Из шотландского и ирландского юмора

   Наших знайте!..

   Юная девица с Западного Шотландского нагорья, которая отправилась однажды в пешее путешествие в Глазго навестить уехавшую в тот город на заработки сестру, дошагав наконец до городской заставы, энергично поколотила в ворота и дождалась выхода к ней караульного.
   — Гласко — здесь?
   — Да, мисс, здесь!
   — Пегги здесь?..


   О скомканном эпилоге

   Небезызвестный в среде завсегдатаев портовых пабов и таверн Ирландии Боб Уильямс, в прошлом капитан, рассказывал однажды вечером историю о вызволении им в тот день леди А. и её дочерей из залетевшей в придорожную канаву кареты.
   —… Ну вот, дам в конце концов успокоил я, коней их усмирил, — подводил он повествование свое к эпилогу. — Сказать ли вам ещё, до какой степени благодарны мне те дамы были? Что могу сказать-то я! Я, парни, знайте, не удивлюсь теперь ни на йоту, если Её Светлость леди А. впишет меня в свое завещание — для оделения некой долей наследства после…
   — Сэр! — Посетители паба все поворотили головы в сторону двери и увидели стоящего на пороге мальчишку-ирландца в ливрее. — Леди А. сказала, что, после того как вы помогли ей из кареты вылезти, она не смогла обнаружить кошель свой. Кошель у неё к поясу пристёгнут был, и она просит вас прояснить ей это дело!…
   Эпилог той истории всей из уст Уильямса досказан не был.


   О мистере Биллингсе и мухах

   Лужайка подле пансионата в одном тихом и уютном ирландском городке. Беседуют мистер Биллингс, свежеприбывший отдыхающий, и Майк, разнорабочий.
   Мистер Биллингс (раздражённо):
   — Чем вы вообще, любезный, думали, когда гамак для меня растягивали на замушенном таком, пыточном поистине месте, как эта ваша… вот эта лужайка?!
   Майк:
   — Я извиняюсь, сэр, но в гамаке отдыхать здесь у нас вам всё-таки было б удобней в гамачные наши часы. Вас ни одна б тогда муха не обеспокоила.
   — Гамачные?! Вы о чём?… что это за часы такие тут у вас?
   — Пара часов: от полудня и до двух.
   — И что, именно в этот промежуток дня мух совсем здесь нет?
   — Нету их здесь, — проверено, сэр, давно! Они с двенадцати до двух в столовой все. В нашей…


   Дурно прошит был…

   — Дурно, видать, прошит был — молитвенник этот ваш, — заметил шотландский пастор джентльмену на галерке в церкви, когда тот, потянув резко из кармана носовой платок свой, рассыпал на сидевших внизу прихожан завёрнутую в него колоду карт.


   Недвижимое или движимое?..

   Выходец из Ирландии Патрик Маджиннис, снимавший квартиру в манчестерских трущобах, свидевшись однажды со своим домовладельцем, весьма настойчиво стал требовать навесить на вход в его погреб новую дверь — взамен прогнившей и почти уже развалившейся старой.
   Дверь, в конце концов, была заменена.
   Пару дней спустя владелец дома принялся обходить жильцов для сбора с них квартирной платы. Маджинниса в квартире он не застал, однако деньги ему вручил его старший сын.
   — Рад я, что сразу и сполна наконец-то хоть расплатились вы со мной! — сказал ему домовладелец, пересчитав сумму.
   — Выкрутились как сумели! Хоть и на мели ужасной мы сейчас, сэр, да папаша кой-что из мебели продал.
   — Разве у вас есть… и была вообще мебель хоть какая-то?
   — Дверь продал он.
   — Но мебель — это всё-таки имущество движимое… а дверь… Какую такую дверь?
   — Движимое, что там, иль недвижимое — в этом не разбираюсь я, вам-то видней, сэр! От погреба дверь, новехонькую совсем, загнал он сегодня утром…


   Принц-консорт и хотчпотч по-флотски

   Случилось это во время визита британской королевской четы — королевы Виктории и её супруга принца Альберта — в незадолго до того отстроенный в Шотландии замок Балморал.
   Принц Альберт, катаясь по морскому заливу на борту небольшого парохода, заглянул из любопытства в камбуз.
   — А что это такое готовится тут у вас? — задал он вопрос судовому повару, дюжему шотландцу, варившему в большом котле хотчпотч*.
   — Хотчпотч, сэр!
   — Запах-то — а запах аппетитный какой! И готовят, интересно, из чего его? И как?
   — Готовлю из чего хотчпотч я, сэр? Значит, баранина туды, потом репа туды, морковка туды…
   — Но… но что значит: «туды»?
   — Туды? Говорю ж я вам: баранина туды, репа туды…
   — Да-да, баранина, репа… но вы поясните мне, «туды», собственно, — что?
   Кок бросил суровый взгляд на своего собеседника (в лицо принца-консорта он не знал).
   — Дак ещё ж раз скажу вам я: баранина туды! репа туды!..
   — Но… но я хочу понять… вот баранина… значит, некую баранину «туды» — исключительно «туды» — кладут, а баранину не «туды» не кладут? И репа — какая-то только «туды», и морковка?..
   Кок вынул из котла половник и помахал им перед лицом принца-консорта.
   — Га-аспадин хороший! Я ль не сказал раз вам, и второй раз, и третий, что я ложу туды!! Туды баранину!! Туды репу!..
   От контакта с увесистым половником лоб Его Королевского Высочества спас вошедший в те мгновения в камбуз один из придворных, который, присоединившись к беседе, поспешил пояснить принцу, что «туды» в устах кока — не что иное, как просто «туда», то есть «в котел».
   ____________
   * Хотчпотч – шотландская солянка из баранины и разных овощей (примеч. переводчика).


   Только после вас!..

   Уилл Гамильтон, славный своей сумасбродностью и бесшабашной отвагой господин из шотландского городка Эра, выйдя однажды к окрестному заливу, увидел, что по берегу его бродят три молодые леди, никак не решаясь ступить на покрывавший воду изрядно истончившийся и местами протаявший уже в ту пору лед.
   — Мистер Гамильтон, а не желаете ли вы вместе с нами по льду погулять?! — заметив подошедшего, крикнула ему одна из дам. — Вы впереди нас походите — ну, а мы за вами!
   — Меня, конечно, можно подозревать в идиотизме, — ответствовал ей Гамильтон, оценивая на глаз прочность выбранного для прогулки места, — но отнюдь не в дурной воспитанности. А потому — только после вас, дорогие леди!


