Блок. Почиет в мире Теодорих... Прочтение

 
«Почиет в мире Теодорих…»
 





                Почиет в мире Теодорих,
                И Дант не встанет с ложа сна.
                Где прежде бушевало море,
                Там – виноград и тишина.
                В ласкающем и тихом взоре
                Равеннских девушек — весна.
 
                Здесь голос страсти невозможен,
                Ответа нет моей мольбе!
                О, как я пред тобой ничтожен!
                Завидую твоей судьбе,
                О, Галла! – страстию к тебе
                Всегда взволнован и встревожен!
                Июнь 1909







 Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     Анализ художественной структуры и содержания стих.  см. в статье Е. Эткинда "Тень Данта ... (Три стихотворения из итальянского цикла Блока)" 

     [
     Опять же очень рекомендую – прекрасная статья.
     ]

     – «Почиет в мире Теодорих, // И Дант не встанет с ложа сна.» –  В письме к матери от 13 мая 1909 г. Блок, в частности, сообщал: "... мы видели могилу Данта, древние саркофаги, ( ... ) дворец Теодориха. В поле за Равенной среди роз и глициний – могила Теодориха".

     [ предыдущее стихотворение («Равенна»):
     – «... Чтоб спящий в гробе Теодорих // О буре жизни не мечтал.»  – Теодорих Великий (456-526) – король остготов, в 493 г. завоевавший Равенну, древнюю столицу Западной Римской империи. ]

П. Муратов…
     [
     «Павел Павлович Муратов (1881-1950) - один из самых талантливых  представителей русской культуры. Он известен как писатель, историк,  искусствовед и издатель. "Образы Италии" – соединение всех его талантов в единое целое, которое можно определить как талант видеть и ценить прекрасное в жизни, тонко чувствовать и наслаждаться образами искусства.
     П.П. Муратов родился в южной части Воронежской губернии в небольшом городке Боброве. Отец его был военным врачом. После обучения в кадетском корпусе, Павел Муратов поступил в санкт-петербургский Институт путей сообщения и получил диплом инженера. Обстоятельства сложились так, что в 1903 году Муратов приехал в Москву, и в Москве он жил в семье брата, офицера генерального штаба, в самом центре на Арбате, у Никитских ворот. Атмосфера художественной и политической жизни столицы захватила молодого и талантливого человека. Муратов устроился на службу в Библиотеку Московского университета, а позже стал хранителем отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, затем стал сотрудником Исторического музея. Школа знаточества, которую П.П. Муратов прошел в Румянцевском музее, воспитала в нем исключительный вкус, тонкий и верный взгляд, а работа в Историческом музее дала твердое основание его историческому образованию, воспитала в нем умение видеть историческую перспективу и объемно представлять каждое явление культурной и исторической жизни. Большую роль в его судьбе сыграло его первое путешествие в Париж. П.П. Муратов открыл для себя Сезанна и постимпрессионистов. А в 1908 году он впервые попал в Италию.
     Италия была, пожалуй, главной любовью этого необыкновенно умного и тонкого знатока европейской культуры…»
                О. Гасанова. [Вступит. статья] «П. П. МУРАТОВ. ОБРАЗЫ ИТАЛИИ»
     ]
     …в своей книге об Италии так писал о гробнице Теодориха Великого: «Гробница короля готов находится за городом среди полей, садов и виноградников. Ее массивный купол хорошо знаком равеннекому пахарю и виноделу.
     (... ) Это одно из тех мест на свете, где почему-то дано живо ощущать ход веков, где такое отвлеченное понятие, как "история", чувствуется с захватывающей силой и близостью.»
     (Муратов П. Образы Италии. Т. 1. С. 138).
     Ср. также об усыпальнице, где погребен прах Данте:  «Еще один мавзолей находится в Равенне, – часовня, сохраняющая священный прах Данте, умершего здесь в 1321 году. Но его великой памяти не достойно это маленькое скучное здание, окруженное провинциальными  скучными домами» (Там же).

     – «Где прежде бушевало море, // Там – виноград и тишина.» –  ...  П. Муратов так описывал бывшую равеннскую гавань: "Порт давно занесен песком, но, судя по словам Данте, в его время церковь (Санта Мария ин Порто.- Ред.) еще была недалеко от моря. Теперь здесь нет никаких признаков моря, кроме настойчивого влажного ветра. Церковь окружена пространствами недавно осушенных полей, молодыми фруктовыми садами и виноградниками" (Там же. С. 139).

