Ев. от Странника. гл. 63. Lingua Naturae

      Лейла соскользнула с нежной спины дельфина почти у самого берега. Притяжение земли навалилось на нее словно железные цепи, когда она коснулась ногами каменистого дна и начала выходить из воды. Море не хотело отпускать дьяволицу, – тянуло ее назад, манило, суля фантастические наслаждения и красоты, такое желанное всеми, подлинное умиротворение, победу над временем и суетой. «В чем же переклюкала меня Атрагарте? – подумалось ей. – Если только лишь в этом, то все не так уж и плохо. Слабая бы поддалась и, позабыв обо всех своих планах, возжелала б стать частью стихии. А уж тогда королева обрела бы над нею реальную власть. Но зачем что-то мудрить и бороться, к чему все эти трудности, лишения и страдания, когда решение буквально под носом? Разве не к подобному счастью все мы стремимся? Ведь это не суррогат, не забвение в яде, но настоящая жизнь – только немного иная».

      — Exspecta, suntne cogitationes meae? – вспомнив старинное заклинание, призывающее остановиться и проверить свои мысли на подлинность, Лейла прикусила губу, а затем дотронулась до сережки. – Кора, – прошептала она, – неужели я умудрилась запутаться?
      — Выбор всегда за тобой, – ответила Прозерпина. Голос ее звучал, словно шум моря в рапане. – Я не буду влиять на твое решение или снимать ворожбу. Любой из миров, где мы можем быть вместе, не так идеален. Море подобно материнской утробе, оно сильнее и значимей, чем твоя жажда юности.
      — Но в нем не будет тебя.
      — Разве это так важно?
      — Теперь важно. Если счастье стоит предательства, то пусть чмокнет меня прямо в зад.
      — Ты ни в чем не клялась мне.
      — Не имеет значения. Я предам и тебя, и себя. Для кого-то любовь – это похоть, слишком многим – отраженье в партнере. И для всех поголовно – обладание, собственность. Но у нас ведь иное?
      — Назовешь меня «своей прелестью», – нос откушу, – рассмеялась в ответ Прозерпина.
      — Ты моя прелесть!
      — Стерва. Выходи из воды. Будешь теперь взывать ко мне по таким пустякам?
      — Ты бы мне не ответила, не будь это важно, – ответила Лейла, чувствуя, как цепи становятся легче.
      — Твой отец заходил. Но об этом при встрече.
      — Когда еще…
      — Я ждала тебя долго. Вместе – будет трудней.
      — Но я скоро обо всем позабуду.
      — Ты – забудешь. Твое сердце – не думаю. Иди…

      Шум в ушах Лейлы внезапно утих, избавиться от него было даже приятно. Окончательно стряхнув с себя наваждение, дьяволица улыбнулась своей самой очаровательной и откровенно развратной улыбкой. Между ног у нее ныло, пульсировало и потягивало, – но, как же приятна была эта похотливая боль, почти неотделимая от настоящего наслаждения. Вскоре вслед за сестрой, таинственно улыбаясь, на берег опустилась Нагиля. Судя по всему, этот полет дался ей без труда. К ней тут же подбежал один из стоявших на страже церберов и, позабыв о своей дикой гордости, стал кружиться вокруг, высунув язык и поскуливая, как домашний глупый щенок. Слегка потрепав пса, Нагиля начала одеваться, искоса поглядывая на Лейлу.

      — Может, расскажешь, чем вы занимались с этой молодой финтифлюшкой? – с легкой иронией в голосе спросила она. – Вид у тебя, как у кошки, которой повезло опрокинуть горшок со сметаной.
      — Да уж, – сметаны было – хоть отбавляй, – Лейла мечтательно закатила глаза. – К сожалению, мне надо отбыть по делам. Дождись мужчин, а после увидимся у меня дома и вдоволь наговоримся.
      — В любом случае, с тебя сливовый бренди и подробный честный рассказ, – Нагиля сверкнула глазами и почти ревниво прищурились.
      — Я тебе поведаю обо всем в самых откровенных подробностях… у меня в постели, – лукаво ответила Лейла.

