Константин Бальмонт. Вечность мгновений

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И выси гор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть море
И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре.
Я властелин.
Я победил холодное забвенье,
Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
Всегда пою.
Мою мечту страданья пробудили,
Но я любим за то.
Кто равен мне в моей певучей силе?
Никто, никто.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
А если день погас,
Я буду петь… Я буду петь о Солнце
В предсмертный час!

Вот так мажорно звучал голос Константина БальмОнта в 1903 году. Этот голос нельзя было не услышать. Уж очень он был непохож на тональность стихов того времени. Читатель уже устал от поэтов некрасовской школы, которые «лиру посвятили народу своему». Утомили и «скорбные поэты» вроде Семёна Надсона.
На рубеже веков хотелось новых песен, поэтому сборник Бальмонта «Будем как солнце» пришёлся кстати. Его автор сразу стал самым модным поэтом, властителем дум читающей публики.

Можно сказать, что именно с творчества Константина Бальмонта ведёт отсчёт новая поэтическая реальность, которая впоследствии получит название Серебряный век.

Бальмонт имел полное право сказать о себе:

Я — изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты — предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны;
Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я — внезапный излом,
Я — играющий гром,
Я — прозрачный ручей,
Я — для всех и ничей.
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зелёного мая,
Всё пойму, всё возьму, у других отнимая.
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблён
И в себя и в других,
Я — изысканный стих.

Опираясь на авторитет именно Бальмонта, Валерий Брюсов на рубеже веков начинает создавать школу русских символистов.

Краеугольным камнем философии нового направления стала идея двоемирия, позаимствованная у Вл. Соловьёва. Суть её в том, что земная жизнь – это лишь отблеск жизни вечной. Поэт же – связующее звено между двумя мирами.

А вот как эта мысль запечатлена Бальмонтом в поэтической форме:

Умей творить из самых малых крох
Иначе для чего же ты кудесник?
Среди людей ты божества наместник,
Так помни, чтоб в словах твоих был бог…

Поэт работает с «малыми крохами», так как отблеск вечности длится мгновение. По мнению Бальмонта, именно эту мимолётность и нужно запечатлеть в поэзии.

Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолётности я влагаю в стих.
В каждой мимолётности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.
Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: Плыву.
И зову мечтателей… Вас я не зову!

Эту особенность стихов Бальмонта подметил Валерий Брюсов и назвал их «запечатлёнными мгновениями».

Вся жизнь Бальмонта была посвящена поискам этих мгновений. Часто это превращалось в поиск острых ощущений.

 Он мог забраться на гору или на дерево такой высоты, что без чужой помощи не в состоянии был спуститься. Мог в пальто войти по горло в ледяную воду. Радовался, когда его переехал фиакр, ведь не каждому смертному выпало побывать в такой переделке. А попытка самоубийства в 1899 году, после которой он год пролежал в постели? Может, падение из окна третьего этажа – это попытка испытать ощущение полёта?


Для Бальмонта и любовь тоже была мимолётным состоянием души.

Нет. Уходи скорей. К восторгам не зови.
Любить? — Любя, убить — вот красота любви.
Я только миг люблю — и удаляюсь прочь.
Со мной был ясный день — за мной клубится ночь…

Это слово «миг» - не просто поэтический образ. Непостоянство в любви – характерная черта Бальмонта.  Подтверждением тому являются «Воспоминания о Бальмонте» Е.А. Андреевой, второй жены поэта.

 Вот что она пишет: «Больше всего, как я уже говорила, Бальмонт любил женское общество. Он любил женщин, как любил цветы. «Все цветы красивы», — сказал он в одном своем стихотворении. И все женщины казались ему привлекательными. Я бы затруднилась сказать, какой тип женщин ему нравился больше: и белокурые нравились ему, и брюнетки, хорошенькие и некрасивые, маленькие, юркие и полные, спокойные, чувствительные и холодные. Не нравились ему определенно только очень высокие, толстые и мужеподобные. От них он просто бежал… Влюблялся он мгновенно и первые дни своего увлечения не отходил обыкновенно от своего предмета…Но такие романы длились недолго.
И я должна сказать, что я не знала романа Бальмонта, который бы кончился сколько-нибудь трагично. Конечно, многие переносили нелегко его «измены», страдали, но ни одна не чувствовала себя обиженной, тем более обманутой».

