С днём рождения, Наташка!

Олег Петрович, сорокалетний мужчина, понял, что сегодня жар-птицу ему не поймать, что не держать ему в руках даже ни одного ee пера. Что-то мешало, не давало сосредоточиться. Он отложил статью, начатую для газеты, сотрудником которой являлся, и принялся наводить порядок. К этому мероприятию он прибегал всякий раз, когда у него не просыпалось вдохновение. Расставляя на полке книги, случайно бросил взгляд на лежащий на столе календарь.., и надо было видеть изменения, происшедшие на его лице. Как затухающий уголек разгорается от поступившего притока воздуха, так и оно из бледного в долю секунды стало красным. Запылали щеки, забилось сердце.
Двадцать первое декабря! День рождения Натальи, первой и последней в его жизни любви. Олег Петрович прошелся по комнате, плюхнулся в кресло, уставил отсутствующий взгляд на начатую статью, отодвинул ее на край стола и погрузился в далекие воспоминания юности, неожиданно нахлынувшие на него.
То было славное студенческое время, когда душа наполнена ощущением беспредметного восторга, всеобъемлющих планов и желаний и, главное, уверенностью в их осуществлении. Он готов был перечитать все, что сочинили до него лучшие умы человечества, побывать везде, где его ждали и не ждали, изучить жизнь школьную и студенческую, сельскую и городскую, мирную и армейскую... и грохнуть на стол какого-нибудь издательства несколько романов, сделающих известным его пока никому не известное имя. Он знал, что у него будет дружная семья: красивая, умная жена и двое детей. Сын продолжит незаконченное им, а дочка есть дочка – для души и красоты.
Олег Петрович с удовлетворением отметил, что многое из намеченного у него осуществилось. Многое из его претензий и желаний жизнь, конечно, поубавила. Но многое он прочитал, изучил, узнал. Многое опубликовал. А вот семью создать не сумел. После Наташи так никого и не встретил.
Олег Петрович поднялся с кресла, подошел к окну, достал бережно завернутую фотографию... Светлая улыбка озарила его лицо, как и раньше, двадцать лет назад, когда он всякий раз, по поводу и без повода, где можно и где нельзя, доставал фотографию любимой.
«Но если бы мне встретилась тогда не Наташа, а другая девушка, по-своему интересная и по-своему привлекательная?- неожиданно подумал он. – Я бы и в нее мог влюбиться, благо время подошло? Мы часто влюбляемся, не зная ни взглядов человека, ни его отношения к добру и злу. На каком основании отдаем ему предпочтение перед другими? На основании понравившегося взгляда, милой улыбки, стройной фигуры? «Это она! Это он!»- решаем мы и бросаемся с мрачного берега одинокой жизни в веселый, но бурлящий, таящий много опасностей поток любовных отношений. А когда начинаем тонуть, недоумеваем: «Как же так?!». Но если даже и не начинаем тонуть, если все хорошо, и любовь продолжает расцветать и крепнуть, то опять же, кому она нужна? Стало ли кому-то теплее и легче оттого, что кто-то где-то кого-то любит? Кому какое до этого дело? Какая кому-то от этого, кроме тех двоих, польза? Что должны чувствовать одинокая девушка или одинокий парень, еще не нашедшие своей драгоценной половинки или такие же одинокие пожилые мужчина или женщина, уже не нашедшие, видя двоих, нежно целующихся? Конечно, это зависит от человека, но чаще, кроме злости и зависти, ничего. И самим-то влюбленным так ли хорошо? Он постоянно что-то доказывает, пишет стихи, в которых возносит свою любимую, не спит ночами. А каково ей, вознесенной? Хочется побыть собой, а надо выглядеть красивой, обаятельной, привлекательной, какой ее обрисовали.
Так рассуждал Олег Петрович сейчас, допуская, впрочем, субъективность своих мыслей, и совсем не так, правильнее сказать, вовсе не рассуждал двадцать лет назад.
С Наташей Олег познакомился в читальном зале студенческой библиотеки. Наташа всегда старалась занять свободный столик у окна, подальше от выхода, чтобы ей никто не мешал. Олег тоже всегда старался занять место подальше от выхода, но во втором ряду. И когда он во время занятий, давая глазам возможность отдохнуть, смотрел в окно, невольно его взгляд задерживался на милой девушке, то чему-то улыбающейся и возбужденной, то задумчивой и спокойной, но всегда чертовски привлекательной.
Сначала взгляд только задерживался, но с каждым разом становился более внимательным и длительным, а объем прочитанных Олегом страниц более коротким. В результате в конце дня он уже не мог дать себе точный ответ, зачем приходил в библиотеку: то ли читать то, что сочинили лучшие умы человечества, проникаясь духом прошедших эпох, то ли любоваться прелестными локонами, бегущими от маленьких ушек к нежной шейке.
