Герои нашего двора. Картинка Пятая. Последний рубе

         
– Привеет! – выходя из подъезда слышу, где-то за спиной, дребезжащий старческий голосок. Оборачиваюсь. Никого нет. Почудилось видимо. Пыльный летний дворик пуст. Середина рабочей недели, да и утро, прямо сказать давно уже позднее, разъехались соседи. Кто на работу, кто по «делам», а кто и на дачу. Некому разговаривать.

   Только мне никуда спешить не нужно– от торопился своё. Да и дел на сегодня у меня запланированных нет, да и с дачей лет как двадцать назад «завязал», зарёкшись больше не наступать на одни и те же «грабли».

  Подхожу к своему авто, одиноко приютившемуся на опустевшей парковке и отчётливо слышу тот же слабый голосок: «Привееет!». Внимательно оглядываю двор скользя взглядом по пустым глазницам окон не заселённого ещё полностью дома. Никого не вижу.

 Разыгрывает меня кто-то видать.

   Назавтра история повторилась. Утро. Вдвоём с женой выходим из подъезда к машине, и я отчётливо слышу всё тот же тоненький голосок: «Привееет». Услышала и супруга. Как по команде оборачиваемся на голос. Никого нет. Сегодня поторапливаемся, некогда разглядывать окна.

   Прошла неделя, может и две. Дома бывали редко, всё больше в дороге. Колесили по просторам Алтая, а чего сидеть в четырёх душных стенах!

   В круговерти событий история с голосом почти забылась, и напомнила о себе только тогда, когда очередным утром, как всегда не ранним, выходим из подъезда и слышим знакомый голосок: «Ребята, привеет!». Переглянулись с женой: Не чудится ли?

   – Ребята! Я здесь!

  Обернулся на голос. В окне первого этажа, в нижней его трети замечаю маленькую, почти детскую головку седого как лунь старичка. «Подойдите поближе, пожалуйста», – голос говорящего слаб. «Я хочу с вами поговорить!»

  Дружно, не сговариваясь, почти в ногу шагаем по нескошенному газону к окну.

  – Ребята! Какая же вы красивая пара, я давно за вами наблюдаю, – негромкий, надтреснутый голосок говорящего чуть слышно доноситься через узкую щель открытых на проветривание тройных стеклопакетов.

   Усмехнулся про себя: Пара: гусь да гагара. Жена, ладно куда ни шло– молода, красива, а я-то туда же. Лет двадцать бы скинуть. Тогда может и да!

  – Дедушка! – взволнованный голос жены прерывает мои невесёлые раздумья. «Простите нас, что раньше Вас не приметили! Вы видимо один живёте? Может продуктов каких прикупить нужно? Мы сейчас быстренько съездим, купим!»

  – Нет, ничего не надо. Всё у меня есть, внучка раз в три дня приходит. Мне поговорить с людьми хочется.

   Поболтав с дедулькой минут десять и понимая, что скоро жильцы дома выйдут гамузом бить меня за клубы дыма от уже лишку прогреваемого автомобиля, прощаемся. Супруге сладкого не надо– дай с бабушко-дедушками «поторчать», ведь выросла на завалинке среди десятка бабулькиных товарок!

  – Как неудобно получилось-то! Дедушка нас звал, звал, а мы его и не слышали, – завела супруга разговор в машине. «Надо почаще с ним разговаривать. Одиноко ему, без живого общения».

   Почти каждое утро, как только видели в окошке белое пятнышко седой головы старика спешили перекинуться с ним парой словечек.

   И каждый раз не давало мне спокойствия распирающее любопытство: Сколько же деду лет?

  Спросить прямо стеснялся, но однажды, когда поинтересовался его здоровьем, тот, усмехнувшись произнёс: «Надеюсь здоровья хватит до ста лет дожить-то, до осени! Это мой последний рубеж».

  – Сто лет, осенью? – в изумлении всплеснула руками жена.

  – Да, в октябре, и, исполнится, пятого.

   До своего столетнего юбилея дед Алёша так и не дожил. С августа зачастила к нему «скорая», а к концу сентября, прогревая во дворе машину приметил распахнутые окна дедулькиной квартиры из которых сноровистые грузчики выбрасывали прямо на газон старенькую мебель, а у подъезда, в черном крохотном платьишке, и в таком же крохотном платочке, стояла заплаканная девчушка.

   Глаза предательски защипало и на небритую щеку накатилась скупая мужская слеза.

  И подумалось: Как жаль, что за каждодневной никчёмной суетой мы мало, ох как мало замечаем вокруг себя тех кому нужны!