Вишни. Роман. Ч. 1. Примиусье. Глава 19

XIX
Первые дни, пока не установился стабильно фронт, после неудачных попыток его прорыва и выхода Южного фронта в район Мариуполя, было очень тревожно, если ничего не сказать. Надежды, которые в душе затаили люди, что вот-вот и они смогут ликовать, отмечать, пусть небольшую, но победу над ненавистным врагом. Но, увы и ах! К сожалению, этого не случилось. Из-за стремительной атаки механизированных соединений, не дающих фашистам опомниться, пехота и артиллерия стрелковых дивизий не поспевала за передовыми мобильными частями Красной армии.
Второй и не менее важной причиной, нужно признать без утайки, это была оперативность командования германских войск, которые, несмотря не неожиданность и стремительность атак, сумели, имея значительные резервы вдоль трёх оборонительных рубежей Миус-фронта, организовать оборону, с переброской мобильных соединений на наиболее уязвимые места прорыва. И даже прорыв, в соответствии с разработанным штабом Ставки Верховного Главнокомандующего планом наступления, механизированного корпуса в район с. Анастасиевка, попал в окружение по тем же причинам, указанным выше, и Красная армия в этой операции понесла большие потери.
Трудно и, наверное, неправильно сравнивать Красную армию с хищником, скорее наоборот, но, если попытаться сравнить действия хищника, после неудачной охоты, попытки настигнуть желаемую дичь, он не выкладывается на полную силу до тех пор преследуя быстроногую лань, пока сердце самого преследователя биться перестаёт. Конечно, нет. Бесспорно, на основе ошибок и промахов, он начинает готовить более изощрённый приём и просто восстанавливает силы, перед последующими бросками и действиями на охоте.
Войска Вермахта не были лёгкой «дичью», а высокоорганизованными и мобильными соединениями. А если говорить о том, откуда они брали живую силу, в отличие от многонационального государства, с общей численностью населения почти 200 миллионов человек, но не стоит забывать следующее. По пальцам одной руки можно было перечислить те государства Европы, чьи солдаты не воевали на стороне Германии. Достаточно сказать, что здесь, на Миус-фронте отметились, если так можно сказать, венгры, румыне, болгары, итальянцы, словаки.
Так, к примеру, на позициях линии Миус-фронта севернее от с. Голодаевки (Куйбышево) до Белояровки, Мариновки, вдоль реки Ольховчик, притока Миуса находились словаки, занимая часть участка дивизии «Викинг». Именовалась эти соединения словаков, как Подвижная дивизия.
В Матвеевом Кургане Василий сам встречал не раз группы подразделений румын, относящихся к действующим, передовым частям Вермахта. И как он смог сделать вывод по тем, с кем приходилось, как минимум сталкиваться, они не вызывали особого страха, как при появлении немцев, особенно, если они из передовых отрядов, жандармерии или служб СА, СД или СС.
И вот эту многонациональность войсковых подразделений германской армии, которую Василий наблюдал ещё в какой-то мере, будучи в Матвеевом Кургане, сейчас проявилась ещё более отчётливо. Какие-только голоса не приходилось слышать из часто проезжающий транспортных средств, перевозящих вооружение, материальное обеспечение и живую силу, для подкрепления или смены состава, через Самарский железнодорожный переезд и направляющихся на передовые линии Миус-фронта, в основном в район с. Александровки.
И этот разноголосый говор, среди привычного русского, украинского языка и суржика – смеси двух языков, людей живущих по соседству на, как территориальных, административных, так и двух языковых областях, границы между которыми за последние две с половиной сотни лет, от Перта Великого и Екатерины II или также Великой, менялись, устанавливались указами между запорожскими и донскими казаками, был привычен местным жителям. Стали уже привыкать за более, чем полтора года и к немецкого, бьющему, что пощёчина по слуху местных жителей и многие, часто употребляемые немцами слова и словосочетания, особенно опросов и требований, были понятны и они могли сносно отвечать на ломанном немецком языке. Хотя при этом нельзя быть застрахованным от удара прикладом за слова с неприемлемым в данной ситуации смыслом, вместо похвалы «Gut! Gut!...».
