Букет 3. Глава 24. 2030

- Собирайся, - сурово промолвила Анжела. - Нас ждут великие дела. Сегодня обсудим с мальчиками положение дел, затем поговоришь с Гвендолин по Скайпу. Глафира уже прислала кой-чего по твоим заказам, но это так, примерные заготовки. Позже надо встретиться всем вместе, я просто не знаю, как. Появляются новые проблемы.
Она произносила слова для меня, задумчиво рассуждая сама с собой, нервно расхаживая по комнате. Она раскрыла во всю ширь окна тяжёлые плотные шторы, изгоняя из помещения последние свидетельства моего недомогания.
Спальня непривычно наполнилась дневным светом. Анжела остановилась возле зеркала, нахмурившись, начала переплетать короткую толстую косу. Тонкие загорелые пальцы без маникюра, зато сверкающие блестящими колечками с синими камушкам, яростно драли щёткой спутанные волосы.
На ней было длинное и скромное хлопковое платье. Никаких тропических нарядов, никаких шорт и даже джинсов. Довольно милое, изящное платье, со слегка обозначенной талией и свободным открытым вырезом, - иначе Анжела не была бы Анжелой. Никто не заставил бы ее надеть платье с воротничком-стойкой или круглым вырезом, застегнутыми рукавами и подобными деталями. Даже если ей необходимо было произвести впечатление строгой и деловой женщины, подобное платье было максимальной уступкой ситуации.
- А ты не можешь одна обсудить с "мальчиками" их дела? - взмолилась я.- Ну зачем там я? Я еще не поправилась... И, если ты помнишь, сегодня ночь на полнолуние. Мне нужно завершить работу со Стасом. Завтра он полезет в свой друидский алтарь...
- Я помню, - хмуро отозвалась мать. - У тебя вся ночь впереди. Нет, Олеся, хватит прятаться. Ты вполне здорова, ты сама это знаешь. Подорвала энергетику, и мы ее восстановили. Просто ты еще не ощутила этого в полной мере, энергия возрастает постепенно. Тебе кажется, что ты слабая, но все уже пошло в плюс, и любые нагрузки сейчас для тебя вполне приемлемы. Пойми, позже вернутся Стас и Китти, все равно мы все встретимся. Ты сейчас - главное действующее лицо, тебе просто некрасиво увиливать от встреч! И потом, пойми, - голос ее смягчился, - чем дольше ты станешь тянуть, тем тяжелее будет начать общаться. Да, ты имеешь право закрыться, сказать, что они в твоей жизни не значатся. Но не пожалеешь ли ты об этом, когда отец навсегда вернется в альфу?
- Мне нужно привести себя в порядок, - вздохнула я, с трудом мирясь с неизбежным. Ну как, как вынести свое помятое лицо и отвыкшую от чужих людей душу на публику? Да еще какую публику... Да еще, когда это твое несчастное лицо - главное действующее?
Первым делом я решила стереть остатки лака с ногтей, и вымыть голову.
- Вы куда-то собираетесь? - в дверном проёме возникла огненная шевелюра Дэвида. Я смотрела на его высокую, статную фигуру - и видела большой вопросительный знак с оранжевой верхушкой.
За меня ответила Анжела.
- Да, посидим с друзьями в кафе. Олеся уже вполне может выходить.
- Надолго? Что за друзья? Вы какие-то... загадочные, взволнованные, - в голосе нарастала обида.
- Дэви, - мягко произнесла мать, - приехал отец Олеси. Настоящий, биологический. Он давно не появлялся в этих краях, жил очень далеко. Сейчас проездом здесь. И хочет познакомиться с дочерью.
Хорошо, что я не участвовала в разговоре, и что на меня уже никто не смотрел. Расчёска соскользнула на пол, баночку с тушью мне с трудом удалось пристроить на полке, не уронив. Мы же не собирались ничего рассказывать Дэви!
- Вот как, - тихо промолвил он. - Тогда, может и мне стоит пойти с вами, познакомиться? Может, пригласить его к нам?
- Нет, Дэви. Не нужно. Хотя спасибо тебе за твое радушие. Но не нужно. Это и так не  просто.
- С ним все в порядке?