     – «В ласкающем и тихом взоре //  Равеннских девушек – весна.» – Ср. запись, сделанную Блоком в Равенне 10 мая 1909 г.: "Ласкающий, тихий, пристальный взгляд равеннских  девушек. Невинность" (ЗК. С. 133) [Записные книжки].

     – «О,  Галла! – страстию к тебе // Всегда взволнован и встревожен!» –  О Галле Плацидии см. в коммент. К стих. "Равенна".
     [
     – «... Чтоб черный взор блаженной Галлы, ~ Не пел страстей протекших лет.» – В примеч. к стих. в III1 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3.  Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.] Блок так писал о "той, которая названа Галлой в четвертой строфе и Плакидой в пятой": "Я позволил себе так грецизировать имя Галлы Плацидии, лицо которой у некоторых художников похоже на лицо гречанки. Впрочем, да простит мне археолог мои личные мысли о знаменитой царице V века, сестре, супруге и матери римских императоров (Гонория, Констанция и Валентиннана III), вдове вестготского вождя (Атаульфа).
      Многошумная судьба бросила эту страстную и властолюбивую женщину от позорной колесницы варвара на трон Западной Римской Империи, сердцем которой была пышная в те дни Равенна. Образ Галлы с лицом то девически-нежным, то твердым и жестоким, почти как лицо легионера, неоднократно  вставал перед художниками, в том числе русскими. Средневековое предание говорит, что она похоронена в сидячем положении; но ее высокий саркофаг, как и соседние с ним (сына и мужа) – пусты" (С. 192).
     Ср. также о Галле Плацидии в письме Блока к В.Я. Брюсову от 2 октября 1909 г.: « ... я не мог не посвятить двух строф царице, поныне властвующей над Равенной незримо. Думаю, что она походила на ту египетскую девушку, изображение которой хранится на доске в Александрийской комнате Флорентийского археологического музея (см. очерк "Взгляд египтянки" в "Молниях искусства", СС-8 5 . С. 397-399. - Ред.). Впрочем, в Уффициях. есть картина Карло Дольчи – Плацидия с крестом. Но здесь она – более римлянка, а я думаю, что тип ее – греческий и брови византийские – дугами, как у той египтянки. И была она именно Плакида, а не Плацидия». О портрете Галлы Плацидии работы Карло Дольчи, который Блок видел в картинной галерее Уффици во Флоренции, он сделал следующую краткую запись: "нежная, черноокая, юная, держит распятие" (ЗК. С. 140).
     ]
     »

     Обращу внимание на строки:

                О, как я пред тобой ничтожен!
                Завидую твоей судьбе,
                О, Галла! – страстию к тебе
                Всегда взволнован и встревожен.

     Прочитав всю строфу, понимаешь, что это обращение к “Галле”, но первоначально оно воспринимается, как обращение то ли к Теодориху, то ли к Данту:

                Почиет в мире Теодорих,
                И Дант не встанет с ложа сна.

                …О, как я пред тобой ничтожен!
                Завидую твоей судьбе…

     И последняя фраза становится обращением ко всем троим. И несмотря на самоуничижение («…как я пред тобой ничтожен!»),  отчетливо ясно, что герой стихотворения уверен, что вот такая судьба – Теодориха с его Галлой,  Данта (и Беатриче) – была доступна и ему. И “ничтожен” он  именно потому, что те – при равном потенциале! – сделали, а он – не сумел.

Е. Эткинд. Тень  Данта:
     «
     …Каждая из обеих строф этого стихотворения начинается с безнадежности смерти и кончается торжеством жизни: первая — словом «весна» (а не «печаль», как было в «Равенне»), вторая — признанием в страстной любви к давно умершей Галле. Причем строфа II прямо построена как спор с самим собой:  «Здесь голос страсти невозможен...» Однако: «  ...страстию к тебе // Всегда взволнован и встревожен!» Вечная жизнь Галлы, опровергающая ее физическую смерть, – это ее жизнь в памяти, в искусстве, являющемся высшей формой памяти.
     …Композиция этого стихотворения выражает идею столкновения внешнего – и внутреннего, мертвого – и живого, наружного покоя – и внутренней тревоги, даже эпического и лирического начал. Такова противоположность этих двух строф. Единство же их в том, что для Блока мысль о человеке – это продолжение его реальной жизни, его спасение от небытия.
     »