   В арифметике не слаб

   — Ты в арифметике вообще силён, Майк?
   — Ну, может, и не силён шибко, но и не слаб, Пат!
   — Хорошо. Вот, допустим, лежат у тебя в кармане десять шиллингов. И если ещё допустим с тобой мы, что уговорю я тебя одолжить мне пять из них, то сколько шиллингов останется после в кармане твоём?
   — Десять их останется.
   — Хм… однако мне кажется… не получается у тебя почему-то уловить суть задачки этой моей такой простой…
   — А мне кажется, Пат, не получилось почему-то у тебя никак уловить пяток монеток в кармане моём!


   Меня-то самого не ищу…

   Однажды вечером лорд Элдин, судья, отправившись домой с Куин-Стрит после обильных возлияний на дружеской пирушке, решил укоротить путь — и заплутал в лабиринте эдинбургских улочек.
   — Дружище, может, знаешь ты, Джона Клерка — в какой стороне смогу найти я? — крикнул он в конце концов какому-то прохожему, когда понял, что выверить направление к дому возле Пикардийской площади, где снимал он квартиру, его интеллекту в тот час уже не под силу.
   — Для какой надобности вопрос ты такой задаешь мне? Ты ведь сам — Джон Клерк!
   — Знаю, знаю… Меня-то самого не ищу я… Мне дом его нужен!..


   Не о мужьях, а о скотах…

   Две деревенские девицы шествовали однажды неторопливо по одной из улиц Глазго, и одна из них бросила взгляд в окно букинистической лавки на корешки выставленных для продажи книг.
   — Ой, Джесси, а давай-ка зайдём мы сюда! — вскрикнула она и потянула за рукав свою подругу к двери. — Я тут книжку заметила, — продолжала она, входя в лавку, — книжку, знаешь, о том, как с мужьями управляться надлежит; а я же как раз-то и замуж идти надумала — за Джока! О, вот она, книжка эта — о мужеводстве!
   — А-а!.. да что это! — с недоумением возгласила статочная невеста Джока, когда, раскрыв книгу, увидела тотчас на странице иллюстрацию с матёрым упитанным быком. — Ты погляди… погляди-ка, Джесси… — Она принялась торопливо листать страницы. — Да здесь же не о мужьях… здесь о скотах пишут!
   — Пишут, что и должно писаться в книге такой!* — поспешила просветить её Джесси. — Книжка ведь эта — не о том она, знай, как с мужьями управляются; она о том, как мужьям управляться надлежит — со скотом, с полем, огородом там, с домом своим. Но ты купи её, купи! лишней не будет для тебя она: Джок-то твой — телок телком!…
   ____________
   * Английское слово “Husbandry”, коим озаглавлена была книга, составлено из слова husband (муж, хозяин дома, глава семейства) и суффикса -ry — словообразование с помощью которого не подчинено твердо установленному единственному какому-то правилу, что и поспособствовало превратному пониманию героиней смысла заголовка. (Примечание переводчика).


   Вальтер Скотт о шотландском счастье

   Сэр Вальтер Скотт, рассуждая о шотландском счастье, отметил, что горцы Шотландии наивысшую степень блаженства испытывают в час, когда, собравшись числом не менее двадцати четырех в небольшой комнате, наигрывают они все вместе каждый на своей волынке каждый собственную свою мелодию.


   О мхе и камне

   — Отчего ж ты, Джон, службы мои посещать перестал-то? — свидевшись с давним своим прихожанином, скромным почтенным башмачником Джоном Хендерсоном, задал ему вопрос преподобный Роберт Ширра, пастор Шотландской пресвитерианской Церкви. — Дошла до меня, знаешь, весть, что к конгрегационалистам* ушел ты от нас!
   — Так то и есть, сэр, это правда.
   — Ох, Джон! Но я ведь думаю, слышал ты, и не раз слышал старую пословицу, что катящийся камень мхом не обрастает!
   — Так-то оно так, сэр; однако сумейте-ка доложить вы мне, какая камню вообще польза от замшелости?..
   ____________
   * Конгрегационализм – радикальная ветвь протестантизма, придерживающаяся организационного принципа полной автономности церковных общин (конгрегаций). (Примеч. переводчика).


   Что запросил, то и получил

   Один англичанин возвращался в гостиницу после прогулки к горе Бен-Невис, и, пересекая чрезвычайно заболоченное место, оступился он и провалился в трясину, которая мигом засосала его вглубь до самых подмышек.
   Выбившись из сил от отчаянных попыток избежать полного, окончательного утопления, заметил он, наконец, шествующего неподалёку долговязого горца-шотландца.
   — Вы не подскажете мне, сэр, — крикнул ему несчастливец, — как смогу теперь выбраться я отсюда?!
   Горец остановился, и оглядел место происшествия.
   — Я бы сказал, никак уже, — высказал он своё суждение и спокойно пошагал дальше.
   ***
   Эту рассказанную хозяином упомянутой гостиницы историю можем мы счесть хорошим наглядным примером безусловного предпочтения у шотландцев предельной точности в речениях, обмене мыслями с кем бы то ни было; англичанин запросил у горца не помощь, а информацию — и получил её.


   Сэр Вальтер Скотт и лошадиный лекарь

   — А скажите вы мне, любезный, практика ваша одними только лошадьми здесь, в вашем городке ограничивается? — задал вопрос сэр Вальтер Скотт лекарю-ветеринару, с которым завязалась у него беседа в одной маленькой гостинице вблизи границы с Англией.
   — Ну… иногда и сюда вот, в гостиницу эту вызывают меня — ежели кто из постояльцев занедужит вдруг тут. Да и как лечу-то я! двумя лишь снадобьями, сильными самыми лечу я их тут всех: ладомейкой* да каломейкой* напоил — и все дела!
   — Но снадобья-то эти — довольно опасны! И неужто не было совсем случаев у вас тут, когда пациенты не исцеление, а отравления от них получали?
   — А чёрт то знает! Двое… нет, трое недужных — так даже преставились; то ли снадобья не помогли им уже, то ль и впрямь от снадобий тех — как теперь то узнаешь! Да и все они трое англичанами были… а чтобы расквитаться нам с ними за Флодден** — по полному счету расквитаться — времени много, ох, много, сэр, должно ещё пройти!..
   ____________
   * Ладанум (спиртовая настойка опия) и каломель (хлорид ртути) — малоэффективные в общетерапевтическом аспекте и чрезвычайно опасные (особенно при передозировках) медицинские препараты; довольно широко применялись в европейском врачевательстве в XVIII – XIX вв.
   ** В знаменательном сражении при Флодден-Филде в 1513 году потери убитыми в живой силе Шотландии и союзной с ней Франции в 8 – 10 раз превысили численность погибших англичан.
   (Примечания переводчика).