      Нагиля отвернулась, не в силах сдержать улыбку, и присела на камень, обняв счастливого пса, а Лейла расправила крылья и взмыла ввысь, подняв маленькую астральную бурю. Она летела, рассекая воздух, парила, стремительно планировала навстречу своей судьбе, которую, впрочем, намеревалась переписать. Путь дьяволицы лежал в одно тайное место – неприметный охотничий домик, скрытый от посторонних глаз стараниями природы, духов места и Нортона. Именно там она лишилась «невинности», но Сатана сделал это красиво, превратив значимое событие жизни молодой дьяволицы в сакральный романтичный обряд посвящения.

      Надо сказать, – Лейле весьма повезло в том, что ее девственность досталась именно Нортону. Даже обычный коитус с ним для любой дьяволицы – невероятная благодать и лучшее, что только может случиться когда-либо с женщиной, практикующей колдовство. Если даже не брать во внимание несравнимое с иным удовольствие, что он доставлял своей ученице, – прямым следствием этой связи стала ее огромная ментальная сила, увеличение многих способностей и невероятное везение. А уж о жертвоприношении крови и говорить тут не стоит. В Ассии, например, настоящая ведьма практически лишается своих сил, стоит ей лишь подпустить к себе впервые обычного смертного. Частично вернуть способности к ворожбе ей возможно, лишь заключив прочный союз с человеком, «обитающим в обоих мирах» или имея некие отношения с высшими потусторонними сущностями.

      В противовес этому, – теоретически любая из женщин, удостоившись при случае внимания Нортона или же завладев какой-нибудь из его ненужных вещей, – пусть даже принадлежавших ему совсем недолго, – становится неплохим медиумом, гадалкой или получает иные сверхъестественные способности. Подобных артефактов на деле немало, ибо настоящая одержимость имеет место в действительности. Кроме того, существуют дубликаты-даймоны жемчуга и камней природного происхождения, а также некоторые вещи, созданные по вдохновению извне. За некоторыми из этих предметов тянется шлейф дурной или мистической славы, но в руках опытного адепта они бесценны и способны наделить его некоей силой, применимой в тех или иных областях.

      Лейла же обрела много больше, прочно заняв свое высокое положение в иерархии власти. Паря под самыми облаками, она предалась приятным воспоминаниям. Когда дьяволица рассуждала о колледже и украденном детстве, то она была не вполне объективна. Турримский институт благородных девиц ей все же довелось в свое время пройти. Есть в Преисподней такой студенческий городок-башня, похожий на вавилонскую. Точней будет сказать – не совсем башня и совсем непохожая. Она росла и продолжает расти подобно морской раковине туррителла. Ее верх спиралью-штопором врезается в небеса, и уже там постигших многие тайны избранных выпускниц встречают их дирижабли.

      Достичь подобных многокилометровых высот земным небоскребам не позволяет лишь то, что копируя ритмы природы и рассчитывая архитектуру математически, инженеры не учитывают одной важной детали. А именно – они делают все наоборот, ибо моллюск строит раковину по мере своего роста именно от начала-центра спирали, но не от входа в нее – не от основания башни. Quem ad modum? Все проще, чем кажется. Подобные сооружения растут «сами», отталкиваясь от фундамента-скал. Во всяком случае, так это выглядит со стороны. На деле же, «самоорганизацией и самообразованием» строительного материала занят «астральный моллюск», обитающий в «зазеркальи» – ближайшем отражении, бесплотном из-за «наложения волн». Когда псевдоученые и уфологи твердят нам о том, как некие алиены зета-ретикулянцы выращивают гибридов, создавая «матрицы ДНК на мета-атомном уровне», они в принципе недалеки от истины.
      Однако идеи эти, способные повергнуть в смятение любого здравомыслящего человека, а недалекого – в шок и трепет, – слегка переоценивают силы «пришельцев» в плане «материализации». Вши «сами возникнуть» от грязи, действительно могут, но только в ментальном психопространстве неординарной реальности и в образе мыслеформ. Но общая сумма, верней – общая масса-энергия атомов в устоявшемся материальном континууме неизменна. Масса вкупе с энергией – это константа. Таким образом, моллюску-строителю необходимо питание – энергия и материал для наращивания «своего дома». Внося же некоторые «генетические» коррективы, вполне возможно добиться того,чтобы turrim concidat обладала всеми необходимыми удобствами и для господ, заставляющих моллюска трудиться.

