Брат и бабушка

Продолжение повести "КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС"

Часть III    Начало повести здесь: http://proza.ru/2020/11/02/1962

Глава 28

Вот и лето прошло, мурлыкнул Алёша себе под нос кусочек известной ротаровской песни, выводя велосипед из подвала на улицу - и усмехнулся символичности фразы. Лето-то не прошло, но часто идут дожди, и возраст уже за тридцать пять, и с деньгами всё в порядке... а особого счастья не наблюдается.

Сабина, потом профессорша, потом Нина, верная Шарикову...

Разочарование со временем улеглось, тем более что Нина давно уехала домой. Но помог не столько её отъезд, сколько письмо, которое он от неё получил два месяца спустя.

Нина сообщала, что её муж потерял «то» приглашение, и что «их семье нужна машина», поэтому она, зная какой Алёша отзывчивый, просит прислать ещё одно приглашение, и вот паспортные данные её мужа.

Почему-то Алёша не очень поверил этому, повздыхал вечер-другой, выпив бокал вина под шум неизменного германского дождя - и отправился спать. Продолжать быть источником доходов для бандита он не намеревался.

...Нажимая на педали и ёжась от ноябрьской измороси, Алёша размышлял, что же делать с новой проблемой. Максим, брат Алёши, накануне позвонил и рассказал, что разводится с женой, и она подала в суд на раздел квартиры. Квартиры, купленной Алёшей... Надо искать толкового адвоката. Но где и как?

Алёша доехал до университета, оставил велосипед под навесом и решил сначала зайти в международный отдел, проверить, не пришёл ли ему сигнальный номер английского журнала с его очередной статьёй.

Около входа в международный отдел был вестибюль с кофеваркой, там же молоко и сахар, вазочки с печеньем, а поодаль - столики, за которыми посетители ждали своей очереди, попивая кофеёк. Алёша улыбнулся, предвкушая удовольствие.

...Пару лет назад Алёша на свои германские заработки купил вторую квартиру – скромненькую двушку на первом этаже. До ближайшего метро – 10 минут на маршрутке – но это была квартира, отдельная - и в черте города. Оформил на Максима, дал денег на ремонт и мебель.

Макс с подругой были счастливы.

В этой квартирке они начинали несколько своих наивных бизнесов, «зарабатывали» что-то на перепродажах, но неудачно - либо братки наезжали, либо деньги уходили на всякие, как считал Алёша, глупости: ну зачем обычному человеку пэйджер, например? Он что, прораб, диспетчер, охранник?
 
Пэйджер потом либо терялся, либо уходил «за долги» тем же браткам, и Макс с подругой, теперь уже женой, с псевдоумными и целеустремлёнными лицами снова и снова брали деньги у родителей. У Алёши просить им было вроде как стыдно, а что эти же самые деньги родители как раз от Алёши и получали – это как-то и не учитывалось. Зачем? Так же удобнее.

..Максимку родители и родили-то по просьбе Алёши. Максимка был красивый: чернявый с голубыми глазами. Алёша в нём души не чаял.

Мама к шести утра уходила в свой банк, и поэтому когда Максик подрос, к Алёшиным ообязанностям прибавилось будить, одевать и отводить братика в ясли, что постепенно научило Алёшу ложиться спать на час раньше...

Он улыбнулся, вспоминая, как мысленно называл Макса – ребёнок – потому что тот нигде и никогда не работал, несмотря на то, что не взирая на прогулы и поездки за тряпками в Польшу и Китай, всё же, хоть и на трояки, умудрился закончить политех. Работать айтишником Макс не хотел даже пробовать – нудно, объяснял он - , а до программиста не дотягивал.

До сего дня приходится продолжать так или иначе надевать Максику колготки, грустно улыбнулся Алёша, а он до сих  пор сопротивляется...
Только в детстве просто ногами дрыгал, лёжа на кровати, а сейчас упирается, не хочет устраиваться ни на какую работу, так как мнит себя бизнесменом.

