Две минуты жизни

               


Декабрь  1941 года.  На востоке ночного неба, начало светлеть, затем у самой земли появилась алая полоска - утренняя заря. Рассвет гнал ночь на запад. Снайпер,  девушка  восемнадцати  лет, в недавнем  прошлом студентка  ГИТИСа,   как обычно,  еще затемно  расположилась  на замаскированной  позиции.
Когда она завалила первого гитлеровца,   ужаснулась: я убила человека,  я выстрелила  и человек упал.  Переживала  тяжело.
В этот день она словно переступила невидимый барьер.
Теперь  в её активе  уже  несколько десятков уничтоженных врагов.
  Девушка в засаде  уже   несколько часов.  Холодно рукам и ногам, особенно ногам. Руками можно пошевелить, пальцы можно согреть дыханием.
Она  наблюдала в бинокль за немецкими позициями.  На  их позициях  затишье,   готовятся к обеду.  Тут   заметила солдата-гитлеровца.  Для  своего подразделения,  он  нес большой термос с обедом. Топает  в полный рост, как на параде.  Побывал  на  кухне,  где,  возможно,  сытно пообедал со шнапсом,  и   теперь идет,  забыв про осторожность.
Снайперша  отложила бинокль, взяла винтовку. Выстрел, солдат упал.
Девушка опять взяла бинокль, стала наблюдать. Гитлеровец,  в которого она стреляла,  не убит, а ранен, и в бинокль видно, что кричит,  наверное,  просит о помощи, но крика не слышно, далеко.
Может, по нему сделать еще один выстрел?
Тут,  неожиданно,  откуда-то появился  еще один немецкий солдат,  подбежал к раненому,  и стал тащить его к окопам.
«Он, что безумец?  Таким,  безумно храбрым,  не будем петь песню. Ну, что же, тащи. На это  тебе,  мной,  отпущено две минуты жизни».-подумала она.
 Отложила бинокль,  взяла винтовку. Наблюдала уже  в оптический прицел, палец держала  на курке,  и начала вести отсчет до ста двадцати.
Десять, двадцать, тридцать…
Вражескому солдату  трудно тащить раненого,  при нем еще большой  термос,  под ногами  глубокий снег.
Сорок, пятьдесят,  шестьдесят…
 На лице у него страх, жуткий страх,  он, кажется,  чувствует, что на прицеле у снайпера. 
Нет,  это не безумный храбрец, у  этого  парня,   добрая душа, и  по доброте своей  душевной,    он  бросился на помощь.
Семьдесят, восемьдесят, девяносто…
 Как  же он торопится,   и весь  в ожидании    выстрела  по нему.   Вот  сейчас, в это  мгновение   выстрелит снайпер, сейчас, сейчас выстрелит…
Сто, сто десять,  сто двадцать… 
Девушка убрала палец с курка, и немецкий парень  дотащил раненого до окопа.
Позже она не смогла объяснить,  почему не стреляла.
Летом 1941 года, недалеко от этого места, где девушка-снайпер в декабре будет отстреливать  фашистов, произошла  трагедия:  немецкие бомбардировщики  разбомбили  эшелон, вывозящий в тыл маленьких детей.  После бомбардировки   самолеты  стали летать  над полем на бреющем  полете,   расстреливая   из пулемётов  бегающих,  перепуганных  малышей.
Однако  бомбардировщики   вернуться  на аэродром своего  базирования  не смогли,  их сбили наши истребители. Спустившихся на парашютах  немцев,  пленили красноармейцы. Они уже  знали,  что произошло  на железной  дороге, и хотели разорвать  на части этих фашистов, но офицеры не позволили:  сбитых  немецких летчиков  ждут в штабе  полка.   
Полковник,  командир полка хотел посмотреть на этих извергов, и перед расстрелом,  через переводчика, побеседовать  с  ними.
Сбитые летчики вошли в помещение штаба. Надменные лица, они же, по их мнению,  представители  высшей расы.  Брезгливо осмотрели интерьер штаба потом,  старший из них  по званию, сказал:
- Сейчас,  наступило время обеда,  нас  будут  кормить?
 Полковник ответил так:
- Вас  накормят  наши  автоматчики, свинцовыми  пулями. После  содеянного  вами:  вы военные преступники, и по законам военного времени, будете расстреляны.   
-Вы не смеете  нас  расстреливать, у нас маленькие дети, вы же  видели  в  наших  документах фотографии наших детей -  плача   ответил  один из немецких летчиков.
- У нас был целый эшелон  маленьких детей, и вы этот эшелон разбомбили, и наших  детишек расстреливали из  пулемётов, пойдемте, я вам покажу, что вы натворили.
Вышли  из штаба, подвели фашистов к месту, куда собирали тела погибших малышей.
Немцы  подошли  ближе,  увидели огромное количество тел  убитых детей.
Полковник  следил за эмоциями  фашистов,  но на их лицах  ноль эмоций. Немцы говорили почти шепотом:  как  славно  мы поработали, за это могли бы получить награды  из рук фюрера,  но переводчик  услышал, и перевёл  разговоры немцев командиру полка. Такие откровения  взбесили  его, рука уже потянулась к пистолету, самые  молодые  из пленных немцев, у которых   маленькие  дети, с испугу сели на колени и стали просить не убивать их.
-Здесь  тела   убитых вами детей, они такого же возраста,  как и ваши дети, и были рождены  для  жизни. Им хотелось жить, но вы обошлись с  ними очень жестоко. – сказал полковник, и приказал увести  фашистов,  они уже знают, что их ждёт. 
 Конечно, были  мысли о гуманности,  в отношении к  пленным,  но не к этим.
  За время  войны он   видел  много жуткого, но в памяти, теперь уже генерала, навсегда останутся  плач сбитых  немецких  летчиков,  их мольба, и многочисленные тельца погибших  малышей.