Вишни. Роман. Ч. 1. Примиусье. Глава 8

VIII
Пётр Логвинов был, как говорят – «в ударе» и это касалось не только работе на сборочном конвейере завода Ростсельмаш, на котором он работал со своими друзьями практически два года и к тому же находился на так называемой «слесарной» и «станочной» практиках, предусмотренных после первого года обучения на вечернем отделении РМИ. Хотя, это понятие – прохождение практики для него было условностью. Практика для тех, кто ещё вчера сидел за школьными партами, а он уже работал слесарем-сборщиком и не только, хорошо знал не только те работы, которые выполнялись у него на сборочном участке, но и на всех участках цеха. Хорошо знал производство и где что производят или собирают.
Всю неделю он не мог дождаться выходного дня, чтобы снова увидеть девушку, которая глубоко запала ему в душу, так как никто раньше, да и не было, можно сказать, раньше тех, кто бы смог разбить его сердце, как это сделала Лида одним лишь толчком ему в грудь. Он снова и снова ощущал на себе учащенное дыхание её груди, теплоту её рук, когда она всё же позволила ему взять их в кинотеатре и потом, когда они гуляли под звёздами ростовского летнего неба, он постоянно ощущал на себе блеск небесной синевы её глаз и искорки искренности и откровенности её чувств и сказанных фраз. Он не усомнился ни в одном сказанном её слове, её слова звучали, как музыка, мелодично и звонко.
«Братцы, да я влюбился!» – сам себе пытался объяснить Петя, да и объяснять не нужно было и так всем было всё понятно. Друзья-товарищи – они же не дураки, видели всё и поняли, что и к чему.
В первых числах августа Петя получил письмо от матери, которая сообщала, что отец был призван в кавалерийскую дивизию, которые стали повсеместно формироваться на донской земле и Кубани. Старшего брата призвали через пару недель. Хоть в семье и оставалось две незамужние сестры и старшая сестра, проживающая недалеко, на хуторе, жила с мужем и двумя детьми, мать звала меньшего сына домой. Ей было тяжело управляться с большим казачьим хозяйством. Пётр, понимая всё, но был прописан и стоял на воинском учёте здесь, в Ростове, а значит, не сегодня-завтра мог получить повестку о призыве. Пока у него не было девушки, он даже рвался, как минимум в стремлениях стать на защиту Отечества, а теперь патриотизм никуда не делся, но вмешалось некое сомнение, он не хотел оставлять то, что только нашёл, ведь в ней, в этой девушке, возможно, его судьба.
После долгих раздумий, всё же остановился на том, что он же не один такой, кто не бросает, не оставляет на произвол судьбы свою девушку, а идёт её защищать, её, мать, свою, родных, Отечество. И переговорил со своими друзьями-земляками, было единогласно решено идти добровольцами на фронт.
Утром, ещё до начала рабочей смены друзья уже крутились у входа в административный корпус завода. Подошедший комсорг сборочного цеха, остановился, поздоровался и поинтересовался у молодых людей:
– А что это за саботаж? Не хотите работать или как? Котельников, к чему это тебя друзья призывают и агитируют, студенты-недоучки?
Петр, стиснув кулаки начал двигаться с угрожающим видом на комсорга, но Дима, заметил это, резко отрезал ему путь, рукой сделав отмашку, типа «остынь!».
– Сергей! – обратился Дима к комсоргу цеха, – мы собрались идти добровольцами на фронт. Нужно же как-то всё по правильному сделать.
– А почему я об этом ничего не знаю? А, раз так, то зайдите для начала к начальнику цеха, и я подойду, поговорим.
Начальник сборочного цеха, Николай Платонович, был, как в шутку говорили о нём – «человек доисторической эры» и не потому, что был рождён задолго до начала ХХ века, успел поучаствовать и в Первой мировой и в Гражданской войнах, получить образование, поработать на Кировском заводе в Петрограде и приглашённом в 1929 году на новый завод Ростсельмаш в качестве опытного специалиста.