Когда, Вася, слышал разговор военных славянского происхождения, то в его разуме это вызывало, кроме недопонимания ещё и вопрос – «почему?». Было понятно и не только с уроков истории, но из книг, прочитанных помимо школьного курса, то, почему русский народ со времён великих князей, объединяющих Русь на борьбу с иноземным игом, и Великих императоров России, поднимался и плечом к плечу шёл на священную битву за свою землю, за Отечество.
Он понимал, что руководило Великими русскими полководцами, такими, как Суворов, которые в Итальянском и Швейцарском походах выполнял освободительную миссию стран центральной и юго-восточной Европы от одержимого величием французского императора Наполеона Бонапарта. И при этом Россия была движима не сугубо личными интересами, а интересами союзников, придя им на помощь.
Забыли румыны и, особенно болгары, что Россия их освободила через сто лет после походов Суворова от Османского ига. И хоть, воюя на стороне Германии, Болгария объявила войну только США и Англии, пытаясь держать Россию, в составе СССР, как козырную карту в политических отношениях. Но, почему, как мы говорили, «братский болгарский народ», принимает участие в Великой Отечественной войне, но на стороне Германии?
«Грязное это дело – политика! А потому, так часто разногласия по политическим вопросам, наряду с экономическими, становятся поводом для раздора и войн?» – думал Вася длинными зимними ночами, пытаясь найти ответы на непростые вопросы.
Но чаще всего, ему не давали покоя мысли – «как там мама?». Он не мог найти выхода, как можно передать весточку, что её дети живы и, спасибо этой святой женщине, в приюте и накормлены, и в тепле.
И сразу думки его уже были о женщине, которая, как заботливая мать, не боясь трудностей, которых у нею точно увеличилось вдвое, если детей стало не двое, а четверо. Он уже не помнил, но примерно через месяц, возможно случайно, при общении с немецкими солдатами, и при обращении к ней прозвучало впервые – «Mutter». Вера Ивановна сначала ничего не сказала, а вечером, в семейном кругу, сказала:
– Ведь мы теперь одна семья, так?
Все молчали, хотя и понимали к чему идёт разговор, но боялись дать необдуманный, скоропостижный ответ, ждали разъяснений.
– Не по «метрике», а по сути, вы, Вася и Маша, для меня, как и кровные – мои дети. Так, что можете называть, как Mutter, это – не мать, не мама, а что-то, как мачеха. А, если я услышала нечаянно произнесённое слово, то забудем. Вы мне дороги и я, пока жива не дам вас в обиду, как и своих родных, кровных. А вы, Зина и Вова, принимайте наших, некогда гостей, как единую семью, как приёмных брата и сестру. Договорились?
Дети Веры Ивановны, смотря в пол, молча покачали головой. Это было сложно для быстрого осознания, как это? Только что у матери было двое детей и вдруг сразу четверо, непонятно, требует времени на осознание.
– Хорошо, Mutter! То, есть, Вера Ивановна, хорошо! – сбиваясь, ответил Василий за двоих.
– Ну, вот видишь, душа сама подсказывает, как поступить. Вот и договорились. А теперь, что Бог послал, тем и подкрепим силы. За стол всем, – радостно улыбаясь, скомандовала «многодетная» мать.
А ранее, как Mutter и обещала полицаю, да и без него понимала, что детям нужно «выправить» документы местного «пошива». Тогда, при проверке не будет лишних вопросов, а стало быть, и проблем. Перед тем, как идти к местному старосте, она что-то собрала и завернула в тряпицу, сложила в небольшое лукошко. Потом подробно рассказала, что нужно говорить, при расспросах, кто-бы, когда и при каких обстоятельствах не спрашивал.
– Запомните, фамилию вы мою могли бы и не знать, но как зовут, кто я вашей маме, Варваре Максимовне Домашенко, правильно я назвала? Так вот, я и ваша мама сёстры двоюродные, бабушки наши, моя – Федора, а вашей мамы бабушка, хоть вы её и не видели никогда – Анна, мама вашей бабушки Марии. Так?
