Мои земляки Жулковские

В моих заметках и воспоминаниях о малой родине эта фамилия звучала не раз.  Но она касалась моей одноклассницы и какое-то время симпатии Лизы, одной из дочерей Жулковских.  Но девочка, как и её сестры, не уроженцы наших мест, приехали из других, но откуда, я не знаю. Увы, до недавнего времени не знал, что в этой семье помимо пяти дочерей есть еще и сын, но я его никогда не видел.

Лиза появилась в нашей школе, когда я учился во втором классе.  Это была очень красивая еврейская девочка и сразу понравилась мне. В первом классе мне больше всех нравилась Нина  Перминова, дочь директора драги, но увидев впервые Лизу, я понял, что с этого дня именно она будет моей симпатией. Правда, что мы знаем об этих чувствах в 7-8  лет, правда?  Лиза очень хорошо училась, была отличницей, да и я был в числе лучших учеников класса.  Поэтому нас с Лизой и еще кого-то из класса в качестве поощрения в конце учебного года приняли в пионеры.  Всех остальных учеников в нашем классе, кроме отстающих, приняли в пионеры уже в следующем учебном году, и тогда у нас в классе появился пионерский отряд. Пионервожатой в нашем отряде была старшая сестра Лизы Надя, ученица десятого класса. Тоже очень красивая девушка, но не такая яркая, как её сестра.

Кроме сына, о котором я ничего не знал, в семье Жулковских было пять дочерей. Старшая, как я сказал, Надя, потом Рива, Зоя, Лиза и младшая Таня.  Отец работал в конторе прииска, но на какой должности, я так и не знаю. Чем занималась его жена, я не знаю.  Им дали служебную квартиру в доме рядом с клубом, и эта улица носила  название Клубной. Соседями по дому была семья Головиных, они жили на другой половине двухквартирного деревянного дома.  Это дом был единственный между клубом и зданием старой участковой больницы, в которой я родился. Впрочем, не я один, а многие из моих земляков. Но почему старой, спросите? Просто потом для больницы построили другое здание, на другой улице под названием Транспортная, и больница была последним зданием на этой улице. Правда, в больничном городке были другие строения и вокруг огороженный участок леса со скамейками, где больные могли гулять.  А вот в старой больнице с этими хозяйственными постройками  и парком рядом с больнице были проблемы. Видимо, по этой причине и построили новое здание лечебного учреждения, в котором оказывалась врачебная помощь жителям двух рядом расположенных поселков — Херпучей и Оглонгов, а также сел подальше — Удинска, Князево, Серго-Михайловское, где медицинская помощь оказывалась на ФАПах — фельдшерко-акушерских пунктах.

Но старое здание не пустовало, в нем разместилась контора прииска. До этого она была на вершине пологого хребта, разделяющего центр поселка на две половины, по которым и шли улицы Клубная и Транспортная.  Эта вершина называлась Конторкой, выше была Каланча (когда-то на ней была деревянная пожарная вышка),  затем длинная седловина хребта и еще выше сопка под названием Дубовка, на которой росли дубы, единственные в окрестных лесах. На этой Дубовке были еще заросли кустов стланника, на которых были небольшие шишки.

Но если вернутся к основанию этого хребта, то параллельно ему шла улица Центральная, на которой был наши дом, еще дальше и параллельно ей улица Школьная, и связывала эти улицы небольшой проулок, где стояла наша красавица школа.  Это было настоящее творение деревянного зодчества, с высокими 4-х метровыми потолками и в два этажа, с огромными окнами, которые в наших северных краях очень важны. Рядом со школой было еще несколько строений. Интернат, который за время моей учебы превратился в школьные мастерские.  А в здании бывших мастерских сделали спортзал, но он был и маленьким по площади и по высоте (всего 3 метра до балок потолка), но это не мешало проводить уроки физкультуры, а по вечерам  нам  с пацанами играть в баскетбол. Со временем в спортзале установили несколько гимнастических снарядов, сделали убирающийся деревянный помост, на котором мы поднимали штангу, подаренную школе профкомом прииска.

Рассказывая о центре поселка, я отвлекся от основной темы повествования. Но у меня было цель рассказать, что я из окон своего дома, выходивших на улицу Центральная, и стоящего вторым от здания школы, мог видеть всех учеников, проходящий в школу, в том числе и свою симпатию Лизу.  Увидев её, я одевал свою телогрейку зимой (так называли ватник), в котором я ходил всю зиму и шел за ней в школу в надежде, что там в раздевалке мы с ней обменяемся взглядами и перекинемся парой слов. (Первое приличное пальто мне купили лишь в 11 классе, когда я на зимних школьных каникулах ездил в краевой центр). До этого я и все другие пацаны ходили именно в телогрейках всю зиму — и в школу, и в клуб, и носить воду из колодца, пилить и колоть дрова.  А вот у девочек обычно были пальто, хотя некоторые из семей, где не было большого достатка, тоже ходили в телогрейках. Но даже у тех, у кого были пальто, на вечерние забавы, которые проводились обычно в районе Конторки, где на высоком столбе горел фонарь, тоже одевали телогрейки.  Среди этих резвящихся на улице в менее морозные вечера был и я, и Лиза.