«Я работаю только на себя», важно говорил он, украдкой любуясь своим отражением в зеркале. «А трачу при этом деньги брата и родителей», мысленно дополнял Алёша, но эскалировать ситуацию не хотел – мама и папа очень бы расстроились.

Кроме того, с точки зрения здравого смысла, сосредоточиться Алёше надо было на его работе в Германии, а не на попытке перевоспитать Хлестакова, на которого всё больше и больше походил Максик.
Милый, красивый. Родной! Что тут поделаешь...

Когда–то давно и родители, и Алёша упустили момент, когда именно милый малыш, потом милый мальчик, а потом высокий смазливый паренёк, знающий – вернее, завышающий - себе цену, плотно сел на шею и маленькому, худенькому папе, ветерану войны, дежурному по станции, и маме, маленькой хорошенькой кассирше в банке, всегда недосыпавшей и обедавшей на бегу. Смыслом жизни мамы и папы стало красиво и модно одевать маленького, хорошенького Максика.

А как же не купить импортное, гордо смеялся маленький, простенький, лысеющий папа. Максик же в обычном и в школу не пойдёт!..

Мама была построже, но и она таяла, взглянув на красивые, насупленные  бровки, увлажнившиеся ярко-голубые глазки, щёчки, раскрасневшиеся от обидки, – и её гнев на капризулю вмиг улетучивался.

Поэтому в дальнейшем Максик закономерным образом пересел на шею брату-отличнику, который летом спиной и лопатой заколачивал большие деньги в стройотрядах Дальнего Востока и Сибири, а во время учебного года на полставки корпел над приборами в лаборатории, то есть зарабатывал уже головой и считал это отдыхом от лета.

Как-то незаметно вся семья привыкла, что «у Алёши и так всё есть», «попросим у Алёши на импортную куртку для Максика», «перехватим у Алёши до зарплаты».

К чести родителей, которые зарабатывали гроши, они не только говорили старшему сыну уважительное «спасибо», но и находили возможность положить хотя бы часть денег обратно.

В детстве Алёша видел, что мама с папой постоянно перезанимают у одинокой соседки, бабушки Тони, у которой ничего не было, кроме крохотной пенсии, но как-то она всегда понемножку одалживала их семье.

Все родные у бабы Тони погибли в войну, и она была рада с посидеть с маленьким Алёшей, когда молодые мама и папа бегали в кино, а потом и разогреть Алёше обед, когда он голодный прибегал из музыкальной школы. Потом баба Тоня тихо сидела в кухне с чашкой чая и слушала, как Алёша учил гаммы и этюды, старательно растягивая свой настоящий, взрослый аккордеон.

Бабушка-соседка плакала от радости, когда однажды на 9 мая её торжественно пригласили на концерт музыкальной школы в ДК железнодорожников и усадили в первый ряд вместе со всеми родными выступавшей детворы.

Двенадцатилетний Алёша, прежде чем начать играть «Землянку», встал на цыпочки, чтобы дотянуться до микрофона и, робея, с огромной сцены сказал в битком набитый зал, что посвящает эту песню всем красноармейцам, а также «папе, маме и бабушке Тоне».

И покраснел по самые ушки.

Тут бабушка Тоня, умилившись, заплакала ещё горше, и обеспокоенный завуч вскоре объявил перерыв на газировку и пирожные, купленные шефами - местным железнодорожным депо.

В перерыве Алёша, быстро проглотив пирожное с кремом и запив его лимонадом, попеременке со своим учителем играл фронтовые вальсы, танго и фокстроты. Рядом с ним сидела разрумянившаяся бабушка Тоня, а позади стояли взволнованные от гордости мама и папа, с маленьким, красивым Максиком, обнимавшим папины колени...

Про этот концерт мама написала большое письмо своей свекрови, родной Алёшиной бабушке, которая жила далеко-далеко от их молдавского городка, аж на Волге.

Алёша редко её видел и плохо помнил, но знал, что бабушка Марфа есть, что она их любит, и иногда думал: вот бы она приехала и жила здесь рядом с ними, а то папа и мама так мало бывают дома...


-------ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ-------