Хвост или голова

—   Всё, шабаш, перерыв! — воскликнула Таисия,  развязывая  тесёмки брезентового фартука. Бросив на  скамейку у стены  рукавицы из огнеупорной ткани , она с усердием отряхнула  от красной кирпичной пыли  головной платок. Её  волосы,  цвета  золотистой пшеницы, рассыпались по плечам.  Женщина ловко закрутила их в тугой узел  и сладко потянулась.
       — Девчата, айда на обрыв.  У Катьки есть покрывало, я  приметила у  раздевалке, скручено рулоном. Разложим на травку снедь, отдохнём, пообедаем.  Опосля,  заложим новую партию сырца в печь. Бригадир обедать домой,  мабудь,  на велосипеде покатыв. Не видать его у будкы?   
       Она повернулась, посмотрела внимательно в сторону   невысокого деревянного строения   в одно оконце, с крылечком в три ступеньки.
         — Воно и здорово!
         — Правильно! —  крупная,  дородная, смуглолицая, с выразительными цыганскими глазами, строгая  Валентина  поддержала её предложение. Она  всегда старалась не нарушать  трудовое законодательство, боялась, как бы чего не вышло. Но в этот раз весенний, солнечный день манил понежиться на изумрудном  ковре из мягкой травы.
         — А то мы скоро сами станем красными,   похожими на  те  кирпичи, что из печи выгружаем.
         — Ну, раз решили, то  пошли на наше место!— вклинилась в разговор  выходящая из настежь раскрытых ворот кирпичного цеха, разгорячённая, хрупкая, как тень, Катерина.
         —  А денёк неяркий, тихий, тё-ё-плый.  — певуче протянула она.            
        Они дружно промяли  ногами  сочную траву, разросшуюся  по  полянке.  Катерина,  хозяйски раскладывая  продукты  на домотканое покрывало, как на импровизированную скатерть, обвела восторженным взглядом берег.
          — Бабоньки, глянтэ,  яка красота!  Море як на ладони, и ветерок  травами пахнет. Солнце давно всю росу выпило.
          Она, стоя  на коленях, держала в одной руке поляныцу, в другой нож. Ни на минуту не переставала восхищаться весенним буйством природы.      
         Голубизна неба  проступала через светлый облачный покров. Волны пресноводного залива   лениво омывали золотистый песчаный берег. 
 По каналу тихим ходом шли  гружёные баржи. В  полуденной дымке  с противоположной стороны берега просматривались  строения заводских корпусов. Лёгкий  морской бриз играл  мелкими головками полевой ромашки, перебирал бледно- розовыми бутонами  — гирляндами дикого  шиповника, бурно разросшегося по краю  крутого  обрыва.  Молодые деревца,  первогодки  клёна  — в изумрудном весеннем уборе, зелёной каймой  указывали на его границы.  Их густая тень покрывала приглянувшееся женщинам местечко. Со всех сторон доносился утренний птичий гомон и стрекотание кузнечиков.
       — Наши рыбаки из моря выходят! — воскликнула  Таисия, с  нескрываемым любопытством  вглядывалась  в  морскую даль.
       — А баркасы-то, баркасы, гружёные пид завязку! Низко- низко сидят у воды, чуток,  и дно зацепят!  Точно сегодня план выполнят! Мой сосед  Питро вчерась жаловався, перевелась- то рыбка в нашем море! Раньше, осётров по несколько штук вылавливали, а теперыча если один-два попадутся,  и то хорошо. Даже у общий котёл, на уху не  бувае.
      — Ой, бабонькы,  шо  я  вам  скажу! —  Катерина  удобно расположилась  на траве, вытянула  ноги, не спеша  взяла  пирожок  с  картошкой и  солёный огурец.
      — Бувало, колы я була дэтыной,  мий дид с батьком впиймают осетра. Ны брэшу,  вот вам  крэст,  — она набожно перекрестилась пирожком, — видро икры получалось.  Матэ  крутым тузлуком залье,  и часа через тры, а то и  четыри,  можно исты. Мы,  дитвора, ложкамы черпалы из ведра и  на хлиб мазалы.  Як вкусно!  Правда ,  давно  це було!  —  с сожалением, глубоко вздохнула, аппетитно  хрустнула солёным огурцом. С грустинкой в карих глазах, она оглянулась на морскую даль.
