Урок истории

      Разбирая бумаги, наткнулся на открытку.  «Дорогой Иван Петрович, поздравляем Вас с Днём Учителя…». Писали ученики 6-го класса. Открытка напомнила тот урок.

      По распределению я был направлен в небольшой районный городок. Средняя школа располагалась в старом одноэтажном деревянном здании. Недалеко стояло также деревянное двухэтажное общежитие, куда меня поселили.       
   
      Мне предложили вести уроки истории в пятых-шестых классах - мой любимый период - древний мир и средние века.               
      Подростком я мечтал стать разведчиком, поэтому с радостью учил немецкий – единственный тогда иностранный язык в нашей школе. Интернета в то  время не было, а  однообразный и скучный пейзаж посёлка, где я жил, наводил уныние. Потому на уроках истории и географии испытывал наслаждение – дальние страны, романтика рыцарских походов…

       С возрастом мысль о разведчиках рассеялась,  а любовь к истории, географии и иностранному языку осталась. И вот, выучившись на учителя истории, стою первого сентября на линейке  в школе, испытывая чувство ученика, каким был недавно, и волнение учителя.

       Напутственное слово произносит старейший по возрасту преподаватель  - учитель немецкого языка – потомственный немец. Говорит с  акцентом. Микрофона нет и Карлу Карловичу – так звать педагога, приходится напрягать голос и почти кричать. Немецкий акцент от этого усиливается. И, если добавить сухой, глуховатый голос оратора – речь выглядит не  совсем праздничной.

       И тут во мне заговорил историк и любитель иностранного языка. - Я вспомнил  Генриха Шлимана –  археолога, раскопавшего знаменитую Трою. Ещё подростком он придумал новый способ изучать иностранные языки. Нанимал иностранца и читал текст на его языке  очень громко. А тот поправлял произношение. Так Генрих научился говорить на десяти языках без акцента.  Но Карл Карлович не подозревал о своём акценте и о Шлимане.             
               
       Я же знал, что  познакомлю учеников не только с историей, но и с тем, чем сам увлекался, не подозревая, какие препятствия меня ждут.   

       Начались занятия. Моя увлечённость романтикой прежних эпох передавалась ученикам.
       С подростками не было трудностей, возможно, из-за моей любви к предмету. И только один шестиклассник обращал на себя внимание. На уроках мешал другим. Затаившись, стрелял пшеном из трубочки. Видя его хитрые, недобрые глаза, казалось, что он всё время замышляет что-то нехорошее.    
 
      Злоумышленник дружил с местными переростками, которые по вечерам ходили группой по улицам, пугая прохожих. Стоит ли говорить, что одноклассники его не любили и связываться боялись. Но он учился не в том классе, где я вёл руководство, и меня мало интересовал.   

       Настал День Учителя – первое воскресенье октября. В школе его ждали. Большинство учителей были молодыми – немногим старше меня и даже ровесники - в основном женщины и девушки. Мужчин было мало. Пожилой директор - больше похожий на завхоза - ходил по школе с беззаботным видом  в старой фуфайке, упомянутый Карл Карлович, немного женственный, но очень активный тридцатилетний учитель математики, два преподавателя физкультуры  -  обаятельные, шустрые молодцы моего возраста и я. 

       В одном из классов на сдвинутых столах устроили напитки и яства. Старше сорока никто не пришёл. Смеялись, пели, ставили инсценировки. Физруки дуэтом станцевали какой-то придуманный ими танец, да так синхронно, что вызвали аплодисменты.

       Как уже говорил, школа была одноэтажной и в какой-то момент я заметил в окнах рожицы – это ученики за стёклами наблюдали за нами и среди них, как и положено, упомянутый подросток.  Мы помахали зрителям рукой, давая понять, что видим и ценим их присутствие. После чего интерес  к нам у них пропал и вечер продолжался.

      …Занятия шли своим чередом. В трёх остановках от школы располагался Дворец культуры, куда однажды я отправился в кино на вечерний сеанс.   

