Марта и Миндовг 25

В Ольшаны, к князю Довмонту прискакал гонец с печальным известием для его жены – княгини Ульяны. Умерла княгиня Марта и зовёт князь Миндовг княгиню Нальшанскую на поминки по родной сестре. Заплакала Ульяна и стала собираться в путь-дорогу.


- А может не поедешь? – уже наверное в десятый раз спрашивал свою жену князь Довмонт.—В дороге всякое может случиться…Да и Миндовг….
- Милый мой,--ласково и печально отвечала ему Ульяна.—Как же я не поеду? Батюшка с матушкой померли – не была на их поминках. Чужие люди захоронили. А теперь последний родной человек, сестра …- и она горько заплакала.
- Ладно, ладно, не плачь.—начал успокаивать её Довмонт.—Бери дружину, понадёжнее, едь в Новогрудок.


Уже печальная тризна по Марте подходила к концу, как вдруг поднялся князь новогрудский и литовский Миндовг.
- Пришла пора объявить последнюю предсмертную волю моей любимой жены, а вашей княгини. Когда умирала княгиня Марта, то последние её слова были о сыновьях Рукле и Репике. И… пожелала она, чтобы вырастила их –Ульяна, их родная тётка.  Так что, Ульяна, ты останешься в замке и станешь Рукле и Репику матерью, а…мне женой!

Все присутствующие ахнули, а Ульяна побледнела и вскочила с места:
- Ты, что говоришь! С ума сошёл! Не могла такое Марта пожелать, если в здравом рассудке была!   
- Не твоё дело обсуждать Марту.—разозлился Миндовг.—А волю её я исполню!
- Дружина моя, выручайте свою княгиню! – вдруг громко закричала Ульяна, бросаясь к тяжёлой двери, но её ловко перехватили Астафий и Лютавит.
- Куда её?—спросил Лютавит, еле удерживая беснующуюся женщину.
- В спальню Марты заприте, да стражу приставьте, а дружину её проводите, да скажите—пусть передадут князю Нальшанскому, другую жену пусть подыскивает!—рявкнул Миндовг.

Двое дружинников утащили кусающуюся и вопящую Ульяну, а Астафий отправился разговаривать с Нальшанской дружиной. Лютавит подошёл к Миндовгу. Тот сидел у стола и хмуро смотрел в кубок с вином. На столе царил разгром – валялись обглоданные кости, перевёрнутые чаши, зелёная вышитая скатерть была залита и  заляпана чем попало.
- Что князь, вспомнил жену Булевича?—сочувственно спросил Лютавит.
- Да.—поднимая на своего соратника усталые глаза, недовольно ответил Миндовг.
- Так может и не надо тебе оставлять у себя Ульяну? Помнишь, жена Булевича, Данута, недолго у тебя прожила – через месяц умерла. Всё тосковала, плакала… Да и с Довмонтом зачем тебе ссориться? Пусть отправляется Ульяна домой…

- Не твоё дело в мои распоряжения вмешиваться!—рассвирипел Миндовг. Потом немного успокоился и уже спокойно заметил.—Волю Марты мне нужно исполнить, перед её кончиной поклялся… И что вспоминать про жену Булевича – с той поры сорок лет уже минуло. Всё быльём поросло…
-  Может и поросло, князь, да не забылось, а впрочем воля твоя.—задумчиво заметил Лютавит.


Когда прискакавшие дружинники, доложили Довмонту, что князь Миндовг оставил его жену Ульяну себе – тот не сразу поверил. Всего он мог ожидать от непресказуемого князя Новогрудского, но чтоб такое… Что же ему, Довмонту сейчас делать? Он же станет посмешищем не только у себя дома но и в чужих краях! Эх, была бы сила – налетел бы соколом на Миндовга, расстерзал бы старого волка на мелкие клочки… Но бессилен.  А может стоит поискать союзников?  Два родича, два племянника не прочь занять место своего дядюшки Миндовга. Транята и Товцвилл…  Обоим – Миндовг, как кость в горле. А что если…


Когда Транята узнал, что учудил Миндовг – не поверил сразу своим ушам, а потом обрадовался. Даже Астафию подарок сделал за то, что тот сообщил ему такую  приятную новость.
- Даже не знаю, что на князя нашего нашло, -  любовно поглаживая золочёную рукоятку дарёного кинжала и любуясь тонкой работой,  неторопливо проговорил Астафий.—И так  местные князья волнуются, Миндовгом недовольны, а тут такое…
- Да разве дядюшке впервой такое проделывать? Вот сорок лет назад история была – матушка мне рассказывала.—хитро прищурив свои серые глаза, рассказывал довольный Транята.—Увидел молодой Миндовг, гостя у братьев Булевичей, жену одного из них – Дануту. Понравилась ему красотка. Так он, долго не думая, братьев убил, а молодицу себе забрал.