Прошло несколько месяцев счастливого и мучительного чтения и любования, прежде чем Олегу удалось познакомиться с девушкой. Они получали книги. Одну из них девушка уронила на пол. Олег поднял... Вечером они гуляли по городу.
Олег узнал, что девушку звали Наташей, что училась она на историческом, мечтала стать археологом и даже то, что была старше Олега на девять месяцев.
– Значит, будешь уважать, – заметила Наташа по поводу последнего во время одной из прогулок.
– Еще чего!- в шутку возмутился тогда Олег.
– Но ты же говорил, что до конца дней своих будешь моим рабом?
– Говорил, но и рабы иногда поднимались на восстания!- не повиновался Олег.
– И чем они заканчивались?- победоносно спрашивала Наташа.
– Поражением, – вздыхал Олег, но про себя радовался: «Как можно не желать поражения от такой милой рабовладетельницы!»
После знакомства с Наташей однообразно-правильный образ его жизни был нарушен. Он так же старательно посещал лекции, с таким же интересом читал книги, беседовал с товарищами и преподавателями. Но как короткая молния в его сознании то и дело вспыхивала мысль: «Что из узнанного будет интересным и для Наташи?» От одного ее имени его душа замирала, пребывая в нескончаемом восторге предстоящего свидания.
В каких только ролях не побывал Олег, развлекая объект своего обожания! Он с умным видом рассуждал о новых течениях в литературе, причинах изменения климата, технике катания на коньках, которые любила Наташа, передразнивал своих преподавателей, известных политических деятелей, подробно разъяснял финт Гарринчи, который, опираясь на свою длинную ногу и заставляя поверить в искренность намерений защитников, резко двигался в противоположную сторону. При этом Олег начинал петлять по тротуару, вызывая недоумение прохожих и задорный смех Наташи.
Особенно Олегу нравилось изображать саму Наташу, точнее Наталью Николаевну, доктора наук, кем она должна была стать в недалеком будущем. Он срывал с ее головы недорогую, но очень модную шляпку, напяливал на себя, хватал валяющийся поблизости булыжник и с серьезнейшим видом ученого, стараясь подражать ее голосу и ее привычкам, принимался доказывать, что в его руках – ценнейшая находка эпохи неолита со следами обработки древнего человека.
Олег рассказывал анекдоты, придумывал байки, пел песни, читал стихи. Был ученым, философом, артистом, шутом...
– Мне с тобой очень интересно! - часто говорила ему Наташа. И эти слова расценивались Олегом как награда, никак не меньшая, чем очень всеми чтимая когда-то – «герой социалистического труда».
Конечно, Олег знал, что есть и другая награда, есть заветные слова... Но их он от Наташи так никогда и не услышал. Да и сам произнести почему-то не решался. Он многого чего не решался. Только однажды, когда они гуляли по городу, он рискнул обнять Наташу, но она вежливо, со словами «не надо, пожалуйста», отвела его руку. А Олег только обрадовался и успокоился. «Не надо, значит, не надо». Ему было хорошо с Наташей и без этого.
А как любил Олег наташины дни рождения, как серьезно к ним готовился, сочиняя ночи напролет письма с серьезными стихами и шуточными поздравлениями! Дорогих подарков он, правда, подарить не мог. Родители давали на неделю пятнадцать рублей. Обходясь утром стаканом чая и бутербродом, покупая днем комплексный обед за сорок пять копеек и наедаясь, правда, досыта вечером, Олег изводил в сутки полтора рубля. Иногда приглашал Наташу в кино или театр, иногда не мог сдержаться, чтобы не купить понравившую книгу. В итоге ничего не оставалось, и купить подарок было не на что.
Смешно сказать, но в первый день знакомства с Наташей Олег подарил ей на день рождения сумку-пакет с изображением нежно прижавшихся друг к другу парня и девушки. Правда, в застойные годы это был довольно ценный подарок. Полиэтиленовый пакет с подобным изображением невозможно было найти, что называется, днем с огнем. И стоил он не так уж и мало – пять рублей (если вспомнить, буханка хлеба стоила четырнадцать копеек).
Во второй год знакомства подарок Олега был еще нелепее. Он подарил Наташе кошелек, в который она могла положить те же пятнадцать рублей, что и ей давали на неделю родители. В шуточном поздравлении Олег, отмечая тонкость кошелька в настоящее время, уверял Наташу в его утолщении в недалеком будущем.
Не отличался оригинальностью и следующий подарок. Точнее, только оригинальностью и отличался. Олег подарил веер, отмечая в шуточном поздравлении, что с его помощью она спасется от зноя летом, но не спасется от жара его пылкой любви ни в какое время года.
