительница. А вы – ученицы 1 «В» класса. Познакомьтесь друг с другом».

       Мы с девочкой из нашей пары повернулись друг к другу и назвали свои имена – Галя, Рая. А фамилия? Цветкова. Цветкова. Даже мамы удивились такому совпадению, а что уж говорить о нас. Так зародилась наша дружба, которой, к счастью, нет конца. Выйдя замуж, стали Лисицыной и Лунёвой, но чувства привязанности, преданности и нежности друг к другу не растеряли за эти годы.
Галя проживала в угловом доме, на пересечении Большой Серпуховской улицы и Арсеньевского переулка (ныне улица Павла Андреева). Окна её квартиры выходили на скверик, где установлен мемориальный камень на месте ранения Владимира Ильича Ленина Фаиной Каплан. Владимир Ильич приезжал на встречу с рабочими завода Михельсона. Впоследствии электромеханический завод стал носить имя Владимира Ильича.

       Кстати, моя мама стала невольной очевидицей разъярённой толпы, которая была готова учредить самосуд над Ф. Каплан. Продуктовые магазины находились поблизости от завода, и мы отоваривались в них. В тот день мама возвращалась из магазина. Шла дорожкой, проторенной местными жителями, то есть из Первого проезда дворами вышла во Второй проезд. И здесь увидела вдалеке бушующую толпу. Хотя мама находилась вдалеке от людей, но видела, как какую-то женщину, стоящую в центре, старались ударить, дёргали за руки, в ярости налетали на неё. У мамы было даже опасение, как бы её не разорвали. Но тут подошли милиционеры и увели женщину с собой. Вышло, что люди непроизвольно, желая отомстить за вождя, не дали Каплан возможности убежать. О том, что это была  Каплан, и о том, что она стреляла в Ленина, мама узнала позднее.


      По первому этажу  фасада дома Гали и дальше тянулись магазинчики. Они были маленькими, но очень чистыми и уютными.

       Два года прошло со времени отмены продовольственных «карточек». И вдруг, в первый весенний день 1947 года – радостная весть: СНИЖЕНИЕ ЦЕН на некоторые продукты. Пусть на несколько копеек, но это поднимало дух народа и укрепляло веру, что скоро жизнь снова войдёт в свою колею.  Ежегодные снижения цен были сродни праздникам.

        Но это информация была далека от нас с Галей. Мы радовались, что можно так же спокойно, как гуляем во дворе, заглядывать и в магазины.

       Первый магазин – «Рыбный». Сюда мы приходили чаще всего. Он был пронизан вкусными запахами. Но главное, здесь было на что посмотреть. Особый интерес у нас вызывал средний прилавок: в стеклянном аквариуме, размещённом вдоль прилавка, плавала живая рыба. А на крышке аквариума разместились в стеклянной посуде живые и варёные раки.

        Второй прилавок был буквально завален солёной рыбой. Поскольку для наших семей доступной являлись сельдь, салака и килька, то я и запомнила только эти сорта рыб. Сельдь лежала разнообразная по приготовлению: крепкого и среднего посола, малосольная и специального посола, причём самых разных видов. Все они были уложены в специальные лоточки и выглядели аппетитно. Кильку и ту умудрялись готовить с различными специями.
         Благосклонность к этому прилавку объяснялась тем, что основной едой для наших семей в те годы являлись овощные супы, постные щи и отварная картошка с селёдочкой. Любовь к селёдке сохранилась на всю жизнь.  Весной и летом, когда в магазин завозили воблу, очередь покупателей выстраивалась до улицы и дальше. Перед этим лакомством трудно было устоять. Начинался период каникул, отпусков, уезжали на садовые участки, в деревни. А уж мы-то ребятня, оторваться от неё не могли. Стоила вобла один рубль за килограмм. По тем временам деньги небольшие.

       Третий прилавок был для нас просто неинтересен. Та лежала пища, о которой мы не имели ни малейшего представления, потому что нам не приходилось её пробовать. Ни желания, ни зависти она не вызывала. Деликатесные рыбы холодного и горячего копчения, чёрная и красная икра, маслины, рыбные консервы. У этого прилавка и покупателей мы особенно не видели. Кругом жили люди, имеющие примерно такой же достаток, как в наших семьях, а здесь преобладали продукты для обеспеченных людей.