– Николай Платонович, здравствуйте! Вы заняты? – начал с вопроса комсорг цеха, Сергей Кузьменко.
– А, комсорг! Что у тебя?
– Да не столько у меня, а вот у наших комсомольцев. На фронт собрались.
– Кто такие? Они здесь?!
– Да, Николай Платонович. Позвать?!
– Ну, зови, конечно. Гляну на молодую гвардию.
Сергей приоткрыл дверь, высунулся, не выходя в коридор и кликнул:
– Заходите!
– Здравствуйте! – в разнобой, заходя, поздоровались парни.
– Негоже, негоже так приветствовать. Ничего, в армии научат. Так, что решили повоевать? А кто Государственный Заказ выполнять будет? Знаете, что это?
– Для фронта?! – неуверенно ответил Пётр.
– Для фронта, конечно, для фронта! Короче, у меня времени уговаривать вас нет. Одно скажу, если все пойдут на фронт, то там воевать нечем будет. Кому-то нужно же и снаряды, и миномёты делать. Так или нет?
– Да, так, так…, – одобрительно кивнул Дмитрий.
– И второе, слышали, что у нас проходит набор в Ростовский полк ополчения. Открою вам секрет, как комсомольцам от коммуниста, этот полк, как и Коммунистический полк, в который войдут в основном партийные и комсомольцы. Вот могу вас рекомендовать, так сказать, по знакомству своему хорошему боевому товарищу, он набором занимается, боевой офицер, Финскую прошёл. Ну, так что? Да, главное не сказал. Вас будут готовить в неурочное время. Вы так же будете работать, продукцию выпускать и готовить себя к боевым действиям. А то, как бывает, бросят необстрелянных пацанов, не знающих, как винтовку держать и всё, на вторую атаку их уже не досчитываются.
– Можно подумать или как? – неуверенно спросил Пётр.
– А, что тут думать. Может быть, пока ещё немца нет у нас и всё наладится, хотя… Я вам дело предлагаю. Вы и заводу неоценимую пользу принесёте. Есть установка, что в случае приближения германцев, завод нужно будет эвакуировать в Сибирь или Среднюю Азию. С кем мы будем оборудование демонтировать? С пацанами-школьниками и бабами, которые и ключей в руках отродясь не держали?!
Наступила тишина. Парни переглянулись, Иван пожал плечами, смотря на Петра, Дима тоже надеялся, что решение их вожака устроит всех. Пётр, обвёл всех глазами, остановился на секунду на улыбающемся Сергее и остановился на серьёзном и решительном взгляде начальника цеха. Тот выждал ещё секунд пять и спросил:
– Договорились?! – ещё раз, для убедительности обвёл присутствующим взглядом и утвердительно за всех ответил, – значит, договорились! Идите, работайте!
Пётр шёл и думал, вот, если бы повезло иметь такого командира, опытного и обстрелянного, а не безусого младшего лейтенанта после училища или ускоренных курсов подготовки.

***
С началом учебного года в машиностроительном институте, как и в других высших учебных заведениях, изменили программы обучения и планами военного времени предусматривалось уменьшения срока обучения с пяти лет до трёх с половиной. Многие студенты уходили добровольцами на фронт, даже преподаватели. Их с удовольствием брали и в военные училища, такие, как Ростовское артиллерийское училище, так как подготовить военного технического специалиста из имеющие уже какие-то знания гражданский технических специальностей и высокий общеобразовательный уровень намного легче, чем бывшего школьника.
Как студенты, так и рабочие предприятий и организаций привлекались к строительству оборонительных сооружений. Фронт подходил к рубежу под названием Миус-фронт. И со слов Лиды, там была её малая родина, там оставались её мама, брат и сестра. И всё чаще, при их встречах, разговор заходил о положении на фронте и, конечно, Пётр сочувствовал своей девушке по поводу волнений о судьбе своих родных. От отца с фронта получила одно письмо и поделилась со своим парнем его содержанием.