   Избегался…

   — Ну и как тебе Лондон? — задали вопрос ирландцу, воротившемуся на свой остров из поездки на несколько дней в британскую столицу.
   — О, город он великий! обширный город, и красивый, да! Избегался только вот я там по нему; по улицам — так, знаете, избегался!.. Милю целую вдоль по улице за автобусом каким-нибудь вдогонку вскачь проскачешь — чтоб улицу ту за ним перейти…
   — За автобусом… улицу?.. Ничего я не пойму… Зачем?!
   — Затем, что правила дурацкие на улицах у них там. Плакатиков, — я не вру, — идиотских плакатиков понавесили кругом: «Улицу позади автобуса переходи!»…


   Эка дичь-та!..

   — Эка дичь-та: живьём сельдёшек закоптили! — вскрикнул уроженец Ирландии, когда в первый день службы лакеем в одном из домов лондонского Уэст-Энда увидел в хозяйской гостиной и осмотрел аквариум с золотыми рыбками.


   О правах в Шотландии

   У вождя-патриарха известного шотландского горского клана, посетившего как-то раз один город, случился горячий до чрезвычайности диспут с неким извозчиком — по поводу платы, которую запросил тот за провозку почтеннейшего пассажира своего по городским улицам.
   — Да ты-то, вообще, знаешь, кто я?! — крикнул взвинченный, в конце концов, до предела горский аристократ в лицо вознице. — Главный из всех Мак-Интошов Мак-Интош я!
   — Ну… может быть… может быть, конечно… не стану перечить я вам… Можете вы, мистер, хоть зонтиком… зонтиком каким-то считать себя, — не моя то забота, здесь вы в своём праве. Я же в праве своём деньги мои всё-таки сполна получить от вас!…
   ____________
   „Макинтошами“ — по имени шотландского химика, изобретателя непромокаемой ткани, — назывались с 30-х годов XIX века популярные во всем мире модели плащей. (Примеч. переводчика).


   Пат о пользе образования

   — Образованье, Тим, полезное дело, выгодное, и не говори ты мне, не говори, щто образованье получать — на нищто время своё профукивать, и только!
   — Сам-то — образованный, что ль? Учился где-то ты, Пат?
   — Я? Ну да, пару лет назад в вечернюю же школу ходил я! Почитай зиму тогда всю проходил я в неё…
   — Зиму только одну походил, и скажешь, много чего вынести из неё успел ты, Пат?
   — Вынести щто успел? Немало, немало чего: четыре пальта вынести успел, три шляпы, зонтиков… семь зонтиков, да…


   О констеблях и свадьбе

   Констебль Хулиган шествовал неторопливо по улице Дублина, завершая ночной дозорный обход своего квартала, — и в воображении своем отплясывал он уже хорнпайп на завтрашней свадьбе, на которую пригласила его пара весьма почтенных семейств.
   И вдруг — едва не наступил он на лежавшего на тротуаре некоего субъекта.
   — Пластом лежит… и не мычит ведь даже, — пробормотал Хулиган. — Хм-м, а заберу его сейчас я в каталажку, прооколачиваюсь полдня завтра, как пить дать, в суде полицейском я. И свадьба… Свадьба, само собой, побоку…
   Он опустился на колено и осмотрел со вниманием лежавшего.
   — Силы небесные — да он же мёртв! Бедолага…
   Всё, отгулял, Хулиган, на свадьбе ты! довольствуйся завтра взамен неё расследованием уголовным — к коему непременно пристегнут тебя на пару эдак дней!
   Хулиган пораскинул мозгами, — после чего взвалил он труп себе на плечо и дошагал с ним до улочки на участке констебля Дойла — где и уложил ношу свою на тротуар.
   Свалив с себя канительное бремя, скорым шагом — чтобы не опоздать к сроку сдачи дежурства, — двинул Хулиган в сторону закрепленного за ним квартала. И на своей уже улице запнулся о что-то… Холодный пот оросил кожу его спины, и под шлемом пошевелились волосы: тот же самый, такой приметный уже констеблю старина кадавр лежал на том опять месте, где полчаса назад найден им был.
   ***
   Через день дошла до Хулигана весть, что на свадьбу, которую, к немалой его досаде, удостоить своим присутствием никак он не смог, приглашен был и констебль Дойл.


   О гольфе в двух-трёх словах

   В суде одного шотландского городка слушалось некое дело.
   — Вы про партию в гольф упомянули, — прервал слово адвоката судья. — Не интересовался никогда гольфом я и ничего о нём не знаю; потому попрошу я вас, господин адвокат, в двух-трёх словах, совсем кратко пояснить мне суть этой игры!
   — Совсем кратко? Постараюсь, милорд! Игрок, стоя на поле, на лугу, тоненьким жёстким прутиком пытается стукнуть точно по крохотному шарику. Если же ему это удаётся, остаток дня занимается он поисками своего того шарика…


   Об аппетитах и завтраках

   Английский аристократ, владелец обширного поместья, выйдя рано утром на каждодневный свой моцион, столкнулся нос к носу на опушке леса с одним ирландцем, в коем распознал неоднократно привлекавшегося к полицейскому суду местного браконьера.
   — Доброго тебе утра, Пат!
   — И вам утречка доброго, ваша милость! И что ж это могло выгнать вашу милость в такую рань на воздух, к лесу сюда?
   — Прогуливаюсь я, Пат. Нагулять, знаешь, пытаюсь хоть какой-то аппетит для моего завтрака. Ну а сам-то ты — из какого интереса тоже с утра пораньше на природу подался?
   — Из какого интереса? Да вот… пытаюсь нагулять хоть какой-то завтрак для моего аппетита!..