       — Да ну тебя, Катька, раззадорила, размечталась!  —  Таиска легонько толкнула её в плечо,  — размечталась, то було  колысь и я помню, — она на минуту задумалась, пытаясь остановить поток воспоминаний.
       — А шо,  бабы, як бы и  нам рыбаки одного осетра подкинули, — закрыла  она голубые глаза с опаленными ресницами, от нахлынувшего  блаженства. Мы б  уж его поделили между собой справедливо!
Она с хитрым прищуром  посмотрела на своих товарок.
      — Мне серёдочку! Обожаю серединку! Пожарить   кусочками, укропчиком присыпать. Ешь от пуза!
       — Валька, — она улыбнулась соседке, — тоби икру с пробоем, ты ж,  наверно,  никода и ни нюхала?  С пробоя уху сварганишь.  Ну, а  икру посолишь и ложкой на хлиб, як у Катьки. Ну, а Катьке голову и хвист, вона уже икру ела!
       На полянке наступила мёртвая тишина,   только с берега доносились голоса рыбаков.  Вдруг худосочную Катерину непонятная сила подбросила вверх с земли.
        —  Шо-о-о, мени  голову и хвист, а  тоби   с Валькой всэ
добре? —  её костлявое тело как бы нависло над сидящими на половичке женщинами. Она  громогласно заверещала.
        — Значить, Катька не заслужила и не заробыла?  Катька, як проклята, в три пота выкидуе проклятущие кирпичи, и не заслужила?  Высохла в той пичи, як вобла,  и не заслужила? А  це бачилы? — и в ярости скрутив две  дули,  подсунула своим соседкам под нос.
        — Геть,  с моей ряднынкы!  Катьки  — голуву и хвист! Да, подавытэсь вы цым осетром! 
       Она с  мужицкой силой выдернула из- под  двух женщин ряднину. В разные стороны разлетелись и попадали на траву варёные яйца, куски хлеба, пирожки,  огурцы с помидорами.
        — Мини, голову и хвист? Ба, яки цацы! Поделили справедливо, так поделили!
        Катерина раскраснелась, лицо стало жёстким, в чёрных глазах блеснули слёзы обиды.
         — Шо б косточкы позастрялы в твоём  горли,  Таська, и шо б ни напиться, ни вздохнуть!
        Размахивая от возмущения руками, сгорбившись, с покрывалом  через плечо,  широким размашистым шагом  зашагала она в сторону кирпичного цеха. Таисия и Валентина непонимающе переглянулись. Таисия поднялась во весь рост и крикнула  вдогонку  разбушевавшейся напарнице:
        — Катька, погодь! Ты ч-о-о,  совси-и-м  с глузду съехала,   осётра-то  ещё   ныма-а-а, ви-и-н ещё ни народывс-я -я, его ж поймать треб-а-а! — кричала она нараспев.
       Валентина резко перестала смеяться и озабоченно посмотрела на Таисию.
       —Таська, глянь, кого она тебе сейчас напоминает? Лопатки на спине выпирают, сгорбилась, волосы ветром раздуваются, и хвост по траве болтыхается!
       Таисия призадумалась и внимательно всматривалась в удаляющуюся фигуру Катерины.
       — Баба Яга, один  у один. — она почему - то перешла на шёпот.
        — Валька, давай счас не пидымо у цэх, а то вона у ярости нас с тобой у пичи  исжарэ и  ни подавытся. Хай чуток охолонэ. — Таисия с опаской смотрела на  растворяющийся в  солнечной полуденной дымке  силуэт Катерины.
        —  Ох, и  выйдет нам   с тобой  боком  той хвист, и та голова!
       Женщины по- хозяйски собрали разбросанные продукты, подошли к краю обрыва, приметили   старое, обветренное ветрами бревно.  Они присели на него и некоторое время,  молча ели, наблюдали за рыбаком на берегу, подбрасывающего поленья в костер, на котором в  большом чану варилась  уха. Мужчина увидел женщин, крикнул:
           —  Эй, девчата, спускайтесь к нам, на берег, уха скоро поспеет,  свежайшая, жирная, наваристая.
           Таиска подмигнула Валентине и спросила:
            — Валька, ну шо,  поделим  — кому хвист, а кому голова?



 Май 1973 год