Вроде бы я не умею читать мысли, но сейчас определённо слышала два варианта, бьющихся в уме Дэви: "он тяжело болен", "его только выпустили из заключения".
- Да, абсолютно. Он живет на дальнем востоке, женат и, насколько я понимаю, доволен работой и семейной жизнью. Просто мы слишком давно не виделись.
- Понятно, - озадаченно протянул Дэвид, выходя из спальни.
- Зачем ты сказала ему?! Мы же решили... - свистящим шепотом возмутилась я, как только шаги мужа затихли в глубине квартиры.
- Передумала, - спокойно ответила Анжела. - Знаешь, чем меньше приходится врать, тем меньше возможность ошибиться.
- Скажи, почему вы разошлись с отцом? - внезапно спросила я.
- А то ты не знаешь! - Анжела возмутилась. - Ты сама там была и все видела. Он остался в альфе. Разошлись! Скажешь тоже...
- Я не о том. Ну, все равно вы ведь не любили друг  друга уже. Ты быстро утешилась, влюбилась в Родиона. Или нет?
- Да. Но причина изначально была в нем. Я так думаю... С самого начала он рвался туда, во мне искал лишь замену той, первой. Потом просто нашел ее, и остался с ней. А я... это было больно вообще-то, понимаешь? Я не знала причину, но чувствовала какую-то неполноценную любовь. Страсть сменилась вежливостью... Да не смотри ты так участливо, сейчас мне вовсе не обидно! - сердито вспыхнула она, заметив мой взгляд. - Непонятно просто, зачем все было надо... Зря я вспоминаю это теперь, наверное. - Она помолчала, вслушиваясь в себя. - Хотя, нет. Абсолютно все равно. Тебе разве что, переживания. Пойду свежий воздух, посмотрю на погоду. - (Перекур Анжела всегда обозначала какой-то изящной фразой). - Жду тебя.
...
Выйдя из троллейбуса, мы спустились по ступенькам на широкую пешеходную аллею. Здесь росли могучие дубы, болотно-зеленая листва которых была чуть тронута бледно-жёлтым цветом, словно ранней сединой, и психоделические клёны, полыхающие огненными, устремленными в небесную синь, верхушками. Фоном для сего великолепия служило нежное кружево берез.
Асимметричной формы фонтан с блестящей, чуть позеленевшей фигурой медведя с огромной рыбиной (кажется, щукой) в лапах, еще тихонько журчал; возле него толпились и смеялись ребятишки, один малыш катался вокруг на трехколесном велосипеде. Родная вывеска с изображением черного кота и козырек над входом, украшенный золотой цепью с колокольчиком. Благодать... Вот бы сейчас просто погулять, не думая, как перешибить ритуалы друидов и уж тем более, не вести переговоров с разными там пришельцами из другого мира...

Мужчины ждали нас неподалёку от добротной двери под козырьком, украшенным золотой цепью с колокольчиком, с изображением роскошного черного котяры в очках на вывеске. Наверное, не решились войти первыми, или просто наслаждались теплом уходящего лета. В обычных джинсах, без своего театрального камуфляжа, при виде которого в моей голове невольно возникала мелодия из мультфильма "Охотники за привидениями", они сливались с обычной массой праздного народа, гуляющего по Лесному бульвару.
Я ненавидела себя за то, что невольно выпрямила спину изо всех сил, и старалась придать походке пружинящую лёгкость, и, тем самым, кажется, становилась все более скованной и не естественной. Ничего не могла я поделать с собой, вот балда... Зачем, спрашивается, я надела к джинсам черную, украшенную прорезями и пайетками по краю необычного выреза, кофточку? Они поймут, что я нарядилась специально для них, сейчас я поняла это, но было поздно. Рядом с длинным и простым, натурального цвета, элегантным платьем Анжелы я ощутила свою нелепость. "Ладно, зато чёрный верх обладает одним неоспоримым достоинством - на нем точно не будет заметно следов от вспотевших подмышек", - мрачно утешала себя я. - "Боюсь, скоро это станет актуально, несмотря на дезодорант, не оставляющий следов."