      Студиозусов Туррима иногда называют рачками-отшельниками по ряду понятных причин, одна из которых суть в том, что обучение сугубо индивидуально. Отражение страданий учащихся по этому поводу возможно найти в ассийском гимне студенток, являющем почти точной копией местного.

      Gaudeаmus igиtur,
      Virgиnes dum sumus!
      Post ludos gratos amоris,
      Post studendi labores
      Аirship ertexciperent nos!

      Давайте же радоваться,
      Пока мы еще девственницы!
      После приятных забав любви,
      После тягот учебы
      Нас заберет дирижабль.

              ******
   
      Pereat tristitia,
      Profligиtum genus!
      Pereant discordiae!
      Vivant coeli incуlae
      Amor atque Venus!

      Да сгинет печаль,
      Падшее племя!
      Да сгинут раздоры!
      Да здравствуют жители неба
      Амур и Венера!

      Кто именно там лишает студенток невинности, и кто такие Амур и Венера – пусть останется девичьей тайной. Поговаривают, что в некоторых залах на самом верху Туррима возможны встречи с обитателями параллельных миров, – но кто его знает? Во всяком случае, теперь для Лейлы, сквозь прозрачную череду мыслеобразов, настойчиво, отчетливо и ярко-контрастно, далеко внизу уже разворачивалась причудливая и завораживающая картина материального воплощения фантазии архитектора «нецивилизованной» Преисподней.


      Меж двух крутых каменных берегов текла-бурлила река. Кажущаяся сверху синей тоненькой веной, едва наметившейся под кожей туманной утренней дымки, на деле она являла собой огромную, сильную, величественную и безжалостную стихию властной и неудержимой Ундины. Печь Чура – странное название даже для такой суровой и своенравной реки. Однако оно представляется вполне логичным и даже прозрачным тому, кто узрит одно из ее странных чудес.

      Преодолевая пороги, плывущая из моря к истоку на нерест упорная рыба, смело ныряет, словно в бурлящий котел, в одну из парящих заводей под небольшим водопадом. Когда же семга покидает это опасное место и движется дальше, то ее уже подкарауливают любители полакомиться свежею рыбкой, тотемные звери – медведи. Лесные цари это делают неспроста, – ведь мясо семги в котле становится красным – готовым к употреблению и очень вкусным.

      И вот, теперь Лейла воочию наблюдала, как самоубийственно-жестоко обрушивала Печора свои стремительные воды на острый, как копье, черный базальтовый выступ неприступной скалы. Клин разрезал реку надвое – ровно напополам. Каждый из рукавов стремился дальше, в свою сторону, и впадал каждый в свое озеро-море. Земли, начинавшиеся вслед за клином, покрывали мрачные многовековые леса и непроходимые топкие живые болота. Их населяли самые разнообразные представители животного царства – птицы и звери, рептилии и грибы, насекомые и пауки, гибриды и прочие невероятные существа. Никто не отваживался охотиться в этом диком природном сумрачном заповеднике. Мало кто мог в нем выжить и не сойти при этом с ума, повстречавшись с чудно'й лесной нечистью, что была там вполне материальна. Чащобы буквально пестрели и изобиловали разными нимфами и вуджалками, вилами и наядами, лесовиками-моховиками, зыбочниками, кущайниками да кустовиками, птичичами, гаевками и другой наиразнообразнейшей нечистью, только и ждущей случая позабавиться-поиграть с незадачливыми путешественниками, а порою – ими полакомиться. Прототипы сказочных героев-существ скучающей по «магии» Ассии на деле не так уж милы, как это показано в детских страшилках, и свой ареал обитания защищают всеми доступными способами. В Преисподней, – чурота и фейри – истинные хозяева листвоельников, неотличимых порою от сельвы, бамбуковых рощиц, кедровников, секвоядендровников, сосновых боров и дубрав. Но именно туда и держала свой путь дьяволица.