       Второй магазин – «Молоко». В нём   мне заполнилось многообразие продуктов из творога. В большом ассортименте были представлены творожные пасты: обычная, с ванилью, с изюмом, шоколадная, фруктовая. Последняя – моя любимая. Если мы ходили в магазин вместе с мамой, она непременно покупала мне 100 граммов фруктовой творожной массы. При виде её у меня в полном смысле этого слова текли слюнки, а когда ела, то ощущала вкус чего-то сладостного, неземного. Мама знала моё удивительное отношение к этому продукту и старалась каждый поход в этот магазин превратить в праздник.
        Нынешнее поколение может удивить такое малое количество купленной пасты. Но время было другое. Килограммами в то время мало, кто отоваривался. Не было средств. Да и холодильников у подавляющей части населения не было. Зато всегда были свежие продукты.

       Затем мы переходили мостовую и шли в большой магазин, который в народе называли магазином завода Владимира Ильича. Но отоваривались в нём все местные жители. Здесь было много отделов: хлебный, мясной, бакалейный – там продавались мамины продукты.

       Мой же отдел – кондитерский. Несмотря на изобилие ассортимента конфет, вплоть до фигурного шоколада, мама могла выделить из семейного бюджета для меня только покупку трёхслойного мармелада, «морских камешек» (по-другому, изюма в мягкой карамели) или разноцветного драже. Как и в «Молочной» все продукты были весовыми. Когда в разговорах со сверстниками вспоминаем своё детство, невольно перед глазами возникает «конфетное меню»: оно у всех одинаковое.

       Поблизости размещался клуб завода Владимира Ильича, поэтому проблем, где посмотреть новый фильм, у нас не возникало. Более того, там частенько устраивались детские утренники, праздники, где дети демонстрировали свои таланты и с удовольствием смотрели концерты и спектакли, подготовленные самодеятельными и профессиональными артистами.

       А учёба шла своим чередом. Правда, было много пропусков по состоянию здоровья: болячки, приобретённые во время войны, не хотели меня отпускать. Но это не сказывалось на моих оценках, училась я в начальной школе в основном на пятёрки. Сестричка Надя вспоминала, как по окончании одной из четвертей во втором, третьем, а, может, в четвёртом классе, пока она дошла до школы, чтобы встретить меня, каждая моя одноклассница, шедшая ей навстречу, докладывала, что в этой четверти я единственная отличница в классе. Сестрёнка настолько гордилась мною, что запомнила этот случай на всю жизнь.

       Подводили меня только уроки пения. Ну, не было у меня певческого дара, и ничего не могла с этим поделать. Однажды в школу приехал хормейстер, он набирал детей в детский хор Локтева. Наш класс пригласили в актовый зал на прослушивание. Мои одноклассницы по очереди подходили к гостю и под аккомпанемент пианино пели довольно сложную, на мой взгляд, песню: «Пел недаром за рекою, за рекою соловей». Галя рискнула, а я, добросовестно оценив свои способности, так и не вышла на пробу. К сожалению, никто из нашего класса не был приглашён в хор.

      Октябрятских «звёздочек» тогда ещё не существовало, но со второго класса нас подключили к общественной работе. Меня назначили санитаркой. Мама сшила из белой ткани небольшую сумочку с красным крестом, в которой лежали средства первой помощи в случае лёгких ушибов, царапин, ссадин. Я носила её через плечо, а на рукаве белая повязка с красным крестом. В мои обязанности входила проверка чистоты рук и ушей. Если учесть, что после войны прошло всего три-четыре года, соблюдение гигиены было крайне важно. Периодически проверяли нас и на наличие вшей. Одной девочке из-за этой напасти пришлось постричься наголо. У неё были такие красивые, длинные, светлые волосы, что мы переживали вместе с ней. Но это не самое страшное в жизни. Волосы отросли, и все забыли про эту историю.

      Работа санитарки оказалась не первым моим общественным поручением. По окончании первого класса родители отправили меня в пионерский лагерь. Эта поездка стала большим событием. Лагерь находился в Московской области, в районе Нового Иерусалима. Ехали мы туда на паровике. По возрасту я попала в малышовый отряд. И вдруг – такая честь: ребята избрали меня председателем совета отряда. Некоторое время меня учили правильно произносить слова построения. Я говорила в растяжку, и в голосе не чувствовалось призыва стоять по стойке «смирно». Но эту науку я освоила быстро.

       И ещё мне запомнилось первое внимание со стороны мальчишек. Я подружилась с двумя мальчиками. Нам нравились прогулки по лесу. Мы наслаждались щебетаньем птиц. А один из мальчиков оказался настоящим юннатом. Он так много знал о птицах и так свободно отличал одну от другой, что вскоре и нас обучил этому искусству. Любили гулять по кладбищу. Его трудно было и кладбищем-то назвать. Оно находилось в лесу, могил не было видно, и скорее напоминало большой газон, на котором росли цветы необыкновенной красоты. Мы такого количества ещё не видели!