Сам Пётр, со своими товарищами, как и обещал им начальник цеха, стал бойцом-добровольцем. В определенное время проводились занятие по уставу, противовоздушной обороне, изучалась матчасть и вооружение, ополченцев вывозили в карьер на стрельбы.
Молодые люди виделись всё реже и реже, а тянуло их друг к другу всё сильнее и сильнее. А в разговоре влюблённых часто присутствовали темы о новых Госзаказах швейной фабрике и перевыполнении сменных заданий, а Пётр делился тем, что можно было разглашать из того, чем приходилось заниматься. Даже ещё пару месяцев назад несмотря на то, что война являлась постоянной темой в разговорах, но не занимала столько места, тем более во время свиданий, как сейчас.
Из Лидиных подруг, бойкая Клава, как говорится, «охомутала» податливого на девичье внимание, Ивана. А у остальных парней и девушек, после той июльской первой встречи и знакомства, как-то не завязалось.
В сентябре месяце Лида на один день съездила домой, но эта поездка оставила не успокоение душевное, а наоборот – расстройство. Целый день, который она практически провела с мамой, сопровождался слезами и причитаниями. Понять её можно было, но всё, пока, слава Богу, живы и здоровы, включая и отца на фронте, но зачем же тужить заблаговременно. Лида, как могла успокаивала мать и возвратилась с тяжелым камнем на сердце.
– Что случилось, Лида? Отец?! – после возвращения Лиды в Ростов, при встрече, увидев свою девушку в таком состоянии, в каком ранее никогда не видел, – что произошло, Русалочка? – Петя иногда так называл Лиду, из-за статности фигуры и длинных русых волос, которые она, как правило заплетала во внушительную косу и затем укладывала на голове под косынкой и лишь пару раз, после долгих отнекиваний, по просьбе Пети, Лида всё же расплела её и была ещё больше похожа на русалку.
– Ой, я за мать переживаю, Петя. Она совсем духом упала. Я пыталась её успокоить, что не одна она сейчас в таком положении, всех нелегко без мужей оставшись и с детьми, которых не замкнёшь в сундуке до лучших времён, чтобы они не знали невзгод и скитаний. А получилось всё наоборот, она меня растравила слезами. А мне это ни к чему. Ну не могу же я сейчас свой коллектив оставить, бросить в такой трудный момент. Говорят, что если немец попрёт, то нас будут эвакуировать тоже, как и заводы. А, что у вас слышно?
– Ничего конкретного. Никто не знает, сможет ли Красная Армия остановить фашистов или всё-таки они будут топтать своими погаными сапожищами нашу донскую землю. Но слухи тоже такие ходят. Начальник цеха потому и не отпустил нас на фронт, что ощущает потребность, особенно в случае необходимости эвакуации в рабочих руках, он даже это нам открыто сказал.
– А ты на фронт собрался? А мне ничего не сказал?! Это как называется, а? – Лида выдернула свою руку из сильной и довольно мозолистой трудовой руки Пети, фыркнула и отвернулась.
– Лида! Ты, чего?! Мы же просто узнали и, как видишь из этого ничего не получилось.
– А, если бы получилось, то мы уже сейчас с тобой тут не разговаривали, да? – Лида продолжала выжимать из себя обиду через надутые щечки и пухлые губки.
Пётр, с добродушной улыбкой провинившегося пацана, нагибался, нагибался, чтобы заглянуть ей в глаза, которые постоянно от него убегали вместе с вертлявой головкой. Поняв, что такие прятки продлятся долго, он взял непокорную, но красивую голову обеими руками, ощутив жар щёк в ладонях, без особой силы, но повелительно повернул её так, что опущенные глаза оказались ровно напротив его пристального взгляда и медленно начал приближаться в пухленьким губкам, которые приобрели смешную форму губок уточки. Когда его губы соприкоснулись с пылкими и нежными девичьими губами, ощутили сначала дрожь от испуга и напряжение с желанием освободиться от захвата, и заметив, что Петя слегка ослабил, а затем вообще перевёл руки медленно на плечи, спину, нежно обнимая её, Лида расслабилась и её на секунду напрягшиеся губы стали, как взбитые его мамой подушки в спальне казачьего куреня и нежными, как пух гаги или лебяжий пух, спелых и сочных, как зрелая июльская вишня, обласканная жарким южным солнцем и ветром донских просторов.