      Постепенно деревья становились все выше, ветвистей, все грандиозней-величественней. Вскоре их кроны сомкнутся, образовав словно верхний этаж, находящийся во власти свирепых обезьян и странных перепончатокрылых созданий, – поэтому Лейле предстояло идти дальше пешком. Подняв в воздух стаю летучих лисиц, она лихо спикировала, ухватилась за лиану-вьюнок и спустилась на землю. В новом обличии дьяволица могла не слишком-то опасаться нападения вепря, пантеры или другого злобного хищника, но все же, она понимала – следует быть начеку.

      Для неискушенного путника – лес, невзыскательно, – это елки да палки – и только. Для настоящего же охотника – суть открытая книга. Секрет тут кроется не в умении читать следы и видеть приметы. Редкие люди способны зрить truculenter, как читаемый текст, – понимать и слышать язык дикой природы. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь хитросплетение веток и дырявые листья, капли росы на цветке и красивое перышко, облака, скалы, реки, озера, ручьи, кристаллы льда и снежинки, даже такие мелочи, как куча пустых шишек под деревом и яичная скорлупа, – все это вовсе не пустяки, – во всем этом те самые загадочные фракталы, которые так поглотили внимание ученых наивцев, пытающихся просчитать саму жизнь – материальное воплощение взаимодействия порядка и хаоса, сценария и случайности, желания и судьбы. Тому же, кто привык воспринимать только тексты, которыми изобилует «мертвый синтетический» мегаполис, Lingua Naturae недоступен вообще.

      Лейла усмехнулась, вспомнив вдруг о русалках, живущих в согласии с морем, минуту помедлила, словно к чему-то принюхиваясь, и уверенно зашагала вперед по волчьей ленивой тропе. Вскоре она вышла к заросшему козлиной ивой ручью, прыгнула в воду и побрела вниз по течению. Ледяная вода сводила судорогой ноги, сдавливала дыхание и заставляла сердце выпрыгивать из груди, но дьяволица знала, что иначе невозможно попасть на лесную опушку – туда, где стоит охотничий домик короля Преисподней. Несколько часов спустя она наконец-то вышла на берег. С удовольствием стянув насквозь промокшие сапоги, Лейла прошла босиком по мягкой зеленой траве и потянула за дверное кольцо.

      Войдя внутрь, дьяволица увидела покрытую слоем пыли массивную дубовую мебель, грубо сложенный из булыжников древний очаг и простую кухонную утварь. В одном углу располагался лежак, покрытый медвежьими шкурами, а в другом были свалены в кучу капканы, силки и нехитрые рыболовные снасти – все то, что может пригодиться охотнику, имевшему смелость забрести в эти края. Не тратя времени на уборку и прочую канитель, Лейла принялась рыться в вещах. Вскоре ей попался неприметный кисет, внутри которого находилась странная вещица – кованная стальная загогулина с насечкой, как у напильника и выгравированными на ней непонятными древними символами.

      Мало кому взбрело бы в голову пользоваться для добычи огня старинным огнивом, но дьяволица была очень довольна своей необычной находкой. Раскрошив кусочек гриба трутовика, она ударила кресалом по кремню и раздула огонь. Вскоре веселые языки пламени охватили сухие поленья, озаряя неровным светом скромную лесную обитель, создавая тепло и уют.
      Лейла бросила рядом с очагом на пол большую медвежью шкуру, села на нее и принялась ждать.

      Тихая ноющая грусть схватила холодной рукой ее сердце, когда в отблесках языков пламени из темных уголков памяти начали просачиваться, выползать воспоминания юности. Свет, льющийся из очага, стал постепенно холодным, серебряным, запредельным.
      В какой-то момент дьяволица заметила, что воспоминания перестали быть ее личными, – они приходили теперь откуда-то со стороны, стали видны, словно глазами беспристрастного наблюдателя, неискаженные призмой личного восприятия и цензурой ленивого мозга.