Анжела спокойно и дружески обвила руками шею Решетникова, не торопясь принять от него букет белоснежных роз, неловко прижатый теперь к ее бежевому платью, как флаг перемирия. Им ничего не грозило, боли возникнуть не могло, я видела это - просто старые приятели. "Вовремя расстались, не дошло до ненависти", - неожиданно услышала я фразу, прозвучавшую в голове голосом Анжелы, но, разумеется, не произнесенную вслух. Интересно... Значит, все-таки, и такое могу? Но это произошло единожды и помимо воли. А неплохо они смотрятся вместе. Только что староват Александр для Анжелы. Хотя, для нее, пожалуй, все староваты...
Руслана она обняла с большим чувством, но это были дружески-родственные объятия.
Она могла смело обнимать кого угодно, испытывать нежность и признательность, не опасаясь внезапных ненужных эмоций - тех, что вызывал у нее один единственный человек. Может, потому что полная идиллия с ним почему-то была недостижима. Слишком похожие, свободолюбивые души притягивались и отталкивались, раня друг друга. Во-всяком случае, я так понимала теперь...
Отстранив, наконец, меня, но все еще не выпуская из рук мои предплечья, Решетников странно улыбался сжатым ртом, в прищуренных карих глазах плескалась боль.
- Красавица... - выдавил он сдавленным шепотом.
Я вдыхала непривычный запах кожи, смешанный с каким-то очень простым парфюмом - просто свежий аромат, вроде стирального порошка "Миф", и лёгким табачным "шлейфом", стараясь запомнить его. Чтобы потом, при слове "отец", в моей памяти возникал цельный образ - не только зрительный и слуховой, но и осязательно-обонятельный. Без него образ человека неполный, плоский какой-то, неживой. Я плохо помнила внешность Александра, ведь у нас не осталось ни одной фотографии. Он представлялся мне высоким и стройным, обладавшим какой-то грацией кота, с густой русой шевелюрой и светлыми глазами. Возможно, память моя ошибалась. Или он сильно изменился. Появившаяся с возрастом лысина вполне объяснима, как и тот факт, что он кажется ниже ростом - потяжелел, заматерел, а я выросла. Но глаза?
- Почему мне кажется - я помню - у тебя были светлые глаза? - спросила я, не выдержав.
- Ты правильно помнишь. - Он сглотнул слюну, закашлялся. - В этом мире они были светлые.
- Странно. Как так? Миры разные, но ты же не стал другим? Разве так может быть?
- Не знаю. Со мной все не так. В этом мире мне дали чужое тело. И, видимо, часть чужой души. А теперь ее не осталось, я снова стал только собой. Таким, каким я родился... в альфе.
- Значит, здесь у тебя было две души? Ну, пусть не две, но... Наверное, это тяжело, - взглянула я на него. - И место твое, действительно, там.
- Ты простишь меня?
- За что? - глаза невыносимо щипало, но я старательно растягивала рот в улыбке, отгоняя этим движением излишнюю влагу из-под век. Тем более, в этот раз я весьма качественно накрасила ресницы объёмной тушью "Ив Роше", было бы очень жаль размазать ее по щекам. - Я знала все. Раньше мамы. Савелий сказал, Феофан тоже. Они рассказали про Астария, все страшно переживали. Мне было так жалко их! Они объяснили, что ты остался в другом мире, что такова твоя миссия, так надо. Мне в голову не приходило винить тебя. Ты казался почти героем, - я негромко рассмеялась. - Я сама тогда мечтала стать преемницей Гвендолин, просто одержима. Семейные дела меня не волновали. Миссия! Бедная мама! Муж - избранный, удалился в другой мир, дочь, рехнувшаяся на великой миссии...
Стена отчуждения и неловкости, висевшая между всеми нами в первую встречу, исчезла. Теперь мы стали не просто знакомыми, а как по-настоящему близкими людьми, знающими друг о друге то, что больше никто никогда не поймёт. В прошлый раз никто даже не рассматривал друг друга - после спонтанных объятий на окраине города, позже, в кафе, мы невольно отводили взгляд друг от друга, было как-то неудобно. Мы просто утоляли голод - они с дороги, я -  после попытки своей экстремальной вылазки. Один Руслан разряжал обстановку - ему-то не от чего было смущаться. Он говорил о своих разработках, о подробностях эксперимента и о том, как самому не верилось, что он увидит мир дельта... Он обьяснял принцип действия перемещателя; показывал прибор... Надеюсь, он считал, что я заворожена волшебной техникой, и потому не поднимаю глаз выше накрытого столика. Одним словом, тогда нам было не до душевных излияний.
