Курская заря. Ч2. Г7. Всегда не хватает минут

            КУРСКАЯ ЗАРЯ. повесть
            Часть 2. Нету времени.
            Глава 7. Всегда не хватает минут.

            предыдущая глава:   http://proza.ru/2023/03/04/814   

            Уже в 23.11 седьмого апреля 1943го Горскому доложили, что «Шульц» вышел в эфир…

            Минут без десяти одиннадцать Горский, повесив свой китель на спинку стула, решил отдохнуть, чуть полежать, ожидая сведений из... Могилева. Он лежал, пытаясь вздремнуть своим чутким, не раз проверенным, забытием, на кожаном диване в своем кабинете, не снимая обуви и не выключая настольной лампы и слабого ночного освещения кабинета. Его обязательно разбудят, когда начнется прием радиограмм, которые он ждет. Он ждал эту информацию уже из третьего источника. Вчера из Германии эта информация была уже получена, но подтверждения из второго источника не последовало – причина не известна. Теперь он ждал подтверждение из третьего источника, который находился в Могилеве.
            Позавчера он уходил домой, Горский был почти уверен, что Вольф не выйдет на связь с Васильевым в первый день. Помме будет проверять связника на вшивость. Сегодня же - был почти уверен в результате. Он ждал очень важных сведений от капитана Васильева именно в 23.00. Капитан был опытный вояка, Разведчик не будет выходить в первый сеанс, и, конечно, не будет все откладывать на последний, он ждал связи именно 22.00, или 23.00. В полной тишине кабинета еле-еле расслышал бой курантов на Спасской башне. Одиннадцать часов ночи минуло, опять взглянул на часы у себя над письменным столом, они показывали 23.01.
            Глубоко вздохнул, сел, откинулся на спинку дивана. На часах уже 23.03, в кабинете по-прежнему один. Горский смотрит на входную дверь –та молчит. Адъютанту дана команда сообщить немедленно о начале приема радиограммы, и не по телефону, без стука.
            Хозяин кабинета встал, медленным уверенным движением одел китель. Медленно прошел за стол, садиться не стал. Жестко, несколько секунд смотрел на телефоны, оглянулся на часы – 23.07. вздохнув, медленно сел.
            Из открытого пенала взял карандаш, не точенным концом стал отбивать ритм некой песни: «Рас-цветали… яблони и гру-ши… по-плыли… туманы над рекой…»
            Глазами прошел по оконным проемам, зашторенным светомаскировкой, она до сих пор была предписана в любом государственном помещении. Опять что-то простукивал карандашом…
            Дверь открылась, в кабинет вошел адъютант:
            - Шульц вышел на связь в 23.05 идет прием шифровок.
            Горский встал, не сильно уперся кулаками в зеленое сукно письменного стола:
            - К полуночи… нет, отставить… - он сообразил, что расшифровать их так быстро не успеют, - в ноль часов тридцать минут, собрать оперативную группу внешней разведки у меня в кабинете! После расшифровки - радиограммы немедленно мне на стол…

            ………………………….
            Уже с полчаса не сильно шевелился, а промокшие ноги замерзали, стало прохладно.
            «…Не успеют фрицы среагировать, может и вычислят, где мы, но приехать не успеют. До этой деревушки от города километров десять. Сейчас по разбитым дорогам, да ночью – час ехать будут, а то и поболе. А нам еще минут десять и – айда… даже если приедут, мы уже к дому подходить будем…» - судорога холода слегка дернула его плечи: «… А сержант молодец, настоящий командир, нам бы в отряд таких. Вообще – подготовка у них не слабая, все умеют, всегда к бою готовы… Да и дисциплинка – в отряде вроде орут много, а толку. В строй хрен построишь».
            Мокрые ноги начинали замерзать. Встал. Стал туда-сюда ходить не быстрым шагом.
            «…А этот быстро порядок навел.»
            Оглянулся на место, где должна была находиться радистка. Но ночь скрывала тонкости рельефа, разобрать можно было лишь большие мазки ночных картин… реку, лес, не видимыми линиями выделялся высокий крутой берег.
            «Наверно уж минут двадцать клавишу бьют. Скоро уже свис…» - его взгляд вдруг замер! Он и не знал, что все время смотрел в сторону деревни»: «…стнут…» - договорил, глотая последние буквы.
            Как ошпаренный вернулся к сломанному, упавшему дереву.
            Трансляция длилась еще менее двадцати минут, когда фарами техники были освещены строения удаленной деревни.
            У очередного вздоха у Вована вдруг не хватило воздуха, он как бы им, воздухом, поперхнулся и начал вздыхать дальше… глубже. Сердце застучало большими глубокими ударами.
            - Немцы. – громко прошептали его губы, словно, не веря своим собственным глазам.
            Он опять посмотрел в сторону, где метров в четырёхстах, должна была работать рация, как будто услышал стук ключа Розы. Никакой совы он оттуда не слышал! Не слышал… не слышал. Кричало какое-то эхо. Значит уходить, уходить, бежать… нельзя! Значит передача еще идет, еще идет… еще идет! Но немцы уже в километре от него. Опять посмотрел на, далекие блуждающие по стенам деревенских изб, огни. Сложил филина… громко дважды свистнул.