      Приближаясь к Диаволу, любой чувствует себя обнаженным и беззащитным, – словно вышедшим на свет уродцем, обитавшем до этого в своем уютном мирке, где он сам себя судит и сам оправдывает, где он прячется от истины и лелеет свои иллюзии, придающие его жизни, если не смысл, то некую важность и значимость. Следующей стадией является страх, потом – ощущение присутствия и необычайный восторг от прикосновения к божественной и неподвластной разуму силе.

      Вскоре все изменилось. Не стало больше уже убогой избушки с ее кустарно исполненной мебелью, очагом и нехитрым убранством. Исчезли грязь, мусор и пыль. Медвежья шкура пропала, – вместо нее появился мягкий персидский ковер. Охотничий домик превратился в роскошное лесное убежище, достойное короля Преисподней, – с картинами, старинным оружием на стенах и викторианской затейливой мебелью. Все вокруг выглядело теперь изысканно-чинно, несколько вычурно-аристократично, но уравновешенно и симметрично-логично. Во всем виделось чувство меры, но – в то же время, – насыщенность. Угли тлели теперь в огромном величественном камине из черного мрамора, покрытом хитроумной резьбой. «Такой ожидаешь увидеть в старинном замке, но не в охотничьем домике», – подумала дьяволица.

      — У меня тоже присутствовала амбивалентность чувств относительно этого проекта, – прозвучал голос Нортона в ее голове. – Но, привычка одержала все-таки верх. – Спустя минуту он опустился на ковер рядом с Лейлой и протянул ей бокал.
      — Тебе полезно будет после холодной воды, – молвил он по-отцовски.
      — Надеюсь, что не оторвала тебя от какого-то важного дела?
      — Если честно, – мне самому хотелось уже перевести малость дух. Итак?
      — Общая картина событий, думаю, тебе уж известна. Не скажу, что мне совсем наплевать на то, что тут будет происходить дальше, но я хотела бы исполнить задуманное, и поскорей.
      — Знаешь, что я думаю обо всем этом? – неожиданно резко спросил Лейлу Нортон.
      — Нет, и что же?
      — То, что вы с матерью, сестрами, Самаэлем и Атрагарте настолько все заплели-замудрили, что даже я начинаю сомневаться в своих умственных способностях. Не вижу многих смыслов в этом всем макраме. Скорее кажется, что в нитках кот порезвился.
      — Ты забыл про Сидоная с его мамочкой и заговорщиков.
      — Эти, как раз, для меня – открытая книга, но, вот, вы… – Нортон поднялся, поставил стакан на каминную полку и открыл стоящую не ней резную шкатулку. Взглянув на Лейлу, он взял две сигары и протянул ей одну.
      — Ромом пахнет, – фыркнула Лейла, прикуривая.
      — Сигара – атрибут сильных людей, – сказал Нортон. – Но, при этом, она нежна, как избалованная красавица. Эти красотки доставлены сюда прямиком из четырнадцатого земного столетия. Они выдержаны в бочках из под хорошего рома, а потому не пересыхают и долго хранят аромат. Секрет их изготовления давно утерян. Наслаждайся.
      — Мы еще ни разу не курили вместе с тобой, – улыбнулась слегка опьяневшая дьяволица, выпустив струйку дыма.
      — Люблю покурить перед разлукой.
      — Разлукой? Но, я ведь еще не привела в порядок дела. И Нагиля, ее свадьба… Я не могу просто так взять и уйти.
      — Можешь, и уйдешь. Иначе обстоятельства сложатся так, что потом будет непомерно сложно это проделать.
      — Почему ты так говоришь?
      — Лилит обязана принести тебя в жертву. Миэлла заняла ее место для сохранения баланса материи. Выбор пал на нее отчасти по соответствию веса. Ее тело уже доставили в башню и переход совершен. Но это рокировка лишь одной из сторон. Кое-кто из богов тоже жаждет обмена.
      — Но Прозерпина!.. Неужели она тоже причастна? А если нет, то должна была знать и понимать, что я буду в ярости!
      — Кора, надо отдать ей должное, и поведала обо всем Самаэлю. Он будет ждать нас в библиотеке.
      — Ему, но не мне. Почему?
      — Не хотел тебе говорить, но изначально – это был ее план. Она все просчитала и шепнула кому надо на ушко.
      — Даже знаю, кому. Диане нечем заняться в их искусственном мире. И отец отговорил Прозерпину? Что он ей посулил, интересно. Я уверена, что это был ее блеф, но игра-то на грани. Однако!
     — Ничего. Почти ничего. Дал понять, что таким образом она заполучит лишь твое тело, но потеряет тебя... Черт бы вас всех побрал! Если она заранее так тонко все распланировала, то к чему стремится в итоге? Теперь я точно не до конца понимаю дипломатических отношений Самаэля и Коры. Диане тоже придется пожертвовать небольшим куском плоти. Она крупнее тебя. Отрастит потом в море.
      — Вы отдадите им мое тело?
      — Твою-то мать. Конечно же нет. Это спутает многие карты и приведет в ярость морскую козу.
      — И это ты знаешь. Вот уж, действительно, Атрагарте не потерпит, случись нечто подобное. Но кого вы отдадите вместо меня? Я уникальна.
      — Уверенна? Вас троих Лилит родила, но в лабораториях полно ваших копий.
      — Запчастей. Мертвых кукол. Чтобы их оживить...
      — Достаточно пройти спираль Туррима. Моллюск помнит каждую мысль и создаст идеальную копию. Безусловно, это будешь не ты, но какая им разница?
      — Не знала… Но это игра с огнем. Неизвестно, как я молодая поведу себя на Олимпе.
      — У тебя есть иной вариант? Мы играем по-крупному. И если блефуем, то вкладываем в аферу все средства эквивалентно игре.
      — Охренеть. Будет жарко.
      — Тебе-то что? Спички – детям не игрушка. Собирайся. Я мог бы провести тебя по темным аллеям, но, думаю, – ты откажешься. Несколько лет на земле – это целая вечность в наших краях. Многое изменится к твоему возвращению. Лети – попрощайся с родной Преисподней.
      — Мне страшно.
      — Я тебе немного завидую, – сказал Нортон, с какой-то легкою грустью, а после затушил сигару в стакане, лег на ковер и закрыл глаза, словно приказывая, – «Не беспокой меня всуе». Вслед за этим в избушке стало темно. Даже свет огня из камина не мог нанести никакого вреда этому густому непроглядному и ужасающему с непривычки, живому первозданному мраку.