   Что-то ищешь?..

   — Ты что-то ищешь, Бидди? — окликнул Пат супругу, разбуженный глубокой ночью шумом открываемых и закрываемых ею в темноте дверок шкафов и крышек ящиков.
   — Вчерашний… день… я ищу… — недовольно бурчит Бидди.
   — Вчерашний? Хе-хе! В буфете там, в углу самом — бутылка виски… из неё допил перед сном остатки я… В ней он!


   Неужто не знаете!..

   — Наткнулись мы вот, в газете на слово незнакомое: стагнация; может, вам, мистер N, ведомо, что оно означает? — задали однажды такой вопрос ирландскому сельскому учителю.
   — О, но неужто не знаете! Десять десятигнаций, или же пара пятидесятигнаций — одной как раз „стогнации“ и равноценны! — последовал незамедлительный ответ.


   Её его или его её?..

   Когда в церкви шотландского городка Гринока читался молебен по случаю женитьбы Принца Уэльского, пастор, тщетно пытаясь соблюсти все тонкости формул титулования особ королевского дома, завершил его такими словами:
   — Да благословит Господь её королевское высочество Принца Уэльского… и его королевское высочество её королевского высочества Принца её!


   Главному места не хватило…

   Когда в театре Дублина заезжая труппа представляла оперу Гуно «Фауст», Мефистофель, партию которого пел артист внушительной комплекции и с солидным брюшком, в момент «ниспадения в Преисподнюю» застрял плотно по пояс в узковатом для него люке в полу сцены.
   — Во незадачка-то, нечистый! — крикнул кто-то с галерки. — Преисподняя там, что, под крышку у тебя набита уже?!


   На нескольких работах даже…

   Миссис Дженкинс:
   — Давненько, ох давненько же, Сарра Энн, словечком не перекидывались мы с тобой! Говорят, заработалась ты совсем — как водовозная лошадка прямо! День и ночь, говорят, трудишься, на нескольких работах даже!

   Миссис Брэйди:
   — Да. Я ж едва-едва сдерживаю себя, изо всей мочи моей сдерживаю, чтобы не взяться уж, в конце концов, да повыдирать с корнями бакенбарды из скул мерзавца старого, муженька моего; а судья-магистрат предупредил меня, что, ежели на старого хряка руку хоть раз ещё наложу я, он сорок шиллингов штрафа мне присудит.

   Миссис Дженкинс:
   — Я… не совсем тебя поняла. Это что, затруживаешь ты, значит, себя так, чтобы отвлекаться как-то от мыслей… умыслов таких твоих?

   Миссис Брэйди:
   — О, нет! Поскорей чтобы сорок шиллингов отдельно, наконец, у меня отложены были.


   Половина за мной…

   Однажды утром в Джедборо достопочтенный местный судья-магистрат вошел в зал заседаний рассмотреть дела о мелких правонарушениях с тяжёлой весьма головой и не прояснённым в полной мере рассудком: днём раньше он, прихватив с собой для компании давнего своего приятеля, отправился посмотреть на традиционные в том шотландском городке состязания атлетов, а в разбитых вблизи мест ристалищ палатках-закусочных горячительного всегда было вдоволь.
   Отворилась дверь, ввели задержанного. Судья поднял глаза — и узрел пред собой вчерашнего своего компаньона; как выяснилось, на подходе уже к своему дому, ввязался тот в буйную перепалку с соседом, за что и был забран с улицы в полицию.
   — Ну что, Роберт… вину ты свою, как… признаёшь? — задал ему вопрос судья, дослушав доклад полицейского.
   — Что было, то было… да, так оно все и было, но ведь из-за выпивки вот получилось…
   — Выпивка — она вину не отменяет и кару за неё не смягчает! Пять шиллингов штрафа, или под арест на трое суток! — объявил судья. И, заметив, что приговорённый, сверкнув на него глазами, готов высказать немедля в лицо ему какое-то замечание, пробормотал: — Половина, Роберт, за мной… уплачу… или отсижу…


   Знамение

   Ночь. На обочине дороги между Глазго и близким к нему городком Пэйсли сидит притомившийся путник. Задрав голову, глядит он на полную луну в небе и что-то бормочет.
   — Да… да. Так то и есть… Две луны… — долетели до ушей джентльмена, спешившего пешим ходом в Глазго, слова его монолога. — Пара… лун взошла… взошла опять… Знаменье-то недоброе — оно то… знаменье. Недоброе, да… Голову… и ломит, сверлит… и молотком как будто же колотят по ней… после ночи, когда на небо… две луны всходят…


   Выносить нечего уже…

   Шотландский пастор проводит душеспасительную беседу — далеко не первую — с неким «трудным» пьяницей из своего прихода:
   — Ты же, верно, слышал, что поглощая горячительное, человек впускает чрез уста в голову свою врага, татя — который после каждого захода выносит из неё мозг, по частям его выносит!
   Молчание.
   — Так знаешь ли, — продолжает пастор, — кем тот враг, тать тот тебя с давних уж пор считает? Мошенником на доверии считает он тебя! Впускать-то в голову впускаешь ты его, да всякий раз с пустыми руками выходит оттуда он: выносить, понимаешь, нечего уже ему из неё!..


   Да благословит!..

   В полицейском суде рассматривалось дело о семейном скандале с рукоприкладством.
   — Посредством какого предмета нанесла ваша супруга эти вот все раны, что у вас на голове? — задал судья вопрос горожанину, пострадавшему изрядно в потасовке со своей половиной.
   — Посредством, Ваша Честь… Она… она посредством благословения Господня наносила их мне.
   — Чего-чего — посредством?!
   — Да слов же посредством наносила! Слов «Да благословит Господь дом наш!» — в доме на стенке висели они у нас, на дощечке вязовой писаные…


   Арифметику не учишь?..

   Ученик в ирландской сельской школе попросил учителя пояснить ему, как следует понимать слово „Тривия“.
   — Арифметику ты не учишь, что ли?! Одновия плюс одновия плюс одновия — или одновия плюс двувия — дают нам тривию!..
   ____________
   Тривия – один из эпитетов богини Дианы: властительницы „Трёх Путей“. (Примечание переводчика).