       Но чтобы попасть на это кладбище, нужно было пересечь небольшой ручей. Мы разувались, и что потрясло меня уже в то время – мальчики не только подавали мне руку, но и брали мою обувь, чтобы мне было удобнее идти. Такое трогательное отношение на всю жизнь запало в душу. И ещё одна деталь вспоминается: все трое были разных национальностей – русская, украинец и армянин. Но никаких раздоров, просто радовались дружбе друг с другом. Откуда вдруг, спустя десятилетия, вспыхнуло это неуважение, доходящее порою до ненависти, только потому, что рядом живущий человек принадлежит к другой нации.

       В третьем классе нас приняли в ряды пионерской организации. Я очень трепетно отнеслась к этому событию. И гордилась, что мне повязали красный галстук. В ушах так и звучали строки; «Как повяжут галстук, береги его. Он ведь с красным знаменем цвета одного». И к торжественным сборам относилась с особым пиететом. Однажды была удостоена чести стоять под Знаменем на сцене Москворецкого дома пионеров. В тот момент у меня вдруг зачесалась нога, наверное, от сильного нервного напряжения. Но я не дрогнула и мужественно терпела по стойке «смирно» эту напасть.

       Историю своего района мы знали достаточно хорошо, и благодарить за это, в первую очередь, должны учителей. Нас, частенько приглашали в гости рабочие близлежащих фабрик и заводов. Особенно нам, детишкам, понравилась «экскурсия» на кондитерскую фабрику имени Марата, которая находилась на улице Большая Ордынка. У входа мы просто остолбенели: такой красоты мы ещё не встречали. К фасаду прилегала крытая галерея с колоннадой. Как нам пояснили, это старинная усадьба. Главный дом был построен в начале 19 века, а флигели раньше – в конце 17- начале 18 века.

       Внутри фабрики было ещё уютнее. Первое, что привлекло наше внимание – насыщенный запах шоколада. Потом мы уже увидели оборудование, которое стучало, урчало, крутилось в разные стороны, а из некоторых шлангов вытекала какая-то вязкая масса. Это уже с фабрики мы выходили такие учёные, а вначале даже растерялись и боялись пошевелиться. Наши непоседы – и те притихли. В цехе было чисто, на всех надеты чистые халаты, как в больнице. Нас угостили халвой и леденцами. А на «дорожку» насыпали каждому в карман, по-моему, грильяж, а может, изюм в шоколаде. Хотя с фабрикой Рот Фронт, владелицей шоколада фабрика имени Марата была объединена позднее, в 1971 году, но возможно, для каких-то видов конфет необходима была шоколадная глазурь. Мы были счастливы!

       Понравилось нам и предприятие, в котором «рождались книги. Первая Образцовая типография, а именно о ней пойдёт речь, носила в то время имя первого секретаря Московского городского РКП Жданова. Здесь мы впервые услышали фамилию русского издателя Сытина Ивана Дмитриевича, основавшего в 1876 году типографию. Во время нашего посещения предприятие выпускало литературу широкого профиля. Это была художественная литература, книги по истории, медицине, сельскому хозяйству и др. И трудно поверить, что с одной литографской машины так разрослось издательское дело. Иван Дмитриевич стремился приобщить к знаниям как можно больше российских граждан. Сытин учился в школе всего три года. Антон Павлович Чехов писал о нём: «Это интересный человек. Большой, но совершенно безграмотный, вышедший из народа». С этой информацией мы познакомились, конечно, позднее.
       А в десятилетнем возрасте нас потряс сам момент появления книг. Мы увидели металлические выпуклые буквы. Из них набирали строки и с помощью пресса оттискивали на бумаге.

       К сожалению, я тогда не знала, что мой дедушка по маминой линии Пётр Акимович Дементьев некоторое время работал в типографии дворником. В одном из сражений Союза рабочей молодёжи «Третий Интернационал», созданном впервые в Замоскворечье, дедушка был ранен. И от работы, требующей изящных движений рук пришлось отказаться.
        Пётр Акимович в паре с братом Павлом Акимовичем занимались декоративно-прикладным искусством.

       Когда для всеобщего обозрения были открыты сокровища Алмазного фонда и Оружейной палаты, дедушка уже ушёл из жизни. Но Павлу Акимовичу посчастливилось не только побывать в музее, но и увидеть среди экспонатов совместную с братом работу. Странно, но она значилась под другой фамилией. Конечно же, Павел Акимович тут же направился в дирекцию, но доказать ничего не смог. Спасибо, что его стараниями ликвидировали подпись человека, приписавшего себе авторство. Труд моих родных радует поклонников искусства  с надписью «неизвестный художник». Всё произошло в стиле – без бумажки ты букашка, и никто не подсказал, как изменить ситуацию.