Без малейшего трепета я поздоровалась с Русланом. Отец заполнял сейчас всю эмоциональную часть меня, и ничто другое пока поместиться туда не могло. Временно, конечно. Но хорошо, что я не покрылась холодным потом и не начала заикаться, прикоснувшись к теплой руке великого учёного. А что? - правда ведь, так и есть, хоть и звучит высокопарно.

Мы устроились в дальнем, заглубленном конце зала, за любимым столиком с психопатической (глаза плачут, на губах играет самодовольная, победная улыбка) русалкой на стене. Кажется, русалка смотрит именно на меня, и шевелит сиренево-зеленым хвостом. Нет, конечно, это игра светотени от узких, закрученных спиралью, лампочек в светильниках-"канделябрах".
- Анжела Георгиевна, здравствуйте, простите, можно вас на минутку? - почти одновременно со смуглым улыбчивым барменом Лешей возле нас возникла плотная, перетянутая серебристым фартуком (в отличие от зеленой униформы с черным котом для остального персонала) фигура заведующей Оксаны. - Добрый вечер всем, - кивнула она нашим спутникам кудрявой головой с криво пришпиленной кружевной наколкой, - привет, Олеся! Буквально на минутку я Анжелу Георгиевну, тут такое дело... Леша сейчас быстренько вас обслужит, - Оксана сделала страшные глаза бармену, который вовсе не нуждался в понуканиях.
Леша, мелкий и вертлявый, ухмыльнулся в почти по-гусарски закрученные усы, и протянул меню Александру.
- Что для вас? - обратился он ко мне. - Там, - он кивнул головой на меню, рассмеявшись, - особо ничего нового. Анжеле Георгиевне ее салат и чизкейк, наверняка, не ошибусь! - он снова хохотнул.
- Я не понимаю, что у нас с поставщиками, Анжела. Ничего не понимаю. Разве мы договаривались с "Северной гаванью"? Откуда... - недоуменный голос заведующей Оксаны доносился до меня, пока они с Анжелой не скрылись в раскрашенной под старинную дубовую, как в средневековом замке, двери подсобного помещения. Возле двери стояла стилизованная бочка, стянутая обручами, а над ней висели гирлянды в виде связок чеснока и рыбы, пучки засушенных трав. На бочке посетители обожали фотографировать своих отпрысков.
- Мне, пожалуйста, тёплый салат с баклажанами, рыбку в кляре и ванильный десерт. И капучино. Покрепче.
Надо было набраться сил перед ночным обрядом, а еда разморит меня, пожалуй.
Проголодавшиеся мужчины воодушевленно заказывали мясные стейки с картошкой фри и пиво. Такого рода еда, как стейки, картошка и рыба в кляре, готовилась у нас из полуфабрикатов, но не становилась оттого менее вкусной.
Заказ принесли, и не приступить к еде было невозможно, а Анжелы все еще не было. Пауза затягивалась.
- Итак, я предлагаю перейти к делу, - прокашлявшись, начал Александр. - Мясо чертовски вкусное, пожалуй, придется повторить... В общем, нас привело сюда не только голое любопытство и желание проверить работу экспериментального детища нашего светоча науки. Не только желание увидеть мир дельта и тебя, хотя, конечно, это была сильная мотивация. Я даже не подозревал, насколько... Конечно, Руслан уже отправил вам пробную посылку, благодаря которой вы могли догадаться о нашем прибытии. Сама понимаешь, в космос вначале тоже отправляли собачек. Но посылка, книга, - не живой организм, если она разложилась на квантовые частицы, а затем собралась в другом месте из точно таких же, но других частиц - это никто не заметит. А вот что испытает человеческий организм при переходе - мы не могли знать заранее.