   Династийное проклятие

   В понедельник утром в полицейском суде одного города в Шотландии рассматривалось дело известного местного пьяницы и дебошира Стини Стюарта.
   Судья:
   — Вот же — и опять ты здесь у меня, Стини!
   Задержанный:
   — Ага… ну, да, здесь я, Ваша Честь.
   — И не совестно тебе?
   — По-чёрному совестно, Ваша Честь; правду, как есть, говорю вам.
   — Так дай же мне ответ тогда, отчего ж ты каждую — каждую неделю пред мои очи предстаёшь?!
   — Не вините строго вы меня, Ваша Честь. Ничего не могу с этим поделать я, потому как фамильное проклятие на мне.
   — Какое такое проклятие фамильное?
   — Проклятие рода Стюартов, всего рода.
   — О чем это ты? Поясни-ка ты толком мне, сэр!
   — Стюарты, знаете, всегда ведь несчастливцами были. Джимми Первый пал от рук заговорщиков в своем дворце в Перте, Джимми Второго убили при осаде Роксборо, Джимми Третьего умертвили мятежные его вассалы, Джимми Четвертый смертельную получил рану в битве на Флодден-Филде, Джимми Пятый умер от разрыва сердца; Мэри*, бедняжка Мэри потеряла и голову свою, и с нею вместе и корону свою. У меня же, дурня несчастного, ни головы нет, ни короны, не то давно потерял бы тоже я или корону, или голову…
   — Хм… да ты ведь прав, Стини, да-да! Терять головы, короны — это и впрямь роковая поистине традиция Стюартов. А твой-то случай особенно, особенно тяжел, поскольку хронически получается такое у тебя: дважды в неделю и раз за разом. Каждую субботу в пабе Тэма Джонстона теряешь голову ты — и утром каждого понедельника здесь у меня «корону»** свою, пятишиллинговую. Что ж тут поделать, Стини, дружище? Что ж тут поделать-то! Пять шиллингов штрафа, — или в каталажку на семь дней!..
   ____________
   * Перечислены короли Шотландии из династии Стюартов Яков I, Яков II, Яков III, Яков IV, Яков V, а также королева Шотландии Мария Стюарт.
   ** «Короной» (кроной) именовалась в Великобритании монета достоинством 5 шиллингов.


   Недосуг…

   — Бриджит, милая, знаешь что, а давай-ка, опять помогу я тут тебе немного! — крикнула, вбежав в кухню, молодая хозяйка дома своей нанятой накануне кухарке.
   — Очень… очень прошу вас простить меня, мэм, но как-нибудь в другой уж, давайте, раз. Поглядите ж сами: много, ох как много дел ведь у меня сейчас!
   — Ну и… так что… что же?.. Как мне… как понимать тебя?!
   — Работы, понимайте же, вот — ужасно у меня много; недосуг мне, мэм, сегодня помогайству вас выучать…


   Топай босыми ножками!..

   Сэнди Гордон, городской глашатай Мэйбоула, проснувшись однажды на обочине дороги близ пригородной деревушки, воззрел недоуменно на свободные от обуви стопы ног своих.
   — Топай, топай босыми ножками, Сэнди! — Гордон вспомнил, что парой своих не сильно поношенных башмаков расплатился он в деревенском пабе, куда зашел унять нетерпимую жажду. — Башмаки-то твои, — он пошевелил пальцами ног, — они не на тебе! Башмаки твои — В ТЕБЕ!..


   Не каблуками, а копытами…

   До законодательного учреждения в Шотландии в 1857 году полицейской службы надзор за правопорядком в городке Эрдри близ Глазго осуществлял нанятый для этой задачи мэрией некто Джорди Дж..
   Однажды вечером какой-то ирландец, которого Джорди задержал за пьяный дебош на улице, принялся с криками упорно и громко колотить в дверь арестантской камеры каблуками своих увесистых башмаков. В конце концов Джорди отпер камеру, вошел в неё и окинул арестанта взглядом от головы и до пят.
   — Так… господин хороший… а башмаки-то твои снять тебе надобно!
   — За… а зачем?
   — Посмотри ж на них: почистить я их должен! Чтоб в приличном виде утром завтра перед судьей предстал ты; такое дело делать мэрия мне в договоре предписала. Ну, снимай же, снимай!
   Едва арестованный успел снять обувь, Джорди спешно выкинул её за дверь в проход и мигом запер камеру.
   — Продолжай, друг, колоти опять! — крикнул он, удаляясь в свою служебную комнату. — Не каблуками колоти — копытами своими колоти!…


   Излечат всё…

   В суде одного шотландского городка слушалось дело о хищении некоторых ценных вещей из аптеки, которую содержал в своем доме местный доктор.
   — И что же, скажите вы мне, юноша, подвигнуть вас смогло на свершение презренного деяния такого? — вопросил судья подсудимого.
   — У меня, Ваша Честь… у меня, знаете, в боку побаливало в тот день, и матушка сказала мне, чтоб сходил я к доктору в аптеку и прихватил там у него что-нибудь для себя. А доктора как раз в тот час в аптеке и не было…
   — Ну, допустим, допустим. Однако вряд ли ваша матушка давала вам совет прихватить из аптеки часы: ценные, весьма дорогостоящие часы, с недельным заводом!
   — Так мне… так мне тогда, знаете, как раз поговорка старая припомнилась: «Доктора да время излечат всё!», ну, вот я и подумал, а не… — Дальнейшие слова допрашиваемого заглушил всеобщий хохот в зале.


   Сюртук и плоскодонки

   В 1817 году в шотландском городе Кёрколди суд присяжных рассматривал иск местной компании, занимавшейся перевозкой на маломерных судах пассажиров и мелких грузов через залив Ферт-оф-Форт, к некоему Джону Мору, в парусной плоскодонной лодке которого хозяева компании якобы смогли опознать судно, угнанное у них много лет назад.