            ………………………………..
            «Филин» прозвучал как сирена. Эта сирена расквасила вдребезги и ощущение замерзших ног, и… потуги неприятного, не нужного сна. Направление откуда Михаил услышал сигнал, было абсолютно ясен. Вскочил. Быстро побежал в сторону импровизированного полевого радиоузла. Когда подбежал к Розе, Никитин был уже на месте. Но радистка по-прежнему продолжала отстукивать своим ключом, а под тусклым фонариком оставались еще две шифровки, четыре лежали отдельно, вместе с листком, который лейтенанту Шеиной передал командир. Значит связь еще… нельзя прерывать четыре-пять минут, Роза будет передавать радиограммы до конца… даже если вокруг начнется бой. Несколько секунд и он, и Никитин, молчали.
            - На верх, - скомандовал Никитин.
            Оба поднялись на урез старого, местами заросшего кустами, оврага. Деревню отсюда видно не было. Она была скрыта клином леса, опоясывающим прибрежный яр. Как раз там, на вершине лесного клина, находился проводник Вован.
            - Значит так, Миш, как только Роза отобьет последний знак, моментально собираешь антенны, рацию на себя, и валите отсюда с Розой. На просеке остаёшься ждать нас, Роза идет домой, если одна не сможет сориентироваться, уходишь с ней.
            - Есть.  – Глаза бросил на Розу, тут же сообразил, что Яков сказал только… о нем, и о радистке.
            Опять повернул взгляд на друга:
            - А… А ты? – он пытался опять заглянуть в глаза друга, но тот на него смотреть ни хотел.
            - Разговорчики, боец, - сказал с издевкой и улыбкой, - я к Вовану, Миха. Не ссы, свисти громче, когда уходить будите. Когда в лесу окажитесь… еще раз свиснешь. По второму свисту, мы снимемся. Все ясно? Жаль, что покурить некогда. Розу береги!
            Никитин уже дернулся выскакивать из оврага:
            - Так точно товарищ сержант… - отозвался сержант Трифонов. Он хотел сказать еще что-то очень важное, и много важного, но все слова словно застряли в зубах.
            Мишка несколько секунд наблюдал, как его друг бежал в сторону позиции Вована… уже совсем растворяясь в ночи. У него назойливо защемило сердце… никак не отпуская… друга.

            Когда Михаил спустился к Розе, ее линейка была на середине последней шифровки. Оставались буквально две-три минуты связи. Трифонов полез на край антенного провода, чтобы, как только Шеина выключит рацию, начать его сматывать. Он сидел, держа кистью конец антенного кабеля, но Роза все продолжала стучать ключом. Секунды казались длинными. В тишине начали различаться какие-то звуки – какие было не понятно.
            - Передача данных завершена. – громко сказала радистка.
            Через минуту два антенных провода были смотаны, рация зачехлена. Еще через минуту нагрудный ремень лямок рюкзака рации застегнут. Трифонов свистнул «филином». Михаил, за ним Роза, побежали вдоль балки, вверх к лесу… Теперь лай собак было уже трудно спутать с тишиной растворившейся над излучиной Днепра.