Лишь сейчас до меня дошло, какому риску подвергли себя отец с Русланом, испытывая прибор на самих себе, тайно, чтобы не вызывать ненужной преждевременной шумихи. В этом-то я отлично понимала их.
- К сожалению, не могли сообщить вам о нас через соцсеть. Связь сквозь миры появляется, как и прежде, когда ей вздумается, - продолжал отец.
Странно, они ведь совсем разными были - во время моего детства. Александр виделся мне крупным и светлым, с очень славянском типом внешности, а в Руслане, худеньком, скуластым и узколицем, смуглом, прихрамывающим на одну ногу, несмотря на русскую фамилию, явно было намешано много южной крови - и восточной, и казахской с азербайджанской, что ли. Сейчас, с возрастом, и увлечённые одним делом, они казались родственниками.
- Недавно у нас возникла одна проблема, - замялся отец. - Мне подсказали, что помочь с ней можешь только ты. Уж не спрашивай, кто подсказал... Знаешь, после той аварии Астарий рассказал мне обо всем. Хоть это и запрещено, но его душа, находящаяся тогда между миром живых и небом...В общем, он решил, что пошло оно все куда подальше - запреты, догмы, устаревшие своды правил. Раз уж ввели человека в свою игру - значит, надо доверять. Так что не только ты с Савелием общаешься, и ещё там с кем... Опять я не о том... но что поделать, здесь все имеет значение. Кстати, тот портал, который возник сам по себе, точнее, из-за меня, - закрыт. Сейчас между мирами могут проходить лишь сами управленцы и их свита. Здесь, у нас, во всяком случае. Так что прибор - единственная возможность и встретиться, и... вернуться.
- Так что же у вас произошло? - быстро спросила я, чтобы не позволить себе излишне задуматься над последней фразой.
- С некоторых пор... нас стало тревожить душевное состояние моей приёмной дочери. Жены Руслана.
Я, конечно, знала, что Ася - жена Руслана. Более того, знала даже причину произошедшего с ней. Не знала только, могу ли озвучить ее нашим гостям, имею ли право. Не было мне указаний на этот счет, а сама я не могла догадаться, как лучше. Ну, нет у меня опыта работы с клиентами! Стас и то справился бы лучше.
Зато, при слове "жена Руслана", я невольно взглянула на него, и сердце сразу покатилось по знакомой, накатанной болевой дорожке с такой радостной готовностью, словно только и ждало этого момента, тосковало по нему годами, не находя подходящего триггера. Оно ничего не забыло, оно скучало и пустовало без этой сладостной муки. Выходит, можно скучать по знакомым страданиям? Да еще стократ сильнее, чем по возможной радости. Звучит полным бредом, но я чувствовала именно так - прямо-таки, облегчение и комфорт от возникновения привычной боли. Наверное, так ощущает себя рука или нога, когда принимает вредную для здоровья позу, в которой она затекает, немеет, болит, - но поза настолько привычна и удобна, что телу очень хочется принять именно это  неправильное положение. Боль затопила до самых ушей,  стало нечем дышать, нечем слушать. "Жена. Его жена. И утрись, у него жена, и ничего ты с этим не сделаешь, ты еще помогать ей должна. Ох, кажется, я понимаю Зою... "
Ничего, вроде бы мои собеседники не поняли причины моих перекошенно-стиснутых губ и чересчур длинной паузы. Они почтительно и терпеливо ждали. Наверное, считают, что я ушла в себя, и мысленно уже смотрю ситуацию.
Я и правда ушла в себя... Затем заставила себя посмотреть на Руслана. Пристально посмотреть, как когда-то научила Глафира. Я знала, что ему будет больно, зато я увижу его не женским, а ведьминским взглядом.