   Судебному допросу подвергался свидетель со стороны истца (транспортной компании).
   — Я настоятельно прошу ответить вас, свидетель, в каком месте приобрели вы сюртук ваш — вот этот, который сегодня на вас надет? — таким был первый вопрос, который задал ему адвокат ответчика.
   Растерявшийся свидетель вскользь глянул на рукав своего сюртука, затем с недоумением посмотрел на адвоката.
   — Сюртук?.. сюртук, сэр? В каком месте я сюртук этот приобрел?
   — Да, я хочу знать, где именно приобрели вы этот ваш сюртук!
   — Может, хотите вы сказать… что вы знаете, где приобрел я его?
   — Нет, не знаю, однако желаем мы услышать от вас, каким образом он смог стать вашей собственностью.
   — Или даже скажете, сюртук этот ваш?.. вашим был?!
   — Расскажите присяжным, где именно, когда и как раздобыли вы этот свой сюртук!
   — Но… какое вам до моего сюртука дело?!
   — Такие сведения могут существеннейшим образом повлиять на вынесение решения по рассматриваемому делу, и потому поясните же, в конце концов, суду, каким образом достался вам этот ваш сюртук!
   — Да что?.. неужто обязан я рассказывать кому-то что-то о моем сюртуке!
   — Неужели вы не можете припомнить, в каком месте купили вы этот сюртук? Или от кого получили, допустим, в дар вы его?
   — О сюртуках моих, всех сюртуках… вообще ничего я припомнить не могу! Не помню я, где покупал одни я сюртуки! не помню я, кто дарил мне какие-то! Не помню я!!
   — Однако… вы вот утверждали, что помните всё превосходно и о плоскодонках всех на здешних берегах, и о всех живших когда-то в Кёрколди людях, кому лодки те принадлежали сорок два года назад, и с какого точно времени ответчик на плоскодонке под парусом стал плавать. А вспомнить, где и каким образом получили вы в собственность этот надетый на вас сегодня совсем не старый на вид сюртук, никак вы не можете?
   — О чём помню я — о том я и говорю, и говорю я правду!
   — Итак, вы отказываетесь сообщить суду, в каком месте и у кого приобрели вы ваш этот сюртук?
   — Сюртук не для злодейских затей каких-то приобретаю я себе, оттого и не тружусь запоминать, где и у кого я его приобретаю! А лгать, выдумывать что-то — сейчас вот, здесь в суде, — я не собираюсь!

   Свидетель отошел от стойки, но едва успел он сесть на свое место в зале, как вновь вызван был для дачи показаний уполномоченным жюри присяжных.
   — Всё-таки суду хотелось бы узнать побольше подробностей об этом вашем сюртуке, — обратился он к свидетелю. — У нас нет ни убежденности, ни подозрений, что достался он вам неким бесчестным, преступным даже путем, и оттого имеются у вас какие-то резоны скрывать, каким именно образом смогли вы стать его владельцем. Не исключаю я, что расспросы адвоката насчет вашего сюртука могли показаться вам бестактными, даже оскорбительными; так будьте же уверены, что у жюри присяжных намерений как-то оскорбить вас нет совершенно. Итак, скажите же нам, где вы приобрели этот сюртук?
   — Я не обязан давать отчётов о моем сюртуке! Я не о сюртуках сюда говорить пришел, я говорить пришел о лодках: о плоскодонках, баркасах… пришел говорить!.. Ничего не скажу о моем сюртуке я вам — ничего!!

   Свидетель опять отошел от стойки, — однако тотчас вызван был к ней обратно — судьей, лордом Джиллисом.
   — Сколько времени прошло, свидетель, с дня того, когда сюртук этот стал вашей собственностью?
   — Я не знаю! я не могу сказать, сколько уж времени ношу я этот сюртук! Нет мне никаких дел… ни до этого, ни до какого другого сюртука моего!
   — Не припомните, не назовете ли вы, свидетель, хотя бы приблизительное время: год вы его носите, месяц, или неделю, быть может?
   — Уф-ф! Ага, а может, и неделю! Предположить я — да, предположить могу лишь!..
   — А может, месяц?
   — Не могу знать я! не могу припомнить! Да ведь и пришел же я сюда о плоскодонках рассказывать, не о сюртуках!
   — Скажите, приобрели вы этот ваш сюртук за деньги? То есть купили вы его?
   — Какой сюртук покупаю я, какой не покупаю — запомнить не стараюсь я! Не заботит, Ваша Честь, — не заботит меня это!..

   После того как адвокат ответчика заявил суду, что сюртук, в коем свидетель стороны истцов явился в тот день на судебное заседание, был передан ему клерком упомянутой транспортной компании мистером Дугласом из рук в руки как дар, суд принял решение признать все без исключения показания данного свидетеля не заслуживающими доверия; иск к Джону Мору удовлетворен не был.


   Уже устыдилась…

   Леди — горничной своей, уроженке Ирландии:
   — Бриджит, мне тут доложили, что вчера вечером отправилась ты на какой-то там ваш кучерской бал, дерзнув надеть на себя новое моё вечернее платье! Как я должна на такое смотреть?! Стыдись же!..

   Бриджит (кротко, с печалью):
   — Уже, уже устыдилась, мэм… Майк мой вчера мне сразу сказал, что если хоть раз ещё объявлюсь я на люди в таком непотребстве, на себя напяленном, расторгнет сей же час обручение он наше, и кольцо — а кольца он покупал — вернуть меня заставит…


   Чтобы удостовериться…

   — Хотелось бы мне знать, за каким таким делом квартальный полицейский наш заявляться стал каждый вечер сюда — в мою кухню?! — выговаривает ирландская леди своей кухарке.
   — Помилуйте, мэм, я-то почём знаю! Может, подозрения какие-то есть у него насчёт меня; ну, так и заглядывает в кухню вашу, чтоб удостовериться, что работой и только работой своей занята я тут, и никуда в тот час не отлучаюсь я!..


   Выламываюсь опять…

   — Эй, ты, болван! — крикнул фермер-шотландец, когда, обходя владение свое, заметил, что сквозь колючую живую изгородь пытается пробраться в его сад окрестный бродяжка. — И куда ж это ты, шут гороховый, вламываешься!
   — Не-не!.. Не вламываюсь… ай!.. никуда я, сэр!.. Выламываюсь вот… опять…


   О шотландской урожайности

   — Вы здешних мест уроженец? — задал вопрос шотландский судья-шериф свидетелю, вызванному в полицейский суд для дачи показаний по делу о незаконном изготовлении крепких алкогольных напитков.
   — Уроженец?…  Да, Ваша Честь, большей уже частью уроженец здешний я, наверно.
   — Почему частью? Я задал ясный вам вопрос: родились вы здесь?
   — Не, не здесь, Ваша Честь, я переехал сюда шесть лет назад.
   — Тогда почему здешним уроженцем называете себя?
   — Видите ли, когда приехал я сюда к вам, восемь стоунов* я весил. А теперь целых семнадцать. Так что девять стоунов моих, согласитесь, Ваша Честь, уродились здесь, на вашей уже земле…
   ____________
   * Стоун – британская мера веса, равная 14 фунтам (или 6.34 кг).


