Жучила

      Жучила

      Сеня Кротов жил в том же подъезде, что и Олег, двумя этажами выше. Может, поэтому он относился к Олегу снисходительно, с оттенком лёгкого пренебрежения. Ну и что из того, что он был на год старше и в чём-то сметливее Олега – его напыщенная заносчивость едва ли имела столь уж бесспорные основания для демонстрации своего превосходства, а потому вызывала у Олега неприязнь. Мало ли вундеркиндов у нас во дворе? Вон, взять того же Валерку Кулакова. Он уже играет в хоккей за известную городскую команду и подает большие надежды. Правда, пока среди юношей. Но, всё равно, не выпендривается и ведёт себя со всеми на равных, хотя и постарше многих будет.

      Кротова недолюбливали многие во дворе. Особенно не жаловали его одноклассники. И, хотя таковых здесь было от силы пара человек, о его дурном характере поговаривали и те, кто заглядывал сюда из окрестных дворов. 
      Наверное, виной тому было непомерное хвастовство паренька. В свои неполные четырнадцать он уже обо всём знал и везде успел побывать. В это мало верилось, но весь его вид и тот апломб, с которым он что-либо утверждал, говорили, что именно так всё и было. Вступая с кем-нибудь в спор, он, того не ведая, свято следовал принципу, сформулированному ещё Бомарше: чтобы рассуждать о предмете, вовсе не обязательно быть его обладателем. Конечно, ни о каком Бомарше в свои годы он и слыхом не слыхивал, но спроси у него об этом, ответ наверняка был бы утвердительным.

      С хитрым прищуром глаз и вкрадчивой улыбкой, он вечно сочинял небылицы о своих бесчисленных похождениях, в которых он с честью выходил из любых положений, вплоть до самых незавидных. Ну а редкие неудачи списывал на происки врагов или на стечение роковых обстоятельств. Зимой он непременно посещал кремлёвскую ёлку, а на летние каникулы уезжал на море. Говоря об этом, он тут же поправлял себя: конечно же, не уезжал, а улетал, причём на турбореактивном самолёте. У слушающих  захватывало дух - ещё бы, эра легендарных Ту-104 тогда только наступала.

      Тем не менее, всякий раз находился кто-то, кто видел его в городском пионерлагере как раз в то самое время, когда он должен был нежиться в лучах жаркого солнца и качаться на волнах. Это его ничуть не смущало: он тут же вносил правки в хронологию своих странствий или, что было чаще, обвинял свидетеля если не в откровенном вранье, то, по крайней мере, в жалких заблуждениях.

      – А ты очки не забыл протереть? – осаждал он «свидетеля». – В пионерлагере! Да ты попросту завидуешь. Сам, небось, никогда на море не был, вот и наговариваешь!
      Правдоискатель тут же тушевался: семейные поездки на курорт в ту пору действительно были редкостью, а ошибиться мог каждый.
 
      В футбол играть с ним никто не любил: получив мяч, он больше с ним не расставался.
– Крот, дай мяч, я тут один перед воротами!
        – Не дам, ты в овсе пасёшься.

       По дворовым понятиям «офсайда» у них не существовало, и это была отговорка. Он продолжал пинать перед собой потрёпанный мячик, а, уткнувшись в соперника, пыхтел и толкался до утраты кожаного снаряда. А иногда и вовсе норовил подыграть себе рукой. После чего с пеной у рта утверждал, что сделал всё по правилам.
      – Это было плечо!
      Если бы плечо! Но, даже если и так, то в том, что плечо – часть руки, убеждать его было бесполезно.

      Впрочем, в других играх он вёл себя примерно также. В общем, жучила ещё тот. Недаром про него так и говорили – ну ты и жук! Наверное, под этим подразумевалось «жулик», но так было короче и доходчивее.

      Олегу почему-то казалось, что виной всему была обидная кличка, производная от его фамилии. Будь у Олега такая, он, может быть, тоже невзлюбил бы весь свет и искал утешения если не полном уединении в глухой, если уж так угодно, кротовой норе, то в мире своих иллюзий. Там, где у него всё складно, красиво и по высшему разряду, в отличие от того ущербного мира, в котором обитают его недоброжелатели. И рассказывать им об этом, чтобы завидовали. Видимо, Крот так и поступает. Ну конечно же, в этом всё дело!