Лицо Руслана будто бы приблизилось ко мне, став плоским светлым овалом с чёрными провалами на месте глаз. Я уже не видела ни улыбчивого, слегка асимметричного рта, ни тонкого носа, ни гладкого смуглого лба, благодаря залысинам кажущегося слишком высоким, ни густых, чуть нахмуренных бровей с вертикальной морщинкой между ними. Кажется, он издал некий сдавленный возглас, но я не останавливалась. Передо мной находилось лишь светлое овальное пятно с двумя тёмными провалами глаз. Я устремилась в эту глубину, и тёмные окружности  превращались в бесконечные крутящиеся спирали. Цветные вспышки - красный, синий, зеленый, затем, мягкая преграда - и я скольжу вдоль бело-золотистых лучей, затем лучи смыкаются в единое, я ощущаю силу и мощь ядра, плавно обтекаю его с двух сторон, и вновь иду вглубь. Я не в состоянии сейчас думать и анализировать, я лишь впитываю и принимаю информацию. На уровне самого центра, срединной точки, мягкого и красного, я обнаруживаю прилипший кусок чего-то грязного, тёмного, лишнего. От него пахнет тленом. Я не думая срываю эту гадость и прохожу дальше, до прямого и твёрдого, два раза разделяющегося надвое - на двух уровнях. Выныриваю обратно. Все хорошо, только куда же теперь деть кусок чёрной грязи? Себе оставлять нельзя, кидать наружу - тоже. Внезапно я понимаю, что не одна здесь. Кто-то сейчас рядом, и это не мать, и, конечно, не Руслан. Собственно, сейчас я не помню, ни кто такой Руслан, ни имени его. Влажная холодная пульсация, зелено-болотного цвета, не живое, но и не мёртвое. Существо? Растение? Не знаю. Не имеет значения. Оно любопытно, и благоволит ко мне. Ах, да! Ну, прости, русалка! Надеюсь, кусок могильной земли не сильно повредит твоему болоту! Больше мне некуда его деть. Помоги, подружка, утилизируй! Получив мысленное разрешение, я кидаю омерзительный шматок в сторону зелёной пульсации.
Фу-ух. Сразу стало легче. Сердце перестало стучать как швейная машинка, я смогла сделать глубокий вдох и выдох.

Теперь я улыбалась, не отводя взгляда от сканируемого объекта. Объект, пациент, предмет исследования - все, что угодно, кроме мужской персоны, вызывающей во мне трепет, - так я воспринимала его сейчас. Он смотрел на меня с выражением зачарованного кролика, который не верит, что удав его не проглотил. С мгновенным разочарованием мазохиста. С благоговейным страхом и смутным желанием остаться в этой боли. Ведь кроме ощущения острого скальпеля, скользящего по эфирному телу, происходит еще и то, к чему мы зачастую стремимся всю жизнь - пусть кратковременное, но единение двух сознаний.
- Что это было? Что ты... сделала со мной? - прошептал Руслан, так похожий сейчас на подростка с изумленными широкими глазами. Александр вылез из-под стола, положил на салфетку вилку, выроненную Русланом пару секунд назад - я слышала, как она звякнула, коснувшись пола, - и не одобрительно поглядел на зятя.
- Почистила тебя, - сообщила я. Отчего-то меня распирал смех, я еле удержалась, чтобы не захохотать вслух. - Ничего в себе не ощущаешь?
- Ну, как в мясорубке провернули. А что еще?
- Не только. Сняла кое-что. Пустячок. Не чувствовал пока - и слава богу. Быстрый метод, хотя и не совсем гуманный, знаю. Зато причины произошедшего теперь ясны, как божий день, и что именно сделано, и когда, и как. Я думаю, с тем, что сейчас убрано, и Асе уже легче станет. Но это не все, конечно.
- Убрано. - С нажимом на это слово проговорил Александр. В отличие от Руслана он внимательно слушал. - Значит ли это, что оно было нарочно сделано? - с нажимом на "сделано".
- Не обязательно, не всегда. Но в этом случае - да, - призналась я.
- Кто? - коротко спросил отец.
- Ну, пап... я не могу так, я ведь не вижу прямо имя с фамилией, - солгала я. Впрочем, не совсем солгала, - я правда не видела имя, просто я знала ее, а иначе могла бы только описать образ. - И мне надо сначала все обсудить с Анжелой.
- Ускользаешь от прямого ответа, - усмехнулся отец. - Вся в мать...
- Разве? А по-моему, я как раз прямо говорю. Если что-то сообщать не положено - то лучше я вначале спрошу. И потом, насколько ни была бы я сильнее ее - в такой передряге я впервые.