Скромными были подарки, но искренними и чистыми отношения. Скромной была студенческая жизнь, но веселой, бурной и счастливой. Однако всему приходит конец. Олегу выдали диплом, направили работать в сельскую местность. Расставаясь с Наташей, он пытался объяснить ей, что разлука – непременное условие будущей счастливой жизни, что без нее не может быть настоящей любви. И хотя Наташа со всем соглашалась, молча кивая головой, Олега пугало холодное равнодушие ее глаз.
Олег каждый выходной приезжал к Наташе и подолгу рассказывал о своей работе, учитывая, что и eй все это еще предстояло и потому должно быть интересно. Рассказывал о несоответствии между тем, что ожидал увидеть и что увидел. Он ожидал увидеть глухую деревню, сидящих на лавочке сплетниц-старушек, обсуждающих каждый его шаг. Уровень умственного развития детей, которых он должен был учить, представлялся крайне невысоким. Однако, как выяснилось, старушкам на лавочке не было до него никакого дела, потому что в поселок городского типа каждый день кто-то приезжал и каждый день из него кто-то уезжал. А все сомнения относительно уровня умственного развития детей у Олега отпали, когда на уроке истории один голубоглазый мальчуган, пульнув из-под парты из рогатки, вдруг поднял руку и спросил:
– А сколько лет было Суворову, когда он вез Пугачева к месту казни?
Олег признался себе, что в четвергом классе и Суворов, и Пугачев представлялись ему одинаково положительными героями, и он никак не предполагал, что кто-то из них мог везти другого на казнь.
Олег рассказывал, Наташа слушала. Олега всегда удивляло ее умение слушать, ее способность, имея минимум знаний по обсуждаемому вопросу, а то и вовсе их не имея, поддерживать разговор, создавать вид, что все это она знает, и что ей, хотя, конечно, интересно, но все-таки немного скучновато. Олег рассказывал, Наташа слушала и тоже что-то рассказывала. Но с каждым его приездом она делала это менее увлеченно и смеялась менее звонко. Олег замечал изменения в ее отношении к себе, но с вопросами не приставал. Впрочем, они сами отпали в день ее рождения, двадцать первого декабря.
Надо ли говорить, что в этот день Олег особенно торопился, тем более, что в подарок он вез не какой-нибудь пакет или веер, а новенький дипломат с двумя томиками избранных произведений Карамзина, которые давно хотела приобрести Наташа. Олегу удалось приехать раньше обычного, поэтому он решил встретить ее у ворот института после окончания лекций. Олег медленно прохаживался, повторяя только что сочиненное:
Пусть пока не греет солнце,
Прячется от стужи пташка;
Будет лето, а пока
С днем рождения, Наташка!
Знал бы Олег, какое его ждало «лето», верно, захотел бы, чтобы автобус, на котором он приехал из поселка, никогда бы не привез его сюда, врезавшись в какую-нибудь цистерну с горючим.
Отмерив, ожидая, не одну сотню метров, Олег, наконец, увидел Наташу. На ней было модное полупальто, светлые брюки, которые очень ей шли и, как признался себе Олег, более устраивали его во время своего отсутствия, чем, скажем, короткое вызывающее платье и прозрачные колготки. Олег готов был побежать навстречу Наташе, как вдруг его ноги остановились, замерли, наполнились непомерной тяжестью. На его разгоряченную голову будто бы вылили ведро ледяной воды. Но после холодной воды часто становится легче. Олегу легче не стало, поэтому, уместнее сказать по-другому: по разгоряченной голове Олега будто бы ударили пыльным мешком! Наташа была не одна! Рядом шел парень и что-то увлеченно рассказывал, нежно сжимая левой рукой ее руку, а правой так же нежно обнимая за талию.
Первое, что захотелось Олегу, это испариться, провалиться, исчезнуть с того места, где он в данный момент находился. Но Наташа заметила его, подбежала и произнесла речь. Кто бы знал, какого напряжения воли стоило Олегу ее дослушать!
– Это хорошо, что я увидела тебя сейчас. Не хочу обманывать тебя, очень перед тобой виновата, ты меня никогда не простишь и будешь прав, но я полюбила другого человека. Он – инженер, намного старше меня, но мне с ним очень хорошо. С тобой тоже хорошо. Но понимаешь, ты много предлагаешь себя, а Алексей много предлагает мне меня. Если хочешь, мы можем остаться друзьями. Если можешь, прости меня. Так получилось.
– Ты ни в чем не виновата, и тебе не за что извиняться! Ты свободна и вольна поступать так, как тебе подсказывает сердце, – выдавил из себя Олег и даже постарался улыбнуться. Хотел бы он посмотреть на эту свою вымученную улыбку со стороны, но много позднее.
– Ну вот и хорошо, что ты меня понимаешь, – сказала Наташа и убежала.