У Лизы в школе были подруги, одной из которых была Вера Малинина, тоже моя одноклассница, жившая в соседнем с нашим доме, но дальше от школы.  Её мать, как и мои родители, была учительницей. Семья была многодетной — четыре дочери и младший сын, поэтому держала свинью и несколько куриц в сарае на огороде.  Мимо дома Малининых я уже юношей проходил каждый день несколько раз. И когда ходил за водой на водокачку, и когда шел кататься с Калачи на лыжах, и когда шел в клуб в кино. А Вера мимо наших окон ходила в школу и обратно.  Но за все годы учебы мы с ней мало контактировали. Видимо, потому что Вера положила глаз на одноклассника Артура Аминова, за которого после школы вышла замуж, а у меня были другие симпатии — Лиза Жулковская, а потом Рита Кандала, которая тоже приехала с родителями из другого прииска. 

С Верой мы до сих пор общаемся, она не раз приезжала к нам в гости в последние годы. От неё я узнал несколько тайн девчонок. Например, что он называла меня «ботаником», потому что я ни с кем из девчонок-одноклассниц не дружил — так в мое время назывались отношения между девочками и мальчиками, а потом между девушками и юношами.  А я действительно ни с одной из девчонок во годы учебы не дружил. Во первых, много времени уходило на учебу и выполнение домашних работ, которые должен был сделать мужчина (пилить и колоть дрова, носить воду, топить печки (в нашей половине их было три), выносить помои, разгребать снег зимой), так как мой отец все года моей учебы в школе работал в другом поселке, уезжаю туда рано утром и возвращаясь только вечером. К тому же я много занимался спортом, на стене в моей комнате даже висел девиз «Первым делом тренировки, ну а девушки потом».  Это я перефразировал песню из знаменитого кинофильма «Небесный тихоход». Но главное,  почему не дружил, было то, что девочка, которой я симпатизировал в старших классах, Рита,  дружила с мои одноклассником Вовкой Козловым. А в те годы была популярной песня «О друге» из кинофильма «Путь к причалу», где были слова: «Ну а случится, что друг влюблен, а я на его пути, уйду с дроги, таков закон, третий должен уйти». И хотя Вовка не был мне другом, я ушел.

А вот у Лизы такого кавалера не было. Вера мне сказала, что Лиза знала о моих к ней симпатиях, и если  бы я ей предложил дружбу, то она бы приняла мое предложение.  Во-первых, я так и продолжал хорошо учиться и в этом отношении был ей ровня, Во-вторых, был симпатичным и спортивным парнем, с которым пройти по улице было не стыдно. В-третьих, когда мы компанией в старших классах гуляли, я был заводилой — много шутил, рассказывал анекдоты.  Но я тихо страдал по её подруге Рите, и так и не предложил ей свою дружбу.

К окончании средней школы два ученика  в ней могли претендовать на медаль — Лиза и я. Она её и получила, а я нет.  У меня перед окончанием школы случился конфликт с учительницей химии. Мы с сидевшим со мной за одним столом на уроке химии парнем быстро сделали лабораторную работу и стали играть в карты прямо на уроке. Роль карт исполняли химические элементы из таблицы Менделеева, которую я разрезал. Это увидела учительница Александра Андреевна Расщепкина, после замужества Маслакова, и выгнала нас с урока, посулив не допустить нас к экзаменам. Нам предложили прийти в учительскую и извиниться пере Расщепкиной. Мы пришли, одноклассник извинился, а мне почему-то стало смешно и я вышел, так и не извинившись.  Не допустить нас до экзаменов было невозможно, но принципиальная и к тому же скандальная Расщепкина настояла, чтобы мне по химии поставили «четверку», хотя я на отлично знал предмет и был победителем районной Олимпиады по химии. Так от меня уплыла серебряная медаль. К четверками по русскому и литературе прибавилась еще одна по химии. А у Лизы была одно «четверка» - по русскому языку.  Поэтому при поступлении в Хабаровский медицинский институт она сдавала один экзамен, и сдав его на «отлично», без конкурса поступила в 1965 году. А мне пришлось сдавать все три экзамена, и я единственный из парней того года поступления, на всех получив «отлично».