– Да, так, кажется..., – стесняясь ответил Вася.
– Без кажется. Говорите всегда уверено и тогда, даже, если соврёте, все поверят. Ложь для благого дела – не ложь! И когда кого-то нужно обмануть, но в благих целях, например, чтобы самим спастись и кого-то спасти от беды, то, когда говорите и уверенно, спокойным голосом, смотрите, не мигая человеку в глаза.
– О, целая философия!
– Я университеты жизненные заканчивала, но тактика проверенная, ручаюсь. В таких условиях, как мы сейчас, очень даже может пригодиться. Маше это ни к чему, а ты, парень смышлёный, тебе за двоих перед матерью отвечать, если рядом меня не будет и помощи не у кого попросить будет. Понимаешь?!
– Да, Mutter, я вас не подведу и маму не расстрою. Всё будет хорошо. Надеюсь, что вот такое состояние неопределённости скоро закончится и семьи объединятся и отцы… – увидев, что за больное тронув, Вася, немного изменил в речи то, что сказал и продолжил, – отцы, кому суждено живыми остаться, добьют эту фашистскую гадину и вернуться домой. А кто геройски погибнет, мы не забудем, а коли придётся, то и отомстим за них и за все страдания людей. Вот так!
– Жаль, Вася, что война перебила тебе учёбу. Ты мог бы большим человеком стать.
Вася засмеялся и прислонив руку к макушке и продлив движение ладони, как-бы показывая, что переносит размер на измеритель и что не сможет он стать большим, если сейчас рост «метр с кепкой».
– Знаешь, как о людях таких говорят? «В корень пошёл». Ты парень способный. В тебе есть то, чего нет в других, поверь мне. Я хоть только педагогическое училище закончила, но деток разных повидала и, что с ними потом стало: кто из «троечника» стал способным, а кто из «отличника» сейчас полицаем служит. Я в Новониколаевке в школе работала, пока немцы не пришли и своих учителей привезли. Благо, что недолго они детей портили.
– Да, я знаю, у нас тоже малолеток собирали и мозги их кисельные «конопатили». Спасибо вам за доброе слово, Вера Ивановна. Сколько мы у вас живём и до сих пор не знали, что вы были учителем… и будете ещё детей исправлять, после вмешательства немчуры. Да, у нас и отец ростом не великан и сестра вот, Дюймовочка. Старшая только, девушка статная, красавица.
– А где она, с вами, в Кургане?
– Нет, она в Ростове на фабрике работала и осенью 41-го эвакуировалась с производством в Среднюю Азию.
– Теперь-то Ростов освободили, все говорят. Слухами земля полнится, а Таганрог по-прежнему под немцами. Ты прав, не долго, я также думаю, что недолго им тут ещё господствовать.
– Давно хотел спросить, можно? Только у меня два вопроса и оба серьёзные…
– Сказал «А», говори и «Б».
– У вас фамилия редкая, Едуш, не еврейская? – тихо и наклонившись ближе к Mutter, чтобы её дети и Маша, которая сдружилась с Зиной и заодно с её братом Вовой, который был очень компанейским малым.
– Ты не первый, кто так думает. Совершенно нет, мы по документам считаемся русскими, но судя по тому, что отец детей, мой муж… – Вера Ивановна глубоко вздохнула и продолжала, – он родом из хутора Едуш, что рядом с селом Покровкое. Только село на левом берегу Миуса, а хутор на круче правобережья расположен. Селение появилось там в XVIII веке, благодаря императрице российской Екатерине II Великой. Скорее всего его прадеды были или ляхи или литовцы. Как и заселение земель Примиусья немцами-колонистами, так и другими переселенцами по велению Екатерины Великой. А хутор и сейчас носит название Едуш и там проживают родственники мужа, его братья, сестра и племянники. В роду у них много было знатных, уважаемых людей.