-  Не по христиански это.—нахмурился боярин, задумчиво качая головой.
- Да дядюшке законы не писаны – ни христианские, ни языческие. Он сам себе закон. Захочет – у меня жену заберёт, у тебя…А мы будем тихонечко по углам хорониться, да помалкивать…
- Представляю – каково сейчас князю Довмонту. Да и Ульяна его в Новогрудке так тоскует – прямо жалко смотреть…
Тут, в комнату зашёл, низко поклонившись, боярин и что–то горячо зашептал князю Траняте на ухо.   Тот усмехнулся себе в пышные усы и сказал: «Зови, боярин Гитянис, сюда князя.», а потом повернулся к Астафию и добавил:
- Ну, что Астафий, лёгок князь Нальшанский на помин, сам к нам пожаловал, сейчас придёт.

Астафий так и замер. Послышались громкие шаги, тяжёлая дверь широко распахнулась и на пороге комнаты возник князь Довмонт. Вид у него был незавидный. Воспалённые глаза, осунувшееся лицо, тёмная  одежда, как на похоронах. Куда девался прежний весёлый и всегда нарядный князь Нальшанский!  Перед Транятой и Астафием стоял, постаревший от горя и бесчестья, измученный человек.


- Присаживайся, князь.—«захлопотал» Транята.—Эй, слуги, принесите ещё вина! 
- Слышал, ты видно, князь Транята, какое у меня горе.—садясь на скамью, печально проговорил князь Довмонт.
- Ещё бы не слышать, да об этом по всей Литовии слух прошёл!
Лицо князя Довмонта болезненно передёрнулось, но он справился с собой. Посидели, помолчали. Горели свечи, трещал огонь в печи, стояла гулкая тишина. Потом князь Довмонт тяжело вздохнул и проговорил:
- Дело у меня к тебе великий князь Транята…
- Говори.

- Я и скажу – только с глазу на глаз. Не прогневайся, князь, дело важное.
Астафий Константинович резко встал и поклонился князю Траняте особливо:
- Прощай, великий князь.—и быстро вышел, хлопнув дверью.
- Зря ты, обидел Астафия.—вкрадчиво сказал Транята.—Он в твоём деле может быть очень даже полезен…
- Откуда, ты князь знаешь, о чём я сейчас толковать с тобой буду?—удивился Довмонт.

- Да уж догадываюсь…Мстить ты, князь хочешь…
- Да, князь Транята. Мстить, мстить! Пусть помучается старый волк, как я. Пусть его грязная кровь смоет оскорбление, нанесённое моей чести!
- А не боишься говорить такие слова мне – племяннику господара всей Литовии? Не боишься, что прикажу слугам схватить тебя и передать в руки дядюшки?    
 - Устал бояться, великий князь Транята…
- Хорошо, я помогу тебе.—немного помолчав, сказал племянник Миндовга.


Тоскливо было в новогрудском замке, после смерти Марты. Ульяна всё сидела в комнате своей покойной сестры  тосковала  и плакала, хозяйством не занималась, племянников и видеть не могла, а Миндовга избегала. Миндовг всё чаще и чаще прикладывался к кубку с вином, гася в нём свои обиды на жизнь и тоску по Марте. Холопы и слуги бродили как неприкаянные, не зная чем заняться  – хлеба прокисали, в одежде заводилась моль, в кладовых хозяйничали наглые мыши.

Запустение и беспорядок царили в ранее богатом и хлебосольном доме. Старый Лютавит иногда заговаривал с Миндовгом, чтобы отпустить Ульяну к мужу, но тот стоял твёрдо –последняя воля Марты. Только после смерти жены Миндовг осознал полностью, как он любил Марту и как она ему нужна – как воздух! Её стан, походка, голос - мерещились ему повсюду. Вот идёт девушка— походка, как у Марты, вот мелькнуло платье, похожее, как у неё, вот… И так до бесконечности. Марта снилась ему ночами, мерещилась днём…Она стала  его наваждением.

Однажды ночью, уже достаточно много выпив вина, Миндовг вышел в сад. Была любимая пора его покойной жены – цветения яблонь. Шатаясь, брёл Миндовг под белой полной луной и деревья осыпали его бело-розовыми душистыми лепестками. Стояла тишина, тёплый воздух ласкал разгорячённое лицо князя, а на душе у Миндовга была смертельная тоска. Вдруг он заметил женский силуэт… «Марта!»- «захлебнулось» сердце старого князя. «Марта!» -  прошептал он, не веря своим глазам. Среди цветущих деревьев шла…Марта. 