Он мог её целовать бесконечно долго, забыв о том, что ещё минуту назад их обоих напрягало тяжёлое душевное томление и стенания, и все мысли были направлены на то, чтобы привести девушку в такое состояние, к которому они оба привыкли, и вызывало лишь одно желание – любить её, эту неземной красоты девушку, миусскую Русалочку, любить и целовать и целовать, что было истинным наслаждением и благодатью, которую он никогда и не с кем не испытывал.
– Осень – замечательное время года. Если бы не война… – сделав быстрый вдох ртом, после длительных, головокружительных поцелуев, как ныряльщик, после длительного пребывания под водой, чуть отклонившись от Петра, заговорила Лида и немного помолчав, закончила речь, – да, если бы не война!
Пётр с интересом смотрел на неё, ничего не спрашивая, а пытаясь понять, что же имела ввиду Лида, произнося «если бы не война». Но очень быстро оставил попытку понять логику девичьего мышления и сам продолжил мысль:
– Если бы не война, то всё могло быть совсем иначе и мы могли бы смело планировать свою жизнь, строить планы семейной жизни, и параллельно строить светлое коммунистическое общество, где все, как и они будут жить свободно, без посягательств фашистских агрессоров, без мыслей о том, что скоро германская армия может захватить, ставший нам с тобой уже нашим, любимым, город Ростов-на-Дону, как десятки украинских, белорусских и российских городов и нам, – посмотрев на внимательно слушавшую его девушку и исправившись, продолжил, – мне придётся взяв винтовку в руки, стать на защиту моей семьи в Казанке, тебя и твоих родных в Матвеевом Кургане, наш родной город, наше Отечество…
Высказавшись эмоционально, как будто он не перед девушкой, а на трибуне перед колонами патриотов, добровольцев, взявших в руки оружие для защиты великого завоевания трудового народа, Советского государства и социалистической собственности, многонационального народа великого Союза и каждую пядь земли предков, Пётр затих, устремив свой взор повыше головы Лиды, на запад, как дозорный, желая осмотреть горизонт и убедиться, что враг ещё далеко.
Лида гордилась его патриотизмом и решительностью, и даже понимала, что слова, как и все призывы, звучащие с трибун и плакатов –
пафосные, но высказаны от души и от сердца комсомольца, и была уверенна, что он не изменит своего мнения, если ему партия и комсомол не дадут другое ответственное задание, то он так вскорости и поступит.
– Петя, мой защитник дорогой! Пойдём, погуляем в парке, пока погода такая замечательная: «осенняя пора, очей очарованье», листья ковром лежат и шуршат замечательно, пойдём, пошуршим!?
– Пойдём, пошуршим! – сменив строгий и решительный вид на добродушное лицо с улыбкой, обняв и плотно прижав девушку к себе и они так, медленно, немного раскачиваясь двинулись в сторону парка имени Крупской, где у них были излюбленные и даже «насиженные», потаённые места, под сенью осенней, опадающей листвы.
Воскресный вечер пятого октября был на редкость неповторим и не только установившейся погодой, когда природа вобрала в себя всю палитру цветов, и нужно было наслаждаться этим, и ещё мирным небом и тем, что пока они живы, и живы их родные, и тем, что у них есть эта одно, может быть из последних свиданий, свиданий, пока ещё в мирном городе, столице донского края.