Больше всего этому радовалась моя мама, она вообще недолюбливала Расщепкину, которая была нашей соседкой по дому, но особенно после моей «четверки» в «аттестате зрелости».  Когда она после отпуска пришла на работу в школу, и её стали спрашивать, поступил ли её сын в институт, она с вызовом сказала, что да, и единственный юноша, который сдал все вступительные экзамены на «отлично», при этом с вызовом глядя на Расщепкину. Я знаю свою маму и представляю эту сцену в учительской школы.

Так мы с Лизой стали студентами одного института — Хабаровского медицинского, и все шесть лет учились в нем. Но мы попали в разные группы. Моя седьмая была вначале, а Лизина в конце второй десятки.  Это важно, потому что с третьего курса, когда начались лекции по клиническим дисциплинам — терапии, хирургии, лечебный факультет из 250 студентов разделили на два потока, потому что в больницах, где нам читали лекции, не было залов, которые был вмещали всех.  А вот первых два курса нам читали лекции с основном корпусе медицинского института, что на площади Ленина, мы встречались с Лизой на этих лекциях, а также в стенах студенческого общежития на улице Пушкина, дом 31, и при встрече здоровались,  обменивались короткими разговорами.

Пожалуй, это все, что мне помнится о наших студенческих годах и встречах с Лизой Жулковской. Я считанное число раз ездил на каникулах в родной поселок, а вот Лиза регулярно. К тому же после третьего курса она проходила санитарскую практику в участковой больнице в Херпучах, а я в краевой больнице в Хабаровске.  Связано это с тем, что я был членом сборной команды института по двум видам спорта, и летом мы участвовали в соревнованиях.  Об этой практике Лизы я узнал не так давно, когда стал просматривать фотографии своих земляков в «Одноклассниках».  Там увидел подписанные фотографии с датами, когда они были сделаны. На одной увидел Лизу с её младшей сестрой Таней, такой же красавицей, с Ритой Кандала и Рифхатом Шириздановым на пляже в Херпучах летом 1968 года.  Много Лизиных школьных фотографий у меня сохранились с наших школьных лет, а часть я нашел среди фотографий Риты Кандала, с которой мы поддерживали долгие годы связь уже после того, как наша школьная любовь приказала долго жить. Но об этом у меня есть отдельный рассказ, вот ссылка на него. http://proza.ru/2019/02/15/1572

Меня после окончания института распределили служить на Тихоокеанский флот, а вот куда по распределению института попала Лиза, я не знаю.  Поэтому её следы я потерял на долгие 15 лет.  За эти годы я успел отслужить три года на подводной лодке  и уйти в запас. Потом стал работать в Хабаровске врачом-рентгенологом в 11-й больнице.  Вначале был рядовым врачом, потом стал заведующим рентгеновским отделением.  К тому же коммунисты первичной партийной организации больницы избрали меня парторгом.  После прохождения курсов усовершенствования в Москве я узнал новое в организации рентгеновской службы лечебных учреждений и решил организовать работу отделения по-новому, объединив для этого разрозненные кабинеты стационара и трех поликлиник, травмпункта в одно большое отделение под моим началом.  Я убедил и главного врача, и заведующих поликлиник в перспективности этого объединения, и образовалось самое большое в крае рентгеновское отделения с составе 42 сотрудников.

К этому времени в новое здание в Южном микрорайон города перешла 2-я поликлиника больницы, в которую влились часть сотрудников поликлиники 9-й детской больницы.  И в их числе была сестра Лизы Жулковской Зоя Ароновна, ЛОР-врач.  Я узнал её на какой-то планерке  в поликлинике, где присутствовал и как заведующий рентгеновским отделением, и как парторг. Я узнал её, ведь она училась в той же школе, что и я, только на три или четыре класса старше. И она тоже узнала меня. После планерки мы прошли в её кабинет, так как до приема пациентов еще было время.  Мы поговорили, рассказали о том, как сложилась наша жизнь, Зоя рассказала о своих сестрах. Но я много забыл, помню лишь о Лизе и Тане. Лиза в то время, а это было начало 80-х годов, жила в городе Дубне,  работала врачом-психиатром, вышла замуж за своего коллегу, тоже еврея.  А Таня работала в городе Комсомольске-на-Амуре, но кем, не помню.  Я попросил передать привет Лизе от меня с наилучшими пожеланиями.
Потом мы с Зоей Ароновной не раз встречались на планерках, она передавала мне привет от своей сестры, а я, в свою очередь, передавал привет Лизе.