«Марта!» -закричал старый Миндовг, бросаясь вслед за женщиной. Конечно, это была не его Марта, а её сестра Ульяна, но князь Миндовг, ослеплённый волшебной ночью и вином на время поверил, что его любимая, единственная вернулась к нему. «Марта…- шептал он, хватая, отбивавшуюся Ульяну.—Ты вернулась. Марта, мне без тебя плохо, не уходи…» - он крепко обнял женщину, пошатнулся и они вместе упали на весеннюю траву, под цветущие яблони…
 

На утро, князя Миндовга, разбудил какой-то шум…Он с трудом раскрыл глаза. Болела голова, в волосах запутались какие-то травинки, вокруг стояли слуги и галдели.
- А ну, тихо!—рявкнул Миндовг, с трудом вставая из-под дерева.—В чём дело? Что за шум?
- Ты, князь туда взгляни.—вылез вперёд проныра-Астафий, указывая пальцем куда-то вбок и вверх.


Князь Миндовг нехотя повернул гудящую голову. На соседней высокой старой груше висело тело Ульяны. Раздувшееся синее лицо её было страшно и бодрые весенние мужи деловито жужжали над трупом.
- Дура.— сплюнув на землю, зло сказал Миндовг.— Удавилась. Ты, Астафий распорядись, чтобы её тут же, под деревом, зарыли и ко мне приходи.—и тяжёлым шагом князь отправился к себе, в замок.
 
Через некоторое время, после быстрых «похорон» незадачливой княгини Нальшанской, Астафий уже входил в горницу к Миндовгу. Князь, растрёпанный и помятый сидел за  неубранным столом и допивал очередной кубок вина.
- Ну, скажи, Астафий, разве не дура сестра Марты?—встретил он вопросом, входящего боярина.—Эх, Марта, Марта…на кого ты меня покинула.
- Да-а-а…--задумчиво протянул Астафий.—Нехорошие слухи пойдут.
- Да мне плевать на слухи и бабьи дрязги!—заорал Миндовг.—Я на этой земле хозяин и холопьи замечания слушать не желаю! Воли много взяли!


Астафий опасливо отступил назад, к двери, но Миндовг вдруг успокоился и налил себе ещё вина.
- Великий князь.—осторожно начал Астафий, после продолжительного молчания.—Может на охоту желаешь выехать?
- Какая охота, ты что спятил?—возмутился Миндовг.—На Брянск войска собираем…
- А зачем тебе, великому государю утруждаться? Есть у тебя подручные князья и бояре – пусть они во славу твою повоюют. А тебе и отдохнуть надо, поберечь себя…А то… вдруг что не дай бог, сам знаешь - подданные без господаря, что сироты без отца.
- Ладно, уговорил.—ответил Миндовг, немного поразмыслив.—Поеду на охоту, только и сыновей прихвачу. Только никому не слова – куда мы направимся. Понял?
- Ни единой душе… 
Продолжение: http://proza.ru/2023/01/21/924


Рецензии
Вообще-то сомнительно, чтобы Марта действительно дала такое завещание. А если дала, то в предсмертном бреду.

И ещё один аспект. В Средние века, как и в древнем мире было принято отдавать знатных юношей на воспитание в другие семьи. Так Святослава воспитывал Свенельд, Владимира - Добрыня, короля Артура - Мерлин, древнегреческого героя Тесея - кентавр Херон.

Европейские дворяне с семи лет отдавали своих детей в пажи. В Хиве мальчиков с двух лет отлучали от матери и воспитывали, как воинов. Даже Карибы с семи лет переселяли мальчиков из материнской хижины в дом холостяков, где жили и воспитывались неженатые мужчины. Зулусы с 12 лет забирали мальчиков из семей в особые лагеря, где их учили быть воинами.

Смысл системы очевиден. Надо воспитать не изнеженного и капризного барчука, а стойкого и сурового воина. Дома мамки с няньками избалуют княжича, сделают его неспособным к дальнейшей жизни. Тогда, как старый воин и накажет, и заставит, и научит.

Так не пора ли княжичам уже уходить с женской половины. И Ульяна в таком свете княжичам вообще не нужна. Вернее, нужна Миндовгу, как провокация - формальная причина для войны против Довмонта.

Михаил Сидорович   28.11.2025 07:25     Заявить о нарушении
На это произведение написано 9 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.