         С дедушкой Пашей на выставку пошла моя старшая сестра Надя. Она была в восторге от элегантной золотой шкатулочки, верх которой украшала цветная миниатюра «Иван Царевич с Еленой Прекрасной на сером волке».

        В последние годы жизни пианист Николай Петров проводил в помещении Алмазного фонда «Пасхальные вечера», на которых представлял своих талантливых учеников. Несколько раз на эти встречи была приглашена и я. В перерыве у меня была возможность, не спеша, обойти витрины с экспонатами. Каково же было разочарование, даже обида увидеть по большей части рядом с уникальным произведением искусства надпись «неизвестный художник».

 В нашей семье бережно хранится фарфоровая тарелка художника Павла Дементьева, которую он подарил чете Дементьевых – Петру Акимовичу и Екатерине Семёновне по случаю Дня бракосочетания. Это событие датировано 1902 годом.

         Учиться нам нравилось. Класс был очень дружный. Нам было интересно друг с другом, и мы находили совместные занятия дома или играли во дворах.

          Но один момент школьного образования  тех лет чем-то напоминает нынешнюю бестолковую реформу. Только он намного безобиднее и не нанёс ученикам никакого ущерба. В третьем классе у нас ввели изучение немецкого языка, а через два года признали, что обучение иностранного языка необходимо начинать с пятого класса. И вместо того, чтобы двигаться вперёд, мы вернулись с пятого класса к изучению уже изученного. Но благодаря таланту нашей учительницы, мы не почувствовали повтора: она сумела построить уроки так, что на каждом из них мы получали новую информацию.

      
       ВСЕ эти фрагменты я выбрала из своей «Автобиографической повести». Тяжёлое послевоенное время, когда страна взялась за возрождение разрушенного хозяйства страны. Когда  с удивительной быстротой пыталась наладить мирную жизнь, чтобы избавить народ от страшных воспоминаний о жестокой войне, принёсшей столько боли.

       Дети войны… На долю этого поколения выпало счастье быть сыновьями и дочерьми тех, кто, не колеблясь, встал на защиту Родины… Наравне с взрослыми они пережили все тяготы военного лихолетья, эвакуацию, оккупацию, бомбёжки, голод, холод, гибель родных и близких, потерю жилищ.

       Это они рука об руку с матерями и отцами, старшими братьями и сёстрами восстанавливали из пепла народное хозяйство страны, обновили и построили заново города и посёлки. Это они первыми освоили космос и построили Байкало-Амурскую магистраль. Это их трудом возрождены целинные и залежные земли. Да разве всё перечтёшь?!


       В 2007 году в числе шести москвичей, чьё детство совпало с военными годами, я вошла в инициативную группу с целью создания общественной организации, которая сплотила бы эту категорию людей. В этот период большая часть из нас перешагнула в пенсионный возраст: кто по возрасту, кто по болезни. Многие томились в полном одиночестве, потеряв родных и близких.

       Организацию так и назвали: «Дети Великой Отечественной войны» города Москвы. Она была официально оформлена в Министерстве Финансов РФ, и моя фамилия значится в числе учредителей. Мы не просили от государства никаких льгот, понимая, что страна вступила в полосу «новой войны» - теперь «перестроечной». Разом обнищала вся страна. Мечтали лишь о СТАТУСЕ «Дети Великой Отечественной войны».  Но дальше этого дело не пошло.

   В законодательстве РФ до сих пор нет статуса «Дети войны». Нормативный акт давно подготовлен, но не утверждён. Основная причина – НЕХВАТКА бюджетных СРЕДСТВ, необходимых для обеспечения жизни таких граждан.

       Поскольку закон не запрещает  регионам устанавливать статус «Дети войны», то с 1 января 2020 года, спустя 75 лет после Победы с фашистской нечистью, правительство Москвы приняло решение о надбавке детям войны 1643 рублей. Но в это число не входят «ребятишки войны», которые имеют награды и Почётное звание «Ветеран труда». По «глупости» мы не понимали, что умение хорошо трудиться отнимет у нас даже такое благо, как статус «Дети войны».


       В канун 2023 года, 30 декабря, мы отметим 100 лет со дня образования СССР. Будем отмечать с любовью и нежностью. Ведь  официально он не низвергнут. А добрая память и приятные воспоминания живут и греют душу. Немало из прошлого можно и даже нужно вернуть в настоящее.


      Поздравляю с наступающим Новым, 2023 годом всех Детей войны. Нас уж не так много осталось, рождённых с 22 июня 1928 года по 3 сентября 1945 года  (эту градацию определила нам власть). Великая благодарность за то, что Вы жили, живёте и будете жить! Спасибо за дела Ваши! Спасибо за любовь к стране нашей Великой! Будьте здоровы и благополучны!


       И пусть здравствует и процветает народ России!