   А вот, леди и джентльмены!..

   Аукционист, уроженец Ирландии, представляет публике очередной лот:
   — А вот, леди и джентльмены, прошу я вас обратить свое внимание на этот вот лот! Великолепнейший, редкий набор ювелирных украшений к траурному одеянию! Я и сам, знаете, не раздумывая нимало и не скупясь приобрел бы его для собственной своей супруги — если б она вдруг сегодня овдовела!


   Ни о чём, мой лорд!..

   — Господин переводчик, о чём таком переговорили вы сейчас — вот, только что, — с обвиняемым? — открывая слушание уголовного дела, задал судья вопрос переводчику, призванному для подсудимого, умевшего изъясняться только на гэльском языке.
   — Ни о чём… ни о чём, мой лорд!
   — Как смеете вы заявлять такое суду, если все мы здесь только что услышали, как он задал вам некий вопрос, и вы на него ответили?! Слушаю же вас — жду!
   — Мой лорд… — Переводчик сконфузился и затрепетал. — Вопрос его и мой ответ к рассматриваемому делу никак… совершенно не относятся…
   — Вас, господин переводчик, к присяге приводили? Приводили! И если ответа на мой вопрос не услышу я от вас, сию же минуту будете взяты вы под стражу — с последующим привлечением к суду!
   — Хорошо, мой лорд… думаю, вы извините меня… он меня спросил: «А кто вон та кучерявая старушенция, которая в постельное покрывало красное завернулась и уселась, гляди, вон где — выше всех?»
   Когда раскаты взрывного хохота в зале стали стихать, переводчик продолжил:
   — Я же сказал ему: «Придержи язык, деревенщина! Старикан тот — не старушенция — как раз-то и примется сейчас к твоей шее петлю притачивать!»…


   Не соврал же…

   — Констебль, вам в вашем квартале какая-нибудь подозрительная личность в поле зрения не попадала ночью? — вопросил строго судья-магистрат новичка-полицейского. — Во время дежурства вашего последнего?
   — Да, так то и есть, Ваша Честь, попадала! — ответствовал ему страж уличного спокойствия. — Одна лишь единственная личность попадала, прохожий какой-то. И я попросил его объясниться, какое дело может быть у него в местах тамошних в третьем часу пополуночи. «Нету здесь у меня никакого дела пока, — сказал он, — однако собираюсь я в скором времени лавку ювелирную открыть в квартале этом». «Ну, успехов тогда вам, сэр, в деле таком вашем!» — ему сказал…
   — Да, констебль, и он открыл её — лавку ювелирную! В ту же как раз ночь в квартале твоем поднадзорном её он открыл! И часы — часы золотые вынес; семнадцать штук их, дорогих самых прихватить успел!
   — А не соврал же он, Ваша Честь… Ворюга, да, ворюга, конечно… но не соврал ведь ни слова мне! — дал после некоторой паузы оценку моральным качествам ночного своего собеседника ошеломлённый констебль.


   О белке квадрупедальной

   Эдинбургский судья Робертсон весьма мало был сведущ в областях знаний, не касающихся юриспруденции.
   Однажды рассматривал он иск некоего аристократа к лакею, в обязанности коему вменен был присмотр и уход за содержавшейся в дому белкой; по недосмотру того лакея белка сбежала из дома, отчего истец требовал возмещения ему ущерба в денежной сумме.
   — Ну-с, и как же оно так получилось, что сумела упорхнуть она из дома — белка та? — задал судья вопрос ответчику.
   — Дверца её клетки, Ваша Честь, незакрытой на некоторое время в тот день осталась. Ну, и вот… оттого-то и выскочила она из дома через окно.
   — Так-так… А скажите тогда мне, отчего ж крылья ей подрезать не удосужились заранее вы?
   — Кому… крылья подрезать?
   — Как, кому?! Белке!
   — Но… но белка ведь — она же, Ваша Честь… млекопитающееся существо… Квадропедальное*!
   — Какая, в конце концов, важность — чем вы её питали, и что там и где у неё квадратное, — либо какое ещё?! Подрезали б этой бестии крылья — не упорхнула бы из комнаты она! Так что деньги по поданному на вас иску извольте уж уплатить — таково моё слово!
   ____________
   * В оригинале ответчик использует слово “quadruped” — урезанный английский вариант латинского термина “quadrupedalis”: „четвероногое“ (существо). (Примеч. переводчика).


   О трёх юристах

   По отшествии в мир иной одного эксцентричного богача вскрыли и прочли его завещание. В нём, помимо лиц собственной фамилии, не обошёл он заботой и трёх юристов, чьими услугами в решении финансовых и прочих имущественных вопросов пользовался он немало лет: каждому из них давалось право получить сотню фунтов стерлингов — при обязательном условии, если в день похорон претендент вложит в гроб завещателя сумму в пять соверенов*.
   Наступила минута прощания с усопшим.
   Подошёл ко гробу один из юристов — англичанин — и положил в него пять золотых монет.
   Подошёл второй — ирландец — и оставил в гробе пятифунтовую банкноту.
   После них распрощаться с клиентом подошёл шотландец: вынул он из гроба монеты и банкноту и убрал их в кошель свой; в гроб же положил выписанный на имя усопшего чек — на пятнадцать фунтов стерлингов.
   ____________
   * Соверен – британская золотая монета, равная по номиналу 1 фунту стерлингов.


   Коротковаты рассказики…

   Однажды Вальтер Скотт попросил заехавшего неожиданно к нему в Абботсфорд с визитом местного лэрда* подождать его несколько минут в своей библиотеке, и когда вошёл он туда, увидел, что его гость углублён в чтение «Толкового словаря английского языка», составленного лексикографом и литератором Сэмюэлом Джонсоном.
   — Ну что, мистер N., — спросил он лэрда, — о книге-то этой что скажете мне — нравится вам она?
   — Занимательные, да, приятные очень рассказики все тут в ней, сэр Вальтер! Коротковаты, правда…
   ____________
   * Лэрд – шотландский аристократ-землевладелец.