***
Красная Армия, особенно в первые четыре месяца понесла огромные потери и причины были самые разные, и те же потери были невосполнимые, восполняемые, если раненные бойцы, после госпиталей возвращались в строй и большое количество военнослужащих попало в плен. Трудно было однозначно назвать основные причины того, что целые армии, сформированные накануне и некоторые даже в результате первого боевого крещения, попадали в окружение противника. Конечно же в Ставке Верховного Главнокомандующего «стрелочников» находили быстро и часто, те не отсиживались где-то в тылу, а были взяты в плен вместе со своими подчинёнными офицерами командования и рядовым составом.
Так, к примеру, в районе города Умани 1-я танковая армия группы Клейста, соединившись с 17-й полевой армией, замкнула котел, в который 2 августа одновременно попали сразу две советских армии – 6-я и 12-я. В течение недели окруженные армии оказывали определённое сопротивление, но все усилия были бесполезными. А затем немецкие войска провели операцию на окружение всего Юго-Западного фронта, что произошло уже в сентябре. Тогда в плен попали, по разным данным от 60 до 100 тысяч человек, вместе с командующими 6-й и 12-й армиями генерал-лейтенантом Николаем Музыченко и генерал-майором Павлом Понеделиным и рядом других военачальников.
Тяжелейшим ударом для Красной Армии стали результаты Киевской оборонительной операции, в результате которой к 24 сентября наши невосполнимые потери составляли более 600 тысяч и взято в плен около полумиллиона человек. После разгрома Юго-Западного фронта, германские войска ускоренно продвинулись против, наспех формирующихся воинских соединений истерзанного Юго-Западного и Южного фронтов.
Следующим был Харьков. Наше военное руководство серьезно готовилось к обороне города. К 15 октября немецкие войска подошли к городу с трёх сторон. Харьков крупный промышленный город, достаточно сказать, что его тракторный завод выпускал танки. К 20 октября была завершена эвакуация оборудования основных промышленных заводов. Вокруг города были выстроены оборонительные укрепления, окопы, рвы, противотанковые заграждения, а в самом городе построено несколько рядов баррикад.  А с конца сентября по указанию командования производилось минирование важных объектов, мостов и коммуникаций. Немцы знали важность городских объектов и потому даже не подвергали их бомбежке, в надежде использовать в своих целях, на благо Германии.
Но на соседних участках фронта сложилось сложное стратегическое положение, на Южном фронте и на Брянском, севернее Харькова. Немцы продвинулись там далеко на восток и тем самым образовался харьковский выступ. Ещё 8 октября в Приазовье была окружена и погибла 18-я армия Южного фронта, а уже 17 октября германская армия захватила весь Донбасс и город Таганрог, город, основанный Петром Первым, как морской форпост, а вместе с ним и посёлок Матвеев Курган и другие населённые пункты до рубежа линии фронта, пролегшем вдоль реки Миус и этот рубеж получил название «Миус-фронт».
Поэтому было принято решение оставить г. Харьков и отступив, сдав заодно Белгород и Донецкий промышленный район, выровнять фронты. Начались кровопролитные бои за овладение донской столицей на её подступах. И после практически «парадного шествия» германской армии, она здесь, на Примиусье и непосредственных подступах к Ростову-на-Дону встретили ожесточённое сопротивление.
Толи, потому что не за горою была зима, которая могла усложнить, как минимум триумфальное шествие германской армии дальше на восток и на юг, на Кавказ, толи ещё и потому, что Красная Армия не собиралась легко и тем более без боя сдавать такой важный город, считающийся воротами Кавказа. С самого лета боевые соединения, ополченцы, рабочие и служащие, студенты и все те, кто мог оказать помощь в сооружении укрепительных коммуникаций, окопов и других объектов на подступах к Ростову, шириной до 100 километров на запад, практически до самого рубежа «Миус-фронта».

***
С сентября месяца «Ростсельмаш» переведён на выпуск военной продукции, это были снаряды, мины и авиабомбы, а также к тому времени завод перешел на выпуск корпусов для снарядов реактивного миномета БМ-13 «Катюша». С 12 октября была остановлена работа завода, началась эвакуация, потребовавшая нечеловеческих усилий, напряжения, работы сутками и умелого руководства работами, а 19 октября ушёл последний эшелон в г. Ташкент, где он должен был на время оккупации Ростова размещаться.