Проницательная Е.А. Андреева- Бальмонт отмечала, что эгоцентризм и чудаковатость мужа искупались его добротой, простотой и детской непосредственностью. Не только она, но и многие современники отмечали «детский смех» поэта, которым он обезоруживал окружающих.

Бальмонт был прав, когда говорил о себе: «Солнечный я». Наверняка он имел в виду не только свой характер, но и свою внешность: рыжие лучи вьющихся волос, стрелки усов и клинышек бородки с красноватым отливом. Картину дополняли зеленые глаза.

Бальмонт во всём был необычным человеком. Легкомыслие мотылька в нём уживалось с поразительной трудоспособностью. Е.А. Андреева- Бальмонт утверждала, что её муж владел двадцатью языками.

В поисках «мгновений» Бальмонт объездил весь земной шар, от Мексики до Китая. Везде он стремился изучить язык страны пребывания настолько, чтобы мог переводить на русский язык стихи местных поэтов. Целый шкаф переводов – результат титанической работы Бальмонта.

А если к этому шкафу добавить ещё и 35 сборников стихотворений самого Бальмонта, то результат поражает.

 Удивляет и то, как поэт создавал свои произведения. Он их не писал, а только записывал. В стихотворении «Как я пишу стихи» Бальмонт так описывает творческий процесс:

Рождается внезапная строка,
За ней встает немедленно другая,
Мелькает третья ей издалека,
Четвертая смеется, набегая.
И пятая, и после, и потом,
Откуда, сколько, я и сам не знаю,
Но я не размышляю над стихом,
И, право, никогда — не сочиняю.

То, что ему нашептал таинственный голос, Бальмонт своим красивым почерком переносил на бумагу без единой помарки. Исправлений не делал, а если вдруг что-то исправлял, то переписывал стихотворение заново целиком. Наверное, потому что это было уже другое мгновение.

Тем, что основная работа происходила в голове, Бальмонт напоминал Моцарта, который мог на концерте сыграть свою музыку, ещё не записав её в нотную тетрадь.
Эта исключительность Бальмонта была заметна каждому. Неслучайно в семье Бальмонта иначе, как поэт, не называли. «Поэт спит, поэт пошёл в булочную…» - говорили домашние.

 Похоже, что Бальмонт не мудрил ни с содержанием стихов, ни с их формой.  Шедевры получались сами собой. И в них было всё: различные способы рифмовки, разные размеры, масса художественных приёмов.
«Камыши» - яркий пример аллитерации, проходящей через всё стихотворение.

Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.
О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между ними горят?
Мелькают, мигают — и снова их нет.
И снова забрезжил блуждающий свет...

Шёпот камыша создаётся благодаря повторению шипящих согласных.
 
Читая лучшие стихотворения Бальмонта, невольно вспоминаешь, что устами поэта говорит вечность, запечатлённая в мгновеньях.

Однако нужно признать, что не все стихи Бальмонта равнозначны.
 Скорее всего, прав литературовед Виктор Рутминский, который свой очерк о Бальмонте закончил такими словами:
«В 1910 г. он надеялся, что через 50 лет будет издано 93 тома его произведений. Сейчас мы можем сказать, что от его наследия остался один томик стихов. Но это настоящее искусство, и оно нужно людям».

Таким лучшим томиком стихов Бальмонта следует назвать сборник «Будем как солнце» 1903 года. А каждый читатель может дополнить его своими любимыми стихами из других книжек поэта.

И давайте следовать совету, который нам дал Константин Бальмонт.

Я спросил у свободного Ветра,
Что мне сделать, чтоб быть молодым.
Мне ответил играющий Ветер
«Будь воздушным, как ветер, как дым!»

Я спросил у могучего Моря,
В чем великий завет бытия.
Мне ответило звучное Море
«Будь всегда полнозвучным, как я!»

Я спросил у высокого Солнца,
Как мне вспыхнуть светлее зари
Ничего не ответило Солнце,
Но душа услыхала: «Гори!»
(«Завет бытия»)