            ………………………………
            Когда Никитин оказался на позиции, «филин» еще не кричал, Вован был на месте. А со стороны деревни отчетливо слышан лай собак и звуки немецких команд.
            - На позицию, боец, - скомандовал сержант, - к бою.
            Позицией являлась поваленная ветром старая сосна, верхушка упала на давно поваленное дерево, создавая невысокий капонир, на гребне лесного клина, выходящего на верхнюю кромку днепровского яра. Далее поле, за ним вдалеке деревня, которая не видна в ночи. Фары уже давно погасили.
            Они разместились в десятке метров друг от друга, сержант занял позицию в вывороченном корневище дерева. Командир понимал, что подпольщик не боец. «Небось у него сейчас все внутренности ходуном ходят. Надо бы его подбодрить как-то, а то в нужный момент забудет, куда нажимать. Да и в плен попадать нам ведь… нельзя» - он плотно свел губы сильно напрягая щеки гримасой обдумывания.
            - В боях бывал, Вован?
            Подпольщик ответил не сразу. Яков еще более чувствовал его растерянность.
            - …Не приходилось. – Ответил тот напряженно.
            - Значит так, боец, наша главная задача в бою какая? – Сказал Никитин весело и с издевкой, ответа не последовало, да сержант долго и не стал ждать, - наша главная задача в бою… не высовываться. – Чуть подождал. – фашистов на землю пульками пиф-пах и, драпака-а! Силы береги, чтобы не обосраться.
            - Ладно – усмехнулся подпольщик.
            Наконец просвистела «сова»… Никитин оглянулся на балку далее его голос был серьезный и жесткий:
            - Наша главная задача, Вован, замочить собак. Собак замочим… уйдем. Остальное по х-х… по ходу песни. «Мальчишка все-таки».
            Ему так стало жалко этого парня. Ведь это очень может быть последний бой:
            - Как услышишь вторую «сову», сразу уходишь. Быстро и без оглядки. Задача ясна?
            Собаки уже были значительно ближе. Подпольщик почему-то молчал.
            - Не слышу подтверждения приказа!
            - Есть!
            - Ну вот… по-нашему, нам в бою весело должно быть, Вован! А немцам… грустно. И не на оборот. Я буду рад, что ты ушёл. Это для нас наша Родина, для них чужая территория за тридевять земель. Здесь и останутся… навсегда.
            «Через три-четыре минуты немцы будут здесь. Уходить нельзя, надо застрелить собак, иначе и Роза с Мишкой не уйдут.» Никитин уже отчетливо понимал, что всем не уйти. Оставлять с врагом проводника было бесполезно, погибнет, но облаву не задержит. Собак две, значит немцев не менее полу взвода, если собак не завалить – то беда. «Вовану надо отсюда ломануться другой дорогой. Значит, если у меня не получится, он может их увести за собой! Или в другом месте бой примет.»
            - Боец, почему не выполняешь команду! Без захода на просеку и к хозяйке. К хозяйке пойдешь завтра. Шагом марш! Бегом марш!
            Секунда, другая:
            - …А, Ты?!. – глухо и удивленно.
            - Выполнять! – Гаркнул громко… с надрывом и угрозой.
            Вован вскочил и, сначала пятясь, потом, как спортсмен по бегу с препятствиями, рванул в лес. Благо мелколесьем он начинался прямо от этой поваленной сосны.