                ******


      Панк очнулся и огляделся по сторонам. Тьма, окружавшая его со всех сторон, начала распадаться на части, разрезаемая голыми, покрытыми льдом ветвями деревьев, в которых тысячи раз отражалась вырвавшаяся из-за тучи Луна. Ночью холод ощущался особенно сильно, поэтому об отдыхе пока не могло быть и речи. Развести костер Панк до сих пор не решался, – ведь дым мог легко выдать его…

      Твердая корка наста, на которой не оставалось следов, дала ему шанс на успех. Помогли спонтанность и безрассудство поступка. Помог паук, который, будто в легенде, за ночь сплел паутину в маленьком окошке подвала, где он прятался трое суток у всех под носом.

      Рано утром Панк покинул свое временное убежище и выбрался из своей зоны. Спустя пару часов он пересек условную границу поселения заключенных ПЛ 350/16, и вот, уже третьи сутки бежал по весеннему лесу – уходил от воображаемой злобной погони. Пойдя против логики, вне здравого смысла, бедняга плюнул на все и бросился наутек – вон из чистилища, подальше от своего затянувшегося кошмара, прочь от унижений, от страхов и неистребимой тоски. Все, что он взял с собой, – это пакет и бутылку с бензином. Панк понимал, что нужно двигаться дальше, но силы его иссякли. Движимый страхом и отчаянием, беглец растратил свои скромные запасы энергии и теперь готов был уйти навсегда, замерзнув, как многие до него. В свете всего того, что он видел, смерть не слишком пугала измученного горемыку. Более того, – он хотел умереть. Но… на своих – воображаемых им же условиях, – без боли и страха. Поэтому, в надежде на лучший исход, Панк устроился поудобней и, смочив в бензине какую-то тряпочку, принялся вдыхать из пакета ароматный опьяняющий газ, запаха которого, впрочем, уже не чувствовал вовсе.