– Теперь понятно.
– Муж меня здесь нашёл, а мои родители были, что староверы, упёртые и властные. Они не хотели отдавать меня замуж за Гришу. Тогда он, бросив шапку в пол, сказал отцу: «Хоть убейте, а я Веру люблю, и она меня любит. Если не отдадите дочь, то я в примы к вам приду жить, согласны?!». Родители переглянулись и поняли, что этот парень не отступится и согласились. И стали мы жить здесь. Гриша в Новониколаевке в МТС работал, ну а про себя я уже говорила, учителем. И жили мы счастливо, Гриша никогда грубого слова не сказал за всё время и вот…
При каждом воспоминании о муже, хозяйка протирала глаза и потому, даже вопрос о том, как выжили, был излишен, у неё и на лице всё было видно и слезами доказано. Тяжело вздохнув, Вера Ивановна обратилась к Васе:
– Ну давай и второй вопрос, коль допрос начался.
– Да какой допрос?! Мне просто интересно. Я вообще любознательный. И вот это мне не даёт покоя, если можно, то ответьте: почему вас этот полицай, как я понял, боится?
– А ты не понял? Он видел в моих глазах решительность и то, что, если моим требованиям не подчиняться – капец ему может прийти, прибью, сожгу в хате ночью, утоплю головой в бочке – вот то, что он прочитал в моих глазах. Веришь?
– Хоть и это не поддаётся логике, но, наверное, оно так и было.  Он, как ошпаренный стоял и шею под ворот втянул, чтоб её не оттяпали и глазища выпучил, как будто ому удавку накинули на шею и затягивают и, думаю спит с открытыми глазами, чтобы успеть из горящей хаты выскочить.
Вера Ивановна рассмеялась забористо, может-быть так впервые со дня получения похоронки, так, что все дети, занимающиеся втроём каким-то интересным занятием к углу хаты, резко повернулись и могли подумать: «А всё-ли в порядке с головой у матери?».
– А ещё, открою тебе маленький секрет, чтоб девчонки не слышали, у них на лбу написано «по секрету – всему свету», – после этих слов, теперь пришла очередь Васе смеяться, – вот и ты с этим небось сталкивался уже и не раз!? Я знаю о нём то, что никто не знает, а если на хуторе узнают, ему или сбегать отсюда навсегда или точно головой в петлю лесть.
– Что же это такое может быть?
– Вася, лучше и тебе не знать, не могу сказать. Иначе, «крючок» разогнётся, на котором я его держу и всё пропало, его страх пропадёт, бояться нечего ему будет, а что он натворит – даже Господь не берётся предсказать.
– С вами нужно быть «на чеку», иначе – вжик и нет головы!
Вера Ивановна снова закатилась смехом, как будто и войны нет и в пяти километрах от дома не стоит фронт и не приходится, при случае «нырять» в погреб и сидеть там до тех пор, пока налёт или обстрел не закончится. Совсем было бы обидно, если погибнешь от обстрела своих же. А в гору как стрелять, когда артиллерия бьёт из долины под углом градусов в тридцать, а-то и того больше? Как чуть «переборщил», так и улетел снаряд не в блиндажи с окопами и по ДОТам на вершине, а у немцев над головами и прямиком по хутору. Он-то в аккурат на линии обстрела из Александровки расположен.
– Ох, не к добру это я раздухарилась, не к добру. Господи, прости! – хозяйка, вытирая слёзы, но на этот раз от смеха, отошла от стола, села на лавку, прислонилась спиной к стене, откинула голову и закрыла глаза.
В хате наступила тишина. Дети родные и приёмные понимали, что мать (Mutter) сейчас лучше не тревожить. Сейчас она не здесь, а там, где ей хочется побыть. Она там побудет совсем немного и, вспомнив, что здесь остались дети, моментально вернётся назад. И станет прежней домашней и заботливой мамой и Mutter – Ersatzstoff, т.е. заменяющая мать. Мыслей у неё было очень много в голове, а времени, чтобы все думы обдумывать не хватало.