            ……………………………
            Мишка не чувствовал ног. Они замерзли пока сидел в секрете, но вот они уже несколько минут с Розой бегут по балке, которая стала мелкой и узкой, еще метров тридцать и лес, темной полосой все больше и больше нависает над ними. Вот первые деревья, балка маленькой канавой уходит налево, им сворачивать направо. Он останавливается складывает ладони, свистит филином. Пытается всматривается в край лесного клина, выходящего к яру, уже отчетливо слышно лай собак, над тихим прибрежным логом и яром.
            Бежит дальше. Только через несколько секунд разглядев на белом фоне снега фигуру радистки. В это время раздается первая очередь. Михаил оглядывается, но через пару секунд бежит еще быстрее. Рация плотно давит его спину. Роза еще далеко, но вдруг она падает спотыкаясь, Трифонов догоняет ее моментально, пока она подымалась. Он помогает ей встать, подхватив под локоть.
            Опять оглянулись. Шел активный стрелковый бой, взорвалась граната, опять короткая очередь ППС. Они побежали дальше. Слыша уже выстрелы пистолета.
            Секунд через двадцать опять хлопок гранаты… Тишина! Тишина была такой громкой, что у Трифонова на бегу… заложило уши! «Э-э…» вырвалось у него на ходу. Опять защемило сердце, как и минут десять назад, когда Яшка убегал к Вовану. От отчаяния, он до боли в пальцах раздавил казенник своего автомата.

            …………………………………….
            Собаки дышали уже где-то близко, но они не рвали поводок, еще не чувствовали перед собой цель атаки. Офицер фрицев старался не громко раскидывать по легкому морозу, немецкие лающие команды. Яшка боялся обмануться во тьме, но контуры людей, на светлых блинах не сошедшего снега, были уже различимы. Они растворялись на темном и появлялись вновь. Гавкнула одна из собак. Никитин ждал, ждал, ждал… чтобы обязательно первой пулей… чтобы наверняка первой очередью срезать именно пса. Яша понимал… ему уже не уйти. В его голове пролетали видения недоделанного сруба - слишком белого для видения, грустное лицо матери чуть набок… уставшие руки – безвольно вниз, улыбчивый сосед Василий Алексеевич, с топором в руке с закатанным, по локоть, рукавом, в ушанке - одно ухо веслом в сторону: «…Не переживай Яша, дострою я дом матушке твоей…» - сестренки одна за другой, и… где-то вдали пробежал Витька с автоматом наперевес. Сбоку, с расстроенным лицом, брови домиком, Трифонов, в левой руке папироска: "Прикурить дай"…
            «Вот они вместе, умная собачья морда с инструктором… не промахнуться». Сержант нажимает на курок!..

            Визг пса, схватившего свинец. В поле зрения сразу несколько целей, еще очередь. Темноту разрезали вспышки шмайсера. «Nicht schie;en, lebendig nehmen!» (не стрелять, брать живым!) - где-то слева офицер. Оттуда же слышно лай второй собаки. Лимонка летит в сторону где должен быть пес, туда же еще очередь из ППС. Смена позиции на другую сторону вывороченного корневища сосны. Напротив, с разных мест, вспышки и трассеры от шмайсеров и… тяжелое дыхание, летящего во весь апорт, пса, его глухой рык сдавленного ошейником горла! Из левого кармана полушубка сержант вынимает вторую лимонку, большим пальцем правой руки, не выпуская из правой руки автомат, вырывает ЧКу, зажимая флажок в кулак. В подсумке на ремне остается еще одна лимонка. Двое немцев метрах в десяти, но не стреляют, Никитин срезает их очередью, еще одного чуть дальше… удар в правую ногу: «Попали!..», еще одного справа… далее осечка. Собаки нет «Где она…» бросает автомат, перезаряжать некогда, да и граната в левой… вытаскивает пистолет. Левая занята лимонкой. Видит автоматчика, тот не стреляет… «Где собака?». Не стреляет. Еще одна пуля в ноге!
            Из темноты, прямо на него летит огромный зверь… инстинктивно, левой рукой, пытается защититься от, летящих с рыком, на него белых клыков, стреляя в него два раза и… промахивается!
            Клыки с остервенением вонзаются в плоть его локтя, прямо через рукав полушубка, Яков упираясь всей своей богатырским телом и терпением боли, сдерживает удар пса, но… кисть разжимается… флажок лимонки летит в сторону, красноармеец изо всей силы, через адскую боль пытается удержать лимонку… эх… граната падает в снег, прямо под ноги подбегающего к разъяренному псу немецкому солдату. Инерция собачьего удара медленно валит сержанта с раненых ног…
            …Никитин еще висит в воздухе, падая от удара собаки… стреляя из пистолета...
            …собака висит в воздухе на руке разведчика, между упавшей в снег лимонкой и красноармейцем…
            …немецкий солдат – инструктор овчарки, опустил взгляд себе под ноги, куда упала граната…
            …офицер вермахта, в трех шагах в стороне кричит, который раз, «nicht schie;en!» (не стрелять!), он не видит лимонку…
            Взрыв! В стороны грязный снег.
            Все упали. Челюсти пса по прежнему железной хваткой висели на руке Якова. Над зажатыми челюстями огромные открытые умные глаза убитой… немецкой овчарки…