Начальник сборочного цеха был прав, когда говорил о том, что при эвакуации потребуются крепкие руки и это имело неменьшее значение для фронта, чем проставление новобранцев, от которых часто была польза в том, что успевали сделать десяток выстрелов из винтовки Мосина. Логвинов, несмотря на свою природную крепость в кости и тренированные мускулы, чувствовал усталость во всем теле от изнурительной и тяжелой работы в течение целой недели с совсем короткими перерывами и отдыхом прямо здесь, на заводе короткими передыхами и постоянной сменой товарищей.
За две недели он смог лишь дважды сделать короткие звонки в общежитие Лиде, и то, ночью, и под длительный уговор тёти Симы, вахтёра общежития, которая ни в какую не хотела ночью покидать пост и идти будить постоялицу на второй этаж.
– Петя, ты? Что-то случилось? – при первом звонке, испуганным голосом спросила Лида?
– А ты кого хотела слышать? – немного даже с ревностью спросил Пётр, – ну кто же ещё и в такое время может тебе позвонить. Просто времени в обрез свободного. Не знаю, когда мы с тобой встретимся в следующий раз…
– Петя, Петя! Мы будем эвакуироваться в Среднюю Азию и нам с оборудованием нужно будет ехать. Форму шить ведь всё равно надо будет. Петя, а ты тоже будешь эвакуироваться с заводом?
– Лида… ну, не знаю, пока не говорят. Мы же к добровольческому полку приписаны и нас время от времени вызывают и готовят. Вот только, когда стали оборудование демонтировать, не трогают. Но, сказали, как только отправим эшелоны, бросят на рытьё окопов и обучению военного дела вплотную.
– Петенька, что-то сердце моё мне покоя не даёт, и за своих родных переживаю, живы-ли, как они так в оккупации или успели эвакуироваться, никаких известий. А теперь и подавно, если не сдержат войска их натиск, добровольцы вряд ли что сумеют противопоставить их регулярной армии. Я правильно понимаю положение дел, Петя?
– Правильно, Лидок, но такие вещи, да ещё по телефону говорить не стоит. Всё будет хорошо. Мы верим в нашу Красную Армию и в наше руководство страны! Иначе – никак! Ладно, Лида, мне некогда, надо идти, отпросился на пять минут. Ты, если узнаешь дату отправки, найди, как и сообщи или передай просто тому, кто поднимет трубку этого телефона, чтобы мне сообщили – «звонила Лида» и всё, я пойму. Люблю! Целую!
– Взаимно, Петя! Хорошо, сообщу. Целую, милый!
Второй звонок был уже от Лиды и посчастливилось Петру тем, что он был в этот момент невдалеке, дежурный окрикнул по цеху и через минуту Петр стоял с трубкой в руках.
– Логвинов, больше чем на минуту связь не занимай. Главное скажите, что нужно и всё иначе меня расстреляет Платонович, ты же знаешь.
– Хорошо, Степаныч! – согласился Петя и уже в трубку, - Лида?! Алло, я слушаю.
– Петя, мы завтра эвакуируемся последним эшелоном, в 18 часов отправка. Сказали, пока у немцев ужин, они не бомбят составы.
– Лида, этой ночью ты будешь дома, в общаге? – услышав утвердительный ответ, сначала закричал в трубку, но оглядевшись вокруг, продолжил тихим голосом, – Лида, я приду к тебе. Постараюсь пораньше вечером. Будь дома. Я приду, обязательно. До встречи, любимая!
– До встречи, дорогой! Я соберу вещи и буду ждать тебя. Нам дали сегодня больше времени на отдых. Завтра только документацию загрузим и будем ждать отправки. Я жду тебя, Петя! – на том конце провода послышались гудки, Лида повесила трубку и медленно, в раздумьях начала подниматься по лестничному пролёту на второй этаж в свою комнату.

Предыдущая глава – http://proza.ru/2023/01/03/666