Волшебная сила искусства

   Все с раннего детства знают, как благотворно влияет живопись на человека. Но, наверняка, дотошный читатель, в попытке поймать меня за язык, скажет: "Ну а примеры, примеры где? Вам, писакам, лишь бы расцветить фразу, наговорить банальностей, а проще говоря, налить воды, лишь бы увеличить объем писанины и объявить это произведением". Вот поэтому придется отвечать за свои слова сполна, даже не успев написать первое предложение.

  Конечно, мне трудно было бы вывернуться, если бы не стал я свидетелем такого магического воздействия лично.
В то время я был на практике, тогда еще в ленинградской реставрационной мастерской, что ютилась в церкви на углу Лиговки и Обводного канала. С замиранием сердца наблюдал я за тем, как из чего-то непонятного, а то и просто, как тогда казалось, из мусора и хлама, который прошел горнило трех революций и трех войн, сменил множество хозяев и был пригоден разве что для печки, рождались, как не банально это звучит, вещи, достойные переходить из века в век.
Конечно, для этого требовалось время: проходил месяц, другой, третий и происходило настоящее чудо -  куча заплесневелых дров превращалась в куртуазный диван, а под десятью слоями масляной краски обнаруживалось настоящее золото, вздувшаяся пузырями фанеровка после многочисленных компрессов ровно укладывалась на свое место, даже пружины, солидно поскрипывая, принимали молодцеватую гордую осанку и могли продолжать свою нелегкую службу следующие тридцать, а может, и все пятьдесят лет.
   Словом, первые полгода удивлению и восхищению моему предела не было.  И тут вдруг привозят двери на реставрацию, замечательные двери, из тогдашнего Ленсовета, то есть из самого Мариинского дворца, что как раз супротив Исаакиевского собора располагался. Двери те красоты невероятной, породистые и стильные - само совершенство. Таких дверей по тонкости исполнения ювелирной инкрустации, пожалуй, и десяти пальцев много будет, чтобы посчитать. 
Разве в Эрмитаже да в Кремлевском Дворце, ну может, в Париже, или что-то из работ Пьетро Пиффетти.   Да на этих дверях из далекого немецкого фатерленда, гравер на хвосте у льва процарапал знатным курсивом и про город Мюнхен, и про год их изготовления.   Может, еще чего понаписал, но не такой уж длинный хвост у льва был, а может, тамошняя Гретхем или Эльза налила своему Гансу шнапса да уговорила не портить зрения дальше. А помимо гравировки глаз радовало многоцветие перламутра разных сортов, бесконечное многообразие античных сюжетов, умелой рукой декоратора щедро рассыпанных по поверхности палисандрового дерева. Медные, цинковые и бронзовые детали тончайшего орнамента были едва различимы из-за более чем векового слоя грязи. Но даже несмотря на плачевное состояние, ощущение соприкосновения с настоящим искусством не покидало смотрящего на них.
 
  Ну да ближе к делу: первое - провели реставрационный совет, где все дефекты и зафиксировали: почерневший от времени лак, повылезавшую из своих гнезд инкрустацию, трещины и сколы, утраты и подновления, ну в общем, все чин по чину. И пришла пора решать коренной вопрос, вопрос технологии. И пока искусствоведы и чиновники кхекали и что-то ворчали себе под нос для пущей серьезности, в дело вступили наши мастера. Начали они издалека, что к такой красоте и подступиться-то нечем, кроме как парами спирта да компрессами, ну тут и дышать-то, почитай, через раз придется. А не дай бог циклей завиток зацепишь, что струится у Венеры за ухом, или еще какой разор нанесешь родственникам Зевса, нечем будет оправдаться перед потомками. Так что по нашему разумению, тут все по-дедовски исполнить надо: миллиметр за миллиметром, спирт, скальпель, вата, компресс. Только спирт и аккуратность нечеловеческая смогут помочь в этом непростом деле. "Да, да, спирт, огурец, а хлеба мы сами купим,-" подхихикнул кто-то вполголоса с галерки.

  Посмеялись, почесали языки во время перекура, но в протоколе все-таки записали: «Смывать и проводить размягчение авторского отделочного слоя смывкой на основе этилового спирта с присадками, подбираемыми эмпирическим путем», ну и все такое и в таких же и в более научных выражениях с ссылками да цитатами. На том и разошлись. Академики и охрана памятников восвояси, а бригадир с прорабом на склад за основными ингредиентами. Вернулся бригадир, сияющий, неся в руке новехонькую канистру, сами знаете чего.

  А тут как-то сам собой обед случился, стол накрыли мигом. И что-что, а к научным трудам профессора Менделеева Дмитрия Ивановича мастера относились очень уважительно, а некоторые формулы и пропорции они просто душой чувствовали, не заглядывая в учебник. Поэтому напиток к столу получился очень правильный и делающий ум необыкновенно ясным, легким и проницательным. После третьей стопки каждому стало ясно, что "день реставратора" удался на славу. Тосты сыпались как горох из мешка: "за Менделеева, за славных немецких мастеров - инкрустаторов, за мир во всем мире".  Так под хруст огурчиков уговорили разведенный волшебный размягчитель шеллака. Обед закончился и после перекура можно со "свежей головой" окунуться в работу. Зашуршали наведенные цикли, не даром у нас говорят, что мастерство не пропьешь, не потеряешь. Непонятно, чего больше испугался столетний секретный немецкий лак, резво покидая поверхность дверей, то ли умелых рук, то ли только одного свежего дыхания мастеров. Но работа явно спорилась и кипела под звуки передачи "В рабочий полдень".
Вот и перекур, можно еще по стопочке, а кто по две, опять за работу. И тут вдруг из угла, где работал бывший полярник, который, в силу привычки, спирт не разбавлял совсем, употребляя его в натуральном виде, раздался хриплый возглас: "нечистая, она уходит". Все подбежали к его верстаку, где он стоял с окаменевшим лицом и отчаянно тер округлившиеся от ужаса глаза. Теперь, как в немом кино, пальцем указывая на плоскость филенки. Рот его открывался, но ни единого звука не было слышно.

   Пришло время открыть рот остальным, все узоры с половины поверхности куда-то испарились, не оставив не единого следа своего былого присутствия: ни гнезд, куда должны были быть врезаны металлические и перламутровые узоры, ни малейшего следа или царапинки, как будто к дереву вообще никто не прикасался. Бригадир отстранил рукой очумевшего напрочь мастера и сам сделал несколько уверенных, но осторожных движений циклей и тут же застыл в недоумении: вместе с почерневшим лаком, куда-то исчез прихотливый листик аканта. И только после этого до всех дошло - орнамент на этой филенке был просто нарисован, нет конечно, он был нарисован далеко не просто, а наоборот, исполнен был настолько виртуозно и мастерски, что ни у кого не закралось даже тени сомнения в подлинности настоящей инкрустации.


  На следующее утро состоялся совет в «Филях» совместно с коллегами-живописцами из петергофского филиала, совместно были употреблены остатки вчерашнего «растворителя». Ну наши-то живописцы сроду не уступали германцам и сработали виртуозно. Так что теперь немецко-советская филенка живет в тех дверях до сих пор. Вы, наверное, спросите, а в чем собственно волшебная сила искусства, так волшебство заключалось в том, что виновник той оказии не пил после этого случая почти три месяца, чего не было с ним ни все   предыдущие годы, ни в последующие

Двери на иллюстрации те самые