            ………………………………..
            Капитан Васильев успел вернуться этой же ночью к месту дислокации группы.
            Минут сорок они беседовали с командиром партизанского отряда, хотя разговор по цели встречи занял не много времени, в течении пятнадцати – двадцати минут все вопросы по вызову самолета и вывозу особо ценных документов были согласованы… с учетом того, что сегодняшняя радиограмма Васильева уже принята в Москве. Васильев обратил внимание командира партизан, чтобы с ними контактировало как можно меньше людей. Дальше разговоры о жизни, насколько позволяла военная тайна, о фашистах, о героизме. Связная остается в распоряжении Командира разведчиков на время, до выхода группы на эвакуацию. И… обратно надо успеть до рассвета. К тому времени все будет подготовлено. Они пожали друг другу руки, командир партизан помахал им в дорогу. Внимательно, когда те ушли в темноту, прислушавшись, стоял с минуту. Не почувствовав ничего лишнего, двинулся в расположение отряда.
            Они пришли, к окраинам Могилева, когда светало. Восток над лесом активно наливался голубым, и в весь весенний мир приходил свет, его становилось все больше и больше, не смотря на усилившийся мороз. Николай с Варей входили во двор хозяйского дома, слыша, как по деревне едет немецкая машина, чему были не мало удивлены. Прошлые ночи никакой активности военной техники не проявлялось. Варвара юркнула в дом, а капитан залег в снег у забора, в маскхалате слившись с грязным снегом, пытаясь рассмотреть, что это за транспорт.
            «Неужели облава?..» - Сработало у командира в голове, когда мимо проехал грузовик с солдатами. Вернулся к двери в хлев, в которую юркнула Варенька.

            - Руки…Руки вверх. – Прозвучало тихо, когда Васильев запирал дверь хлева.
            Командир узнал голос Трифонова.
            - Молодец сержант.
            - Товарищ командир. – Сержант опустил не только автомат… он опустил и голову тоже.
            Васильев понял, что что-то пошло не так.
            - В дом.
            Уверенно пошел вперед, оставив сержанта за спиной.
            Варя уже успела скинуть полушубок, сапоги. Бросив на плечи шерстяной платок, сидела на топчане, откинувшись на спинку, с усталым лицом, сразу открыв глаза, как вошел Васильев. На стуле, за столом, сидела Роза. Васильев поймал ее напряженный взгляд. Оглянулся за плечо на Трифонова, тот плотно закрыл дверь, поймав взгляд командира – опустил глаза.
            Николай инстинктивно сжал губы, нижнюю слегка закусил, поняв, что в помещении… они все.
            - Радиограммы отправлены? Подтверждение приема… снято?
            Лейтенант Шеина встала.
            - Так точно.
            - Сержант Никитин остался в засаде. – Произнес тихо, но четко Трифонов. – Вместе с Вованом… с проводником.
            - Рация цела?
            - Так точно! – почти хором.
            - Так, рассказывайте во всех подробностях. Старайтесь не упустить ни единой мелочи. Садимся за стол.