***
Время шло. Наступила весна, март, а за ним и апрель. В чём-то хуторянам стало легче, а в чём-то тяжелее. Все знают поговорку, которая гласить – «Нет ничего хуже, чем ждать и догонять». В данном случае, люди ждали, ждали и дни, и ночи, ждали того момента, когда по единственной улице хутора загрохочет гусеницами советский танк или, услышат голос седовласого, видавшего виды русского солдата, который попросит: «Мать, дай-ка водицы испить!». А, та, которую он матерью назвал или ровня ему, или моложе этого солдата. Но это не важно. Женщина с обеих ног бросится за ковшиком, чтобы угостить солдата-освободителя студёной водицей из колодца со слова: «Сейчас, милок! Сейчас, сыночек дорогой!».
Конечно же, многие ждали и надеялись увидеть своих сынов и мужей, живыми, пусть израненными, но живыми. И даже те надеялись, кто, уже получив «похоронку», не верили, не теряя надежды, что эта нелепая ошибка будет исправлена – вот сколько радости-то будет.
Дети – есть дети и даже война не стала помехой, чтобы не найти времени на какие-то забавы, которые и детскими не назовёшь, так как на них отпечатался оттенок войны, её след, и для взрослых не подходит, так как взрослые, в принципе в подобные игры уже не играют, если это не интеллектуальные игры, такие, как шахматы, развлекательные, как лото или азартные, как игральные карты. 
Конечно же, их взрослые далеко от дома не отпускали. В такое время можно было ждать всё, что угодно. Особенно опасались за пацанов, которые, из-за своей любознательности и не только, могли притянуть что угодно, от гранаты и мины, до огнестрельного оружия. И хорошо, если так, а если где-то с этим арсеналом что-то сделают, что может быть?
А от парней, юношей, таких, как Вася, тем более, когда они переполнены злостью к фашистам и к тому же, если те убили отца, тогда трудно представить на какие поступки способны они, в случае конфликта с теми же службами, жандармерией, полицией порядка, подчиняемой СС – гиблое дело, упаси, Бог!
Ещё одна опасность заключалась в том, что молодые люди, попав во время облав вне дома, могли стать кандидатами на «командировку» в Германию, где явно не хватало рабочих рук на заводах, фабриках, шахтах и для работы на земле.
За детьми всегда «нужен глаз да глаз», а в таких условиях и двух не хватало. Приходилось старшим «нанимать», а вернее создавать собственную сыскную службу, в которую входили, в качестве «агентов» младшие братья и сёстры, если они отличались благонадёжностью.

***
Так как фронт стоял в непосредственной близости, то в хутор часто привозили сменившихся из окопов и блиндажей немцев, чтобы те могли отмыть с себя, осевшую после обстрелов пыль и копоть тола и от блиндажных буржуек. Немцам давали время отдохнуть, попить шнапс, если посчастливится, то и поласкаться в объятиях в основном тех дам, кто желал таким образом чуток заработать себе и детям, а оплата была, хоть и скудная, но всё же продуктами, которые давали надежду на выживание.
Интендантская служба базировалась глубже в тылу, скорее всего в Новониколаевке, как и служба снабжения. Это можно понять по тому, как ежедневно через хутор проезжали грузовики, гружённые боеприпасами и продовольствием в виде сухих пайков, полевые кухни и санитарные машины. В зависимости от погоды, часто можно было видеть и конные упряжки с гружёнными телегами.
Раненных солдат и офицеров, а также, если были таковые, убитых, также везли на запад в санчасть и полевой госпиталь. Погибших на линии фронта или умерших уже в госпитале солдат хоронили в специально отведённых местах на окраине села. Погибших офицеров отвозили на ст. Успенскую, где грузили в вагоны и отправляли на родину, в Германию.
Обстирывать немцев, что прибывали на хутор на побывку, приходилось местным женщинам, как выполнять другие работы: топить печи, готовить постояльцам, у кого они квартировали, топить бани, которые организовали в двух более подходящих для этого хат.