       В то время кинотеатры почти заполнялись зрителями. Я занял своё место в середине зала. Свет начал гаснуть и тут мне в затылок ударило что-то острое. Обернулся и увидел в нескольких рядах от себя ухмыляющееся знакомое лицо. Я знал, что некоторые  зловредные подростки стреляют из рогатки в одноклассников пульками из алюминиевой проволоки. Но чтобы в учителя – такой дерзости не ожидал. Свет погас.            
       Я был начинающий педагог и плохой воспитатель. По жизни, когда мне говорили или делали гадости, я удивлялся и не сразу понимал, как реагировать. Но теперь знал, что словами вредителя не изменить.

        На следующий день был урок истории в его классе. «Злодей» вёл себя, будто ничего не произошло. О чём-то разговаривал с соседом по парте. И вдруг он негромко выругался, но это слышал весь класс. В таких случаях учителя удаляли наглеца из класса, чтобы учебный процесс  не пострадал. Но я так устроен, что в критические моменты иногда совершаю поступки, несвойственные моей скромной натуре.

       Вот и здесь, оторвавшись от журнала, я встал и громко повторил ругательство, делая вид, что не знаю, от кого из подростков оно исходило. Эффект был разорвавшейся бомбы. То были последние годы целомудренной советской власти, когда ещё все знали, что матерки зло и за них наказывают. А тут учитель сам…

       Ученики кто со страхом, кто с удивлением смотрели на меня. Выждав паузу, я сказал, что умею материться лучше того, кто только что это сделал, так как вырос среди бандитов (тут я немного приврал), но не позволяю себе подобного.  И что ругаются только слабые, безвольные и трусливые люди , надеясь испугать грубостью окружающих.

     В классе стояла тишина. Ученики были ошарашены моим поступком и удивлены тем, что я не прогнал нарушителя. Но я видел, что сказанное мной понравилось и было воспринято всеми, как их личная победа над грубияном.

      Я не любил и не умел читать нравоучений и если такое случалось, испытывал потом неловкость. И теперь, чтобы её скрыть, улыбнулся и сказал, что урок продолжается, не подозревая, что через несколько минут класс снова будет наблюдать мой поединок с хулиганом.

     Завуч требовала, чтобы на уроках отвечало как можно больше учеников. О чём свидетельствовало бы количество оценок в журнале. Я  упростил для себя проблему. В начале урока несколько человек отвечали домашнее задание, потом я излагал новый материал с привлечением разной исторической информации, которую накопил, будучи студентом. А затем начиналось самое интересное для учеников. Я задавал им вопросы о том, что рассказывал и из прошлых уроков - полководцы, короли, рыцари, битвы, даты… и по их ответам ставил оценки. Вопросы иногда повторялись и ответы легко запоминались. Оценки были положительные. Весь класс тянул руки.   
         
      И тут я заметил, что нарушитель тоже тянет руку. Я  поднял его. 
               
      Так сложилось, – кто правильно отвечал на  вопрос, получал следующий. И лишь после нескольких ответов - оценку. И теперь все с удивлением посмотрели на ученика, который на занятиях редко говорил, а больше вредил, а тут ещё после инцидента - сам попросился отвечать.   

       После первого вопроса я задал следующий – все притихли. Он ответил. И тут я обратил внимание на его лицо. Исчезло наглое, глуповатое выражение. Взгляд прояснился. - Передо мной стоял теперь другой подросток. И на третий вопрос прозвучал правильный ответ.

      Уже и я удивился. И неожиданно вспомнил, как в школе, где я учился, преподавательница химии – старая, вечно всем недовольная худая женщина, если ученик получал двойку, а в следующий раз отвечал на пять, ставила  четвёрку, утверждая, что после двойки нельзя ставить пятёрку. Меня это всегда возмущало, как несправедливость. И теперь я вспомнил ту учительницу.

      И очень захотел получить от злостного хулигана правильные ответы на все мои вопросы. Я задал последний, попроще – и он ответил. Класс с облегчением вздохнул. Все за него переживали. «Пять, - произнёс  я.   До конца урока он сидел  красный, не шевелясь. Это была первая пятёрка в его жизни.

     В общежитии меня ждала повестка. Призывали в армию. Через несколько дней я простился с учениками.