            С полчаса Васильев слушал подробнейший в деталях рассказ Розы и Михаила, иногда переспрашивая, уточняя подробности, прося повторить заинтересовавший эпизод… например, с сигналом совы, все время пытаясь подметить странность произошедшего, но странного ничего не чувствовал. Не объяснялось лишь одно… очень быстро немцы оказались в районе радиопередачи, всего лишь менее чем за двадцать минут, за это время возможно было только обнаружение радиопередатчика, а им ведь надо было еще приехать.
            Не объяснялось совсем, зачем Вован в холостую просвистел филином. Свалить все на неопытность и беспечность зеленого пацана… слишком просто и беспечно для него – опытного командира Красной Армии: «Значит – либо немцы были готовы к их встрече, либо им был дан знак. «Если Вован предатель, почему он не сдал нас раньше. Зачем нам позволять высылать радиограмму? На связи с резидентом только я». Эти вопросы повисали в воздухе, колом вставали в мозгу. "Так что же все-таки там случилось?» - ответа пока не было.
         Сизый дым уже не первой папиросы рисовал удивительные линии. В раздумьях – затуманенная фраза Трифонова:
            - …Уже через минуту, может две, как вторая граната разорвалась, мне показалось… что взорвалась третья. Но я не уверен, что это граната была, может это хруст какой под ногами был – темно же. И странно… как будто в бою только один ППС тарахтел…
            Он говорил дальше, но разум капитана переваривал именно эти фразы.
            Он продолжал слушать рассказ Шеиной и Трифонова сквозь свои мысли, прокручивая в голове события вчерашнего вечера: радиограмму в центр, выход группы на радиоконтакт, его встречу с командиром партизан, машину с немцами у их палисадника. Васильеву необходимо было принять единственно правильное решение – уводить группу с места дислокации немедленно, или дождаться подпольщика… если тот все же появится. И что с ним делать? Ему не давал покоя, тот факт, что Вован на весь лес… прозвенел филином… почему у него не было страха? Почему немцы так быстро приехали? И где сейчас Никитин?.. на том свете, в плену?.. «Если в плену, то надо валить от сюда. Он-то может и выдержит, а вот мальчишка… не факт…»
            Шеина и Трифонов уже с минуту молчали, не прерывая задумчивость командира. «Завтра утром надо на встречу с резидентом. Затем эвакуация. Мне придется оставаться здесь. Шеину и Трифонова надо отправлять в шалаш. Пусть там меня дожидаются.»
            - Варя, как ты? Сможешь опять этот путь пройти?
            - Конечно, товарищ командир.
            - Тогда действуем следующим образом…

            ………………………………..
            В половине первого ночи, уже наступившего, восьмого апреля, за столом Горского сидели в полном составе оперативная группа внешней разведки НКВД. Вместе с Горским их было четверо.
            Они получили подтверждение от «Шольца» тому вопросу, который был решающим в определении стратегии летней компании 43го. И надо было принять решение, докладывать Хозяину подтверждение приемом радиограммы, или дождаться конца завтрашнего дня, когда документы по операции… «Zitadelle» («Цитадель») будут лежать у них на столе.
            Вопрос по самолету был решен в первую очередь и немедленно. Осталось только определить место приземления. Для этого в три ночи связь с партизанами, затем повторные сеансы связи в 09.00 и в 15.00. Если будут нужны дополнительные сеансы связи, они будут обязательно назначены и осуществлены.
            Хозяин всегда требовал глубокой проработке стратегических вопросов, сильно раздражаясь, если не было подтверждения из различных источников, тем более, он до сих пор начинал нервно курить папиросы, забывая свои ритуалы наполнения трубки табаком, когда вспоминал, с одной стороны - май 1942го, стратегическую ошибку Хрущева и Буденного под Хорьковым, которая в итоге привела… к Сталинграду, с другой – свою собственную недоверчивость весной 1941го, когда он напрочь не доверял многочисленным сведениям разведки о подготовке фашистов к вторжению. Многие разведчики, ради этой информации, пожертвовали своими жизнями… такими важными для будущей, еще не близкой, Победы. Теперь он очень внимательно относился к аналитике внешней разведки, но требовал от них невероятной работы.
            Было принято решение о том, чтобы отложить визит к Сталину (товарищу Васильеву) до конца завтрашнего дня. При этом товарищ Горский знал, что хозяину уже доложено о приеме и расшифровке, так жадно ожидаемых, радиограмм. В отличии от предвоенного времени, когда все решения он принимал самостоятельно, часто игнорируя аналитику собственной разведки, теперь он ждал, когда информация придет к нему из первых рук, с комментариями Горского.

            Продолжение:   http://proza.ru/2023/03/07/751   

            10.10.2022
            Олег Русаков
            г. Тверь