Выдачей «нарядов на работы» занимались представитель служб снабжения в сопровождении полицая и, реже, самого сельского старосты. Иногда, немцы сами загружали хозяек «индивидуальными» заказами, когда хотели, чтобы их формы были выстираны нужным образом и выглажены, в отличие от «коллективных прачечных». В этих заказах был определённый куш, а в случае, если не угождал кто заказчику, то грозило большими неприятностями.
И ещё один принцип, которого придерживались офицеры, отдающие наказ о выполнение работы – это то условие, чтобы хозяйка была опрятной и, желательно не очень старой, и даже не потому, что рассчитывали на интим, а просто у старушек зрение послабее и могли не заметить где-то загрязнение, прореху или не разглаженные складки. Вот с такими работами часто обращались к Вере Ивановне, да и Макарыч всегда расхваливал способности интеллигентной и аккуратной женщины.
Такие работы приносили хоть небольшое подспорье к скудному обеденному столу, в виде, иногда даже невиданным деликатесам, а обычно – тушенка, булка хлеба, сахар, пара шоколадок.
Вася помогал в мелком ремонте, и чистке одежды и обуви, много навыков перенял, как от матери, так и от отца. Обязанность его была работа истопника и заготовка дров. С дровами здесь было туже, чем даже в Матвеевом Кургане. А вот, что касается угля, то можно было разжиться, из-за того, что железная дорога рядом, в Самарском был небольшой склад угля и по договорённости, даже немцам ничего не стоило, для своего же комфорта, завести немного угля, чтобы можно было не в холодной воде стирать форму, а если нужно, то и «вшей погонять», вываривая бельё до бела и убивая «русских партизан», как они называли маленьких нательных назойливых паразитов.

Вася стал замечать, что когда он подходил к хуторскому колодцу, то неведомо откуда появлялась рыжеволосая, курносая девчонка и ей, из-за веснушек и курносости невозможно было определить сколько ей лет. Скорее всего, она была постарше сестры Маши и не только судя по росту, но и округлости форм под пальто, которое ей было уже маловато и это в свою очередь лучше подчёркивало сочность девичьей фигуры.
Вася, конечно, делал вид, что он не только глух и нем, но и ещё к тому же слеп. Мог даже умышленно слегка зацепить её плечом, если девушка, так будет правильнее называть это создание «солнца», приходила раньше, и переваливаясь с ноги на ногу, с прищуром наблюдала в ту сторону улицы, откуда должен был вот-вот появиться этот паренёк, как принц свалившийся с неба на её голову, лишив, как говориться сна и покоя.
Не прошло мимо глаз местной шпаны это дефиле рыжеволосой, они стали её задевать и дразнить. Сестра Маша тоже заметила вызывающее поведение незнакомки. И как только она была свободно от какой-либо работы, состоявшей часто в помощи Вере Ивановне или под её руководством. Часто какую-то объёмную работу она делала с Зиной, они сдружились, несмотря на разницу в возрасте более, чем в два года.
Маша не сразу шла за братом, а отпустив его вперёд на несколько метров, выбегала следом с пустым ведёрком. Обычно шагая задорно, размахивая пустым ведёрком.
Увидев, что за парнем спешит девчонка, явно имеющая виды на парня её мечты, рыженькая решила или сейчас, или может быть уже никогда. Когда Вася подошел к колодцу и не замечая «охранный пост» у колодца, как почётный караул, начал вращать за рукоятку ворот, опуская ведро через сруб в недра колодца.
– Меня Таней зовут. А тебя как? А это твоя сестра, да, что за тобой гонится или подружка?!
Вася не успел даже ответить ей ничего, как ревнивая сестра Мария, с  разбега набросилась на деревенскую рыжеволосую девчонку, которая была чуть повыше самой Марии ростом и, видимо возрастом также на год-два старше её, предприняв незамедлительную попытку отстоять брата, отбить его от незнакомки:
– Слышь, ты, барыня! Отвали от моего брата!
– А-то, что? – пыталась не сдавать свои позиции Таня.