В 1986 году я ушел из 11-й больницы работать в краевую больницу на должность главного рентгенолога края, поэтому перестал бывать в поликлинике 11-й больницы в Южном микрорайоне. А через полтора года меня уговорили перейти работать в отдел здравоохранения крайисполкома на должность заместителя заведующего отделом. Объем работы значительно возрос, мне было недосуг  ездить не по делам.  Потом Советский Союз прекратил своё существование,  появилась так называемая «демократическая» Россия, вместо краевого исполкома  стала администрация края, в управлении здравоохранения  которой я работал первым заместителем начальника управления.

Но однажды мне пришлось поехать в 11-ю больницу, там лежал с желудочным кровотечением глава администрации края Виктор Иванович Ишаев. Мой шеф, начальник управления Анатолий Иванович Вялков был и депутатом РСФСР, поехал на очередной съезд, и поручил мне следить за лечением губернатора. С Ишаевым я был знаком до этого  уже не менее 7 лет,  когда был парторгом 11-й больницы, а он директором завода строительных алюминиевых конструкций и членом попечительского совета нашей больницы. Тогда же ему в 11-й больнице удалил желчный пузырь хирург Иван Довгий.  Но потом Ишаев стал начальником ГлавПЭУ (главного планого-экономического управления ) крайисполкома, и мы встречались с ним на заседаниях крайисполкома. И вот случился такой случай, когда утром у Ишаева началось желудочно-кишечное кровотечение. Он не стал вызывать скорую помощь, с водителем приехал в больницу, где его когда-то вылечили от желчекаменной болезни.  И мне поручили следить, как проходит процесс лечения Виктора Ивановича.

С тех пор я каждый день ездил в больницу, часто со мной ездил кто-то из заместителей Ишаева решать какие-то вопросы. А я узнавал у профессора Александровича о диагнозе и как приходит лечение. У Ишаева обнаружили синдром Мелори-Вейса — трещину слизистой стенки желудка, операция не требовалась,  лечение проводилось консервативное.

Оставив вице-губернатора у Ишаева и узнав все, что мне надо, я решил проехать в поликлинику Южного микрорайона к сестре Лизы, не зная, ведет ли она сейчас прием и есть ли в поликлинике.  Зашел к заведующей поликлиникой Надежде Ивановне Камелиной, с которой долгие годы работал, и попросил пригласить к себе в кабинет ЛОР-врача.  Мало ли по какому вопросу может врач был приглашен на заведующей, по-крайней мере,  меньше будет возмущений у пациентов под дверью врача.  Надежда Ивановна выполнила мою просьбу и когда Зоя Ароновна зашла в кабинет, оставила нас одних. Я извинился за свой неожиданный визит и поинтересовался, что она знает о Лизе. И та рассказала, что семья Лизы недавно перебралась в Израиль, что Лиза и её муж пока совершенствуются в языке и затем получат сертификат специалиста, что позволит им работать врачами в Израиле. Узнав кое-что о жизни самой Зои, я не стал отвлекать её от работы и отпустил её. Потом мы кое о чем поговорили с Камелиной. К этому времени те изменения в здравоохранении страны еще не приобрели лавинообразного характера и работать врачам было еще можно.  Ведь это был еще только 1992 год.

Последний раз с Зоей я встретился  через много лет, в конце 90-х.  Зоя Ароновна заметно постарела, работать в те годы было уже очень сложно, пожаловалась на свое здоровье и сказала, что думает уйти на пенсию. О Лизе сказала, что у неё все хорошо, она с мужем работает по специальности и если я правильно помню, работает в каком-то доме престарелых заведующей отделением.  С тех пор я ничего не знаю о своей однокласснице и сокурснице Лизы Ароновне Жулковской. 

К  настоящему времени в Израиль перебрались много моих знакомых и сокурсников.  Из сокурсников Миша Рицнер и Валера Кенигфест, из коллег - бывшие главные врачи крайкожвендиспансера Миша  Поляченко и 2-й городской больницы Хабаровска Шехтман.  С Мишей Поляченко мы на связи на сайте «Одноклассники», я его просил попытаться найти следы Лизы Жулковской, но они так и не обнаружились.

На заставке фотография двух подруг и моих пассий в разное время — Лизы Жулковкой (справа) и Риты Кандала (слева). Симпатичные девчонки, правда? А Лиза просто красавица. Рита почти 2 года назад умерла от гипертонического криза, а вот о судьбе Лизы мне ничего неизвестно.

Написать эту заметку мне захотелось после одной фразы в комментариях к моей фотографии на сайте «Одноклассники». На ней мои одноклассники из группы производственного обучения. Нас учили на радиооператоров, попросту радистов. Увидев эту фотографию, мой земляк Гена Шумбасов, на год младше меня, живущий ныне в Киеве, написал про Лизу как настоящую красавицу. Видимо, она ему тоже нравилась в школе, ведь всего на год старше Гены.  И я решил порадовать его своими воспоминаниями о Лизе Жулковской.