      По его венам прокатила волна жестокого жара, мозг замурлыкал от кратковременного, как оргазм, сомнительного удовольствия, а на лице расплылась глупая, похожая на гримасу улыбка; зрачки стали огромными, а взгляд – совершенно безумным. На искрящемся в лучах лунного света снегу снова начали возникать какие-то непонятные полупрозрачные знаки и символы. Вскоре они поползли вверх по стволам деревьев и, достигнув призрачной звездной дали, посыпались вниз, звеня, хихикая и перешептываясь. С очередною волной дешевого кайфа свет сжался в стремительно удаляющуюся яркую точку, но по пути во мрачную бездну, где-то во тьме мелькнула тускло освещенная комната. За столом сидел Странник и читал странную светящуюся книгу, открывающуюся почему-то не горизонтально, а вертикально. Каким-то образом его друг успел за зиму заметно возмужать – почти постареть.

      «Через час уже будет рассветет. Подремли, пока греет бензин. Ночи стали короткими. Ты сейчас не умрешь и найдешь все, что нужно на станции Джинтуй. Там рядом лесное охотохозяйство – несколько домов, в которых зимой очень редко кто-то бывает. Переоденешься и пойдешь вдоль железки по насту, но близко подходить к ней не будешь. В поезд нельзя. На зимнике поймаешь попутку…», – услышал Панк гулкое эхо «своих ясных мыслей» и твердо решил: «Через пару часов я соберусь с силами, встану и пойду к нему – к своему другу. Будет водка, домашняя еда и тепло… А пока, пока пусть читает». На белой светящейся странице, одна за другой, быстро возникали странные знаки и буквы…

               
                ***WD***


      *Lingua Naturae – язык природы.

      *Exspecta, suntne cogitationes meae? – Подождите, а это мои мысли? (Exspecta cogitationes)

      *Тurrim concidat – башня-раковина.

      *Quem ad modum? – каким образом?

      *Относительно названия реки Печора ходит немало споров. Одни убеждены, что оно древнеарийское и означает – Дом бога Ра или что-то похожее. Другие полагают, что – русские туда приехали и так реку назвали по церковно-славянски, то ли с соизволения Патриарха, то ли… Спорить там бесполезно, – я пробовал. По-мансийски Печора называется Песер, Песеръя, где «я» – река. Существует утверждение, что река названа из-за обилия пещер вдоль ее берегов. Жило еще когда-то на реке и племя такое – Печера.

      Ради смеха замечу, что споривший со мной «историк», дошел до того, что заявил: «Пастухи-оленеводы ващ никаких пещер видеть не могли»! По его мнению, – оказывается, что доехать из тундры на оленях до истоков по гладкой замерзшей и обильно покрытой снегом поверхности реки… нереально. Такие, вот, псевдоучителя, пишут учебники. Между тем: «Печь, пещера и Печора – однокоренные слова. Их общий корень печ- (в словах «пещера» и «Печора» он этимологический). В слове «печь» этот корень имеет прямое значение – место для выпекания. «Пещера названа так на основе внешнего сходства с печью», – ??? Лол. Но раз уж ученые полагают, что так, а не наоборот, то и моя история названия тоже имеет право на существование. Молодежь современная, из тех мест, называет Печору не иначе, как «Печка». Нюхом чуют, бесята)

      Подробнее - Шома чери. Утреннее позитивное - http://proza.ru/2022/02/18/1099

      *Волки – большие лентяи, – ходят по следам крупных животных, особенно зимой.

      *Многие северные ведьмы убеждены в том, что вши возникают сами от грязи, а холод вполне материален, «ведь мы чувствуем, как он выходит из нас при согревании». Впрочем, «деревенская магия» во многом куда более объективна и действенна, нежели все хитроумные формулы каббалистов, герметиков и прочих «инженеров-колдунов», считающих себя образованными цивилизованными людьми.

      *Videatur truculenter, – суть vide truculenter, lege signa ejus – видеть дикую природу, читать ее знаки.

    
                ******


      Следующая глава - http://proza.ru/2022/04/24/531

      Предыдущая глава - http://proza.ru/2022/04/20/357

      Начало повести - http://proza.ru/2021/02/24/1297