– А-то узнаешь, какие у меня цепкие пальцы, острые ногти и крепкие зубы! Волосы-кудряшки вмиг на кисточки для рисования пущу… Да и то не подойдут, их выравнивать нужно – это дело очень хлопотное. Разве, что сначала разгладить прямо на голове. Ты как предпочитаешь, чтобы я тебе твои кудряшки разгладила, рубелем или угольным утюгом? Что молчишь? Ладно, пожалею, рубелем пройдусь слегонца по твоей угловатой головешке и её заодно подправлю. А?!...
Рыженькая девчонка стояла, открыв рот, прижав своими ручонками кудряшки к голове, видимо, представив процесс глажки её красивых завитков рыжих прядей и качала отрицательно головой:
– Не-а!.. Не нужно мне… я… Не нужен мне твой… твой братец! Забирай его себе, не сильно и нужно было.
– Ага, я так и поняла: не сильно, но нужно. То-то же!
Вася стоял в сторонке покраснев, с желанием прервать это «детский» лепет в недетской теме и не мог. Ему с одной стороны было приятно, что его меньшая сестрёнка, за которую ему часто приходилось вступаться и защищать от всяческих нападок, теперь сама, как тигрица встала, как она считала на его защиту от незнакомки, а с другой стороны было жалко эту, почти незнакомую девчонку и неудобно за сестру, которая набросилась на ту, отстаивая его, брата, как свою собственность. И, когда Маша, сжав кулачки, ринулась на пятившуюся назад несостоявшуюся «невесту» Васи, Вася резким движением схватил сестру за запястье и резко дернул на себя, от чего сестра завращалась, что юла на той ноге, которая в этот момент была опорной.
– Отпусти! – блеснув зелёными глазами исподлобья, пыталась безрезультатно вырваться из «мёртвой хватки» брата.
Также, держа сестру за руку, подошёл к девочке, назвавшейся Таней, сменил правую руку, которой держал сестру на левую, а освободившуюся добродушно протянул новой знакомой и произнёс:
– Я – Вася, а это моя сестра Маша! Она хорошая, не бойся, успокоится, вы подружитесь, – при этом заулыбался и легонько подтолкнул сестру к «сопернице», кивнув, мол – действуй.
– Ну, ладно, посмотрим, – не унималась Маша, а увидев сердитое выражение прищуренных глаз брата, добавила, – Маша!
Таня, чуть подержав Машину руку, отдёрнула её для верности и спрятала за спину.
– Таня, ты местная? Мы из Кургана пришли, вещи на еду хотели сменять. У нас с этим совсем туго стало. Ну, а тут нас фронт и догнал.
– Да, местная. А почему вы не общаетесь с нашими парнями и девчатами? – пытаясь завязать разговор, спросила Таня, толи у Вася, толи у Маши.
– Да, как-то не время посиделки устраивать. Вот, как война закончится, так и устроим посиделки до утра, с песнями, плясками, гуляньями, – серьёзно ответил Вася, – а сейчас, какие посиделки, если в шесть часов комендантский час начинается. Не комсомольские же собрания проводить с утра вот тут у колодца?!
– А я вас приметила, когда вы к деду Илюшке приходили с Верой Ивановной, это мой дед, двоюродный. А Вера Ивановна – моя учительница, учила в начальных классах. Знаете, где я живу, заходите ко мне, Вася и Маша, когда обстановка позволит.
– Хорошо, зайдём, если получится, – ответил Вася, – пирожки пеки. Варенье есть?
– Ой, даже не знаю, может и есть. Да мать давно ничего не печёт.
– Не скучай, Татьяна! Рады знакомству. Да, сестрёнка?!
Маша в ответ лишь фыркнула и отвернулась, а потом стрельнула на улыбающуюся Таньку и толкнув брата, скомандовала:
– Набери и мне воды. Я ж тебе помогаю тягать, а ты тут лясы тачаешь. Давай, наливай!

Предыдущая глава – http://proza.ru/2023/01/10/492