      Олег нередко на собственной шкуре испытывал обиду, если не унижение, когда к нему обращались, коверкая фамилию на разные лады. В случае с Кротовым особой фантазии и не требовалось – готовая кличка сама напрашивалась на язык. Но Олегу было искренне жаль парня, когда к нему обращались подобным образом даже в самой безобидной ситуации.

      Может, проявление чуткости хоть как-то выправит положение дел, и он в конце концов выберется из своего кокона, из той защитной оболочки, которая обросла шипами хвастовства и нарочитой фанаберии. Ведь с виду вполне себе нормальный парень, просто затравлен старшими, потому и ершист.

      Решив так, Олег дал себе зарок впредь быть с Кротовым поприветливее и называть его исключительно по имени. В пример остальным. Вот увидите, думал он, всё изменится. Потому, что ласковое слово не только кошке, но и крошке приятно – так, наверно, именуется женская особь у этих «землероев». Он и тут же поймал себя на том, как глубоко укоренилась в нём привычка пользоваться общепринятым прозвищем. Но ничего, справимся. Подвернулась бы подходящая возможность, чтобы проверить это.
      И такая возможность вскоре предоставилась.
   
      Отлег сидел  дома и слушал музыку. В дверях раздался звонок. Он отпер замок и выглянул наружу. На пороге стоял Кротов.
– Привет, Сеня.
– Привет. Что это у тебя там играет?
        – Битлз.
        – А что это?

        Олег впервые видел такую реакцию у приятеля. Чтобы Сенька чего-то не знал!?
       – Заходи, покажу.

       Что такое «Битлз» Олег тоже узнал всего пару недель назад. Родители вернулись из зарубежной поездки, первой и единственной в их жизни. Кроме цветастых футболок для мальчишек они привезли ещё и музыкальные диковинки – два разноцветных пластиковых прямоугольника с танцующими фигурками и названием исполнителей на английском языке.
       Музыка на зелёном сразу покорила Олега – ничего подобного прежде он не слышал. Поэтому название группы запомнилось и сразу и так же сразу легло на душу. The Beatles. Да и названия песен тоже звучали просто и незамысловато. И даже замечание Серёги, Олежкиного товарища, что «Битлз» – это производное от английского слова «жук» – не испортило впечатления от услышанного. Ну жуки и жуки, что в том плохого.

       На жёлтой пластинке какая-то другая группа исполняла задорный рок-н-ролл, тоже ничего, но от их музыки, как выражался тот же Серёга, его так не вставляло.
На проигрывателе сейчас вертелся зелёный прямоугольник. Жёлтый лежал рядом.
       – Ух ты! – округлил глаза Сеня. – Откуда они у тебя?
       – Родители из Польши привезли.

      Сеня схватил пластинку в руки и стал жадно разглядывать ее. Глаза его горели.
      – Слушай, у нас завтра в классе вечер, танцы. Хочется одну девчонку потискать, а музон этот как раз в тему будет. Как ты говоришь? «Girl»? «And I love her»?  Самое то. Не одолжишь на денёк?

      Олег задумался на секунду. Внутри боролись противоречивые чувства. Он уже успел он сроднился с этими прямоугольничками, и мысль о расставании с ними даже на короткое время была тягостна. С другой стороны, плохо, когда вещи порабощают человека – так учил отец. Но сам при этом не очень-то доверял машину супруге. Может, просто опасался? Так ведь и я опасаюсь. А вдруг что?

      Но и прослыть жадиной тоже не хотелось, а уж Сенька вряд ли упустит возможность прилюдно уличить его в этом. Тем более, что обещал себе быть помягче с ним.
      – Возьми, только поаккуратней с ними.
      – О чем речь, не ссы.


      Вечером Брат Олега заметил отсутствие пластинок.
      – Где они? – спросил он.
      – Сенька Кротов попросил, у них завтра классный вечер.
      – И ты дал их ему? Этому жучиле?!
      – Да, а что?
      – Эх…
      Он сокрушённо махнул рукой и ушёл в другую комнату.