Описать, что было с Олегом дальше, не представляется возможным. Этого не знает никто, и уж точно не сам Олег. При всем желании не смог бы он сказать, где и сколько бродил, погруженный в свои размышления. Впрочем, и размышлять он долгое время был не в состоянии. Получив смертельный удар судьбы, человек часто какое-то время пребывает в оцепенении, не имея сил пошевелиться. Говорят, что потеряв даже руку или ногу, человек первое время ничего не чувствует. Боль заглушается страхом перед случившимся. Не очень верится, но если это так, то нечто похожее было и с Олегом. Тысячи противоречивых чувств разрывали его на части! Он метался по городу то в одном, то в другом направлении и непонятно, как только не угодил под машину. Выбившись из сил, сел на лавочку где-то на окраине города и, наконец, начал приходить в себя.
«Могло быть и хуже, – было первым, о чем он подумал, – если бы подобное случилось после нескольких лет совместной жизни, когда бы я окончательно привык к своему спутнику и не представлял без него жизни».
Подумал Олег и о том, что «он – не первый и, наверняка, не последний, кто удостоился печальной участи неразделенной любви».
«И наконец, – окончательно овладел своими совсем уж было разболтавшимися чувствами Олег, – Наташа права. Что ей от того, что я клялся когда-то сделать ее самой счастливой девушкой? Этот инженер наверняка предоставил ей шикарную квартиру, дачу и машину без всяких перспективных обещаний. Да и как мужчина он оказался посолиднее и попроворнее. А я только ныл и хвастался».
Когда он спокойно все себе разъяснил и когда, казалось, окончательно пришел в себя, вдруг подумал, что в следующий выходной ему не надо приезжать к Наташе, что она ждет не его, что ему не надо больше думать, что интересного ей рассказать.
Олег вспомнил, как однажды, когда он учился на первом курсе, его вызвали в деканат. Тогда он несколько раз прошелся туда и сюда у двери в кабинет, испытывая невольный страх перед сидящими в нем, во власти которых было в любую секунду лишить его стипендии, общежития да и самого диплома, без которого человек в то время не считался полноценным. И хотя повода для подобного лишения у сидящих в кабинете не было, он долго настраивался, прежде чем взялся за ручку двери с надписью «Деканат».
В деканате его попросили узнать, почему не посещает занятия одна девушка, которая жила недалеко от него. Она всегда была веселой, хорошо училась. И как же удивился Олег, когда увидел ее, мрачную, растрепанную, сидящую в углу неубранной комнаты с отрешенными от жизни глазами. Онa не поздоровалась, не улыбнулась, даже, казалось, не узнала Олега. Он так и не смог ничего от нее добиться. И только позднее он узнал, что парень, которого она любила, женился на другой.
Олег вздохнул, посмотрел вокруг себя, как бы пытаясь найти то, что хоть на минуту отвлекло бы его от тяжелых мыслей, но что бы он ни увидел, все возвращало его к прежнему состоянию, окрашенному черным цветом бесконечного пессимизма.
Вот хозяин, вышедший ранним утром на прогулку с собакой, изо всех сил бросает палку. Та приносит, весело виляя хвостом в ожидании лакомого кусочка. «Наверное, я тоже принес бы в зубах эту палку Наташе, если бы только она отказалась от проклятого инженера. – подумал Олег. – Преданные существа, собаки. Преданные и глупые, как и влюбленные. Вернись хозяин после любого грязного дела, любого греха, любого преступления, они все равно радостно будут вилять хвостом».
Взгляд Олега остановился на дворнике, увлеченно махающем метлой. «Делает свое дело, радуется чистоте и дела ему никакого нет до какой-то там любви. Так и надо, надо делать свое дело, наводить чистоту и ни о чем больше не думать».
Олег неожиданно вспомнил Анну Каренину, когда она увлеченно что-то рассказывала Вронскому, а в это время лакей придерживал дверьку кареты, кучер был занят лошадьми. «Они тоже не думали о любви, потому что жизнь – это не только отношения между Вронскими и Карениными, это еще и карета, которая должна быть исправна, и лошадь, которая должна кого-то везти».
– Надо подметать! – решительно сказал Олег и поднялся с лавки.
Утром он уехал в поселок и больше в места своей первой любви не возвращался. Отработав положенное по распределению, перешел работать в газету. А личная жизнь...
После Наташи ему нравились многие девушки, и они были к нему не равнодушны, но что-то уже было не то. Не тот уровень отношений, да и желания не те. Видимо, судьба отводит каждому лишь определенное количество любовных переживаний.
Олег Петрович отошел от окна, вернулся от далеких воспоминаний к лежащей на столе статье. Но снова ее отодвинул, взглянул на календарь и невольно процитировал:
– Пусть пока не греет солнце,
Прячется от стужи пташка;
Будет лето, а пока
С днем рождения, Наташка!