Незаконченное дело

Старик Густаво с закрытыми глазами и плотно сжатым ртом лежал на кровати и ждал смерти. Смерть была рядом. Укутавшись в старое дырявое пончо бабки Карирье и поджав ноги, она сидела в углу веранды и курила трубку. Кольца дыма выплывали из темного угла и сизыми причудливыми птицами растворялись в одиноком ярком луче полуденного солнечного света, что пробивался в щель между деревянными ставнями. Этот острый луч, разделяющий комнату на две половины, и запах красной перцовой мази мешали Смерти приблизиться к старику. Не то чтобы она боялась света или жжения перца, но то и другое по законам долины сохраняли живое тепло и это ее останавливало.

В глубине дома, в той стороне, что смотрит узкими окнами на горячую Атакаму, на низком табурете сидела Габриэла и напевала мелодию. Она вытянула тонкие ноги и прижав к груди глиняную миску, каменным пестом растирала гуяру – смесь из сухих семян красного перца, коричневых трубочек гвоздики, эфирного масла, вытяжки из прополюса и сухого пустынного лишайника. Её род был из патагонский Теуэльче. Она не знает какого она роста, но помнит дни, когда ее косы украшали дивные цветы маракуи и молодой муж после любви засыпал на ее груди. В те времена Габриэла наклонялась к мужу для поцелуя, а при длинных переходах в поисках лечебного лишайника, она несла уставшего Густаво в котомке на спине. Так делала ее мать и бабушка. Женщинам ее семьи не разрешалось выходить замуж за братьев и поэтому в мужья выбирали низкорослых испанцев.

*****

Солнечный луч пересек комнату, с пола перешел на стену и уперся в семейную фотографию. Смерть пыхнула и выпустила кольца дыма, но то ли луч был слишком высоко, то ли пение Габриэлы разряжало воздух в доме, дым вместо легких призрачных птиц, уносящий последнее дыхание обреченного, задрожал тонкими струйками и их тут же подхватил сквозняк. Это означало две вещи. Первое, что солнце уже скоро сядет за горизонт и долина Альтиплано затрещит миллиардами ночных сверчков. И второе... второе Смерти не понравилось. Пение Габриэлы не было похоже на страдание, в голосе не звучали молитвенные нотки прощания и не было предчувствия расставания.  Наоборот, в мелодии Габриэлы мелодично раскачивалась спокойная уверенность в текущем дне, в том что мазь из горького перца согреет грудь бедного Густ;во и он, тут Смерть выставила ухо из под пончо и старательно прислушалась, и Густаво, пела Габриэла, наконец-то замажет глиной трещину на потолке. "Трещину на потолке?", – хмыкнула Смерть и чтоб разглядеть потолок, высунула лысую головы из-под накидки. 

Прямо над кроватью, в сером, закрашенном пыльной известкой, потолке виднелась глубокая кривая трещина, напоминающая своим изгибом горную цепь Андов. Трещина начиналась тонкой полоской на севере, затем разрасталась глубокой впадиной посередине и заканчивалась змеиным хвостом на юге. "Я помню эту трещину, – подумала Смерть, – В тот день было много работы. Почти шесть тысяч душ за каких-то два часа. Землетрясение никого не пощадило. А в этом доме лишь треснул потолок." Она по-стариковски вытерла пустые глазницы тыльной стороной ладони и поглубже затянулась табаком.

В кухне послышались легкие шаги женщины. На веранде заскрипела дверь и комната сразу наполнилась запахом печеного перца и горячего масла. Габриэла подошла к постели, поставила чашку с мазью на табурет и наклонилась над мужем.

– Густаво, – она нежно позвала мужа.

Старик ей не ответил и, сдерживая дыхание, замер под шерстяным пледом.

– Густаво, – женщина откинула одеяло и положила теплую ладонь на грудь старика, – Я, как и обещала, приготовила гуяру. Я знаю, кровь в твоих жилах застоялась и сердце делает двойную работу, что б согреть твое тело. Сейчас я тебе помогу.

Веки старика задрожали, как если бы много разный мыслей, словно рябь на воде, пробежали по его лицу. Габриэла села рядом и едва касаясь кожи, круговыми движениями стала втирать мазь в грудь мужа.

Нестерпимый жар потоками обжигающей лавы полился в грудь старика и стал наполнять огнем все его тело. Он задрожал, покрылся крупной соленой испариной и открыл глаза. Прямо над ним нависала трещина.

– Густаво, – черные раскосые глаза Габриэлы с усмешкой смотрели на старика, – Я знаю, что ты готов умереть, лишь бы не работать. Но прошу тебя, не сегодня. Разве ты забыл что дети приезжают на Рождество? Столько дел, столько дел...

Женщина обтерла лицо старика холодной влажной тряпицей.

– И когда-нибудь, поверь мне, – Габриэла приподняла старика и дала ему напиться холодным пивом, – ты допьешься до смерти. Но пока не замажешь трещину на потолке, даже не вздумай со мной спорить!   

Смерть, наблюдавшая из угла за парочкой, тихо внутрь себя захихикала. "Ах вот в чем дело...трещина...да, пока дело не закончено, уходить нельзя. Тут ты совершенно права, высокая Габриэла." Смерть скинула дырявое пончо бабки Карирье на сундук и покинула дом.