      На следующий день Сеня так и не появился.
      Через день – а учились они в разных школах – Олег поджидал приятеля после уроков, нетерпеливо поглядывая в окно.

      Наконец, Сеня появился во дворе и направился к их подъезду. Олег, как бы невзначай, вышел на лестничную площадку и стал спускаться вниз.
      – Ну, как прошёл вечер? – спросил он поднимающегося навстречу приятеля, пытаясь сохранить безразличие. На душе противно скребли кошки.
      – Да всё нормально. Только вот, знаешь, пластинки твои украли!
      
      У Олега что-то оборвалось внутри. Только не это!
      – Не может быть. Шутишь!?
      – Да я и сам не помню, как такое случилось. Наверное, гад какой-то  тиснул со стола, пока я танцевал. Положил рядом с проигрывателем, собирался на следующий танец поставить. Гёрл, говорю, подруге. Вернулся – а их уже и нет. Как корова языком...
      Мир утратил свои краски.

      – И... что теперь делать? – выдавил он из себя.
      – Сам не знаю. Не в милицию же обращаться из-за такой мелочи. Может, вернут ещё. Ты уж извини.
      Он развёл руками.

      Олег молчал повернулся и, машинально сделав несколько шагов  наверх, схватился за ручку двери. Застыв на секунду, он рванул её, миновал порог и захлопнул за собой дверь. И только здесь пришёл в себя от первого шока.
      Вернут? Он понимал, что тешить себя этой надеждой было бы наивно, хотя верить в чудо хотелось. Чья-то совесть – черт его знает, чья – рано или поздно должна была проснуться. Ну не может быть всё вот так просто. И если она существует, эта совесть, не может же она быть совершенно беспробудной. Не её это свойство. Для пьянства такое может случаться, но не для неё. Ведь так?

       И всё же смутно, в глубине души, он сомневался в этом.

      Вечером у них состоялся жёсткий разговор с братом.
      – Я так и знал, – сокрушался он. – Нельзя было Кроту доверять.
      – Почему ты так думаешь, – защищался Олег. – Сеня нормальный парень. Всяк в жизни бывает.
      – Много ты понимаешь… Ладно, наведу кое-какие справки.

      Через день он сообщил Олегу, что удалось выяснить через одноклассника Кротова. В частности, о том, как прошёл тот злополучный вечер.
      – Так вот, они всю дорогу под Ободзинского толкались, никакого рок-н-ролла и в помине не было. Может, он их по дороге потерял? Всяк в жизни бывает! – передразнил он Олега.

      Окончательно упавший духом Олег поведал обо всём Серёге.
      – Да, кроты в жуках толк знают, – после некоторой паузы многозначительно резюмировал товарищ в свойственной ему манере.

      Конечно, будь Олег повзрослее и немного изобретательнее, он придумал бы с десяток способов, чтобы проверить, был ли честен с ним Крот. Да взять, хотя бы, самый элементарный вопрос, который можно было бы задать его родителям. Это было, пожалуй, единственным, на что у него хватило фантазии. Но воспользоваться им он так и не решился. Наверное, потому, что чета Кротовых тоже была не в почёте у жильцов подъезда, и рассчитывать на успех было бы наивно.

      Он представил себе, как вдруг забегают маленькие глаза старшего Кротова, как заострится его и без того острый нос в ответ на его провокационный вопрос. И как он наподобие ветряка замашет своими длинными руками. Наш сынок…

      «А ну их к чёрту, эту семейку, – подумал он. – Какой смысл бороться с ветряными мельницами. Да и Дон Кихот из меня ещё тот», – грустно ухмыльнулся он случайно подвернувшейся рифме.
Но одно ему было вполне по плечу – расстаться с иллюзиями и последовать примеру старших в отношении этого жучилы. То есть забыть про «Сеню». Что-то всё же в жизни они понимают.
      А другие, более достойные «Жуки», к нему ещё обязательно вернутся. И уже не на пластиковых подделках, а на качественном виниле – он непременно этого добьется. И называть их он будет своими настоящими именами.