   Ни на йоту…

   Перед началом судебных слушаний под председательством лорда Y одного из дел, некий бакалейщик, призванный в качестве присяжного, попросил судью освободить его от исполнения такой обязанности.
   — Но отвод дать я вам могу только по весьма уважительным обстоятельствам! — заметил ему лорд.
   — О, мой лорд, уважительны обстоятельства у меня! уважительны — весьма! Моя жена… и моя дочь… Я, Ваша честь, не могу сказать даже… не могу гадать — кто… кто преставится из них первой!..
   Без каких-либо дополнительных расспросов присяжному тотчас был дан отвод.
   Спустя несколько дней один горожанин, присутствовавший на упомянутом суде, свидевшись с бакалейщиком, поинтересовался участливо о здоровье его супруги и дочери.
   — О, но в прекрасном же здравии обе они! Никакая совсем хворь не берет их — и не брала.
   — Так что ж… я не понял… Судье, получается, солгал ты, что ли?!
   — Ни на йоту не солгал я. Ни мне, и никому ведь вообще знать не дано, которой из них первой на роду писано когда-нибудь, да преставиться…


   Из шотландских пословиц

   Надёжные запоры оставят всех твоих соседей порядочными людьми.
   (Lock your door, that you may keep your neighbours honest).

   Если б дьявол окочурился — ради Бога никто б и пальцем не пошевелил.
   (If the deil were dead, folk would do little for God’s sake).

   Собаку завёл — так перестань гавкать!
   (I’ll ne’er keep a dog and bark mysel).


   О шотландском негативизме

   Если вы заметите какому-нибудь старожилу-шотландцу: «Какой замечательный денёк сегодня!», — в ответ чаще всего услышите от него: «Оно так, сэр! Знавал я прежде в нонешнюю пору деньки и совсем уж паршивые».
   Жену свою редкой красавицей — если и впрямь она красавица — никогда не назовет он, — «Не дурнушка она», — объявит он вам.
   «Не скажу, что совсем уж никуда», — обмолвится он о пышногрудой, искусно и с шиком разодетой девице.
   Превосходнейшее актерское действо и упоительнейшее пение удостоит он оценки «недурственно». Любой славный своей благожелательностью и щедростью человек — для всякого шотландца не более чем индивид «не из самых никудышных в свете».
   Шотландец всегда в опасениях, что любую его похвалу смогут расценить как свидетельство малой его просвещённости и осведомленности, или даже крайнего невежества. При том делать скоропалительный вывод, что “Nil Admirari”* — девиз всякого уроженца Каледонии, совсем не стоит; восхищаться всем тем, что достойно восхищения, готов он всегда, однако давать кому бы то ни было шанс заподозрить, что никогда прежде не доводилось ему созерцать или слышать нечто куда более восхитительное, — нисколько не в его правилах; в памяти истинного шотландца хранится часто куча примеров и доводов, чтобы в нужный момент с убедительностью намекнуть, что любой человек или предмет, о коем идет речь, хорош, умён, велик, красив — лишь сравнительно.
   А ещё, вступая в беседу с шотландцами, готовьтесь раз за разом слышать от них: «Вот о том и я часто думаю!», или «Мои ведь мысли — точка в точку!», или «То же самое и я говорю всегда!», или «Эти точно слова и я как раз сказать собирался!»; манера такая — это, да будет вам известно, добавочный и обычный на крайнем севере Британии приём выказывать кому-либо или чему-либо одобрение своё и похвалу.
   ____________
   * “Nil Admirari” (лат.) – „Ничему не удивляться“.

*****

ДОПОЛНЕНИЕ ОТ 23.10.2023:

   Бен-Невис прислушался…

   Хью Бойд в своих мемуарах рассказал о курьезном случае, коему стал он свидетелем, когда, будучи в одном шотландском селении у подножия горы Бен-Невис*, зашел он в местную церковь послушать службу.
   — Ах, друзья мои, — с пафосом вещал с кафедры в ту минуту пастор, — вы подумайте, подумайте, сколько же все-таки поводов, сколько причин у нас возносить каждый день благодарения Всевышнему в речах наших к Нему! О, да! да! — глубочайше быть ему благодарными должно нам всем! Окиньте взорами, друзья мои, место обитания нашего, и подумайте, какое счастие для нас всех, что не поселены мы где-нибудь на севере, на далеком севере — за полярным кругом, — о, нет! — представьте только себе, как бы нам с вами жилось там — в хладе и сырости, средь снегов и льдов, — о, нет! — где половину года солнце с неба не уходит, — о, да! — а другую половину не всходит на небо оно, — о, да! Так возблагодарим давайте же мы Господа, за то что круглый год дарит с неба свет нам яркое дневное светило, а не одни только тусклые сияния полярные, — о, нет! — за то что не трясемся мы от хлада, в звериные шкуры кутаясь, — о, нет! — за то что не копаемся мы в сугробах снежных подобно кротам в земле, — о, нет, нет! Или же — какое счастие тоже, что не принудил нас Всевышний обитать где-нибудь далеко на юге, подле экватора: под знойными небесами, под раскаленным, безжалостно жгущим солнцем, — ах, да! — где и земля горяча, и воды прохладной нигде не сыщешь! Где солнце поджарило бы вашу кожу так, что ходили бы вы все там черномазыми, какими здесь у нас вы только кузнецов в их кузнях прокопченных видите, — ах, да! Где в густоте зарослей лесных тигры, — о, да! — и львы, — о да! — и крокодилы, — о, да! — и другие всякие ужасающие хищники и гады рыкают и шипят на тебя, где и ветра дуновение подобно выдоху дракона огнедышащего в лицо тебе. Итак, согласитесь же, друзья мои, какое все-таки благо для нас великое проживать не на севере далеком где-то, — о, нет, нет! — и не на далеком юге, — о, нет, нет, нет! — а жить здесь, на благословенном острове нашем, именуемом Великой Британией, — о, да, да! — и на той его части, что зовется Шотландией, — о, да! — и в этом уголке, откуда обозрим нам весь целиком величественный Бен-Невис…
   Увлеченный своими речениями пастор не удосужился глянуть в окно, — а не то смог бы он заметить, что сидевшая с утра на Бен-Невисе темная облачная шапка, стронувшись минуты назад с верха, с быстротой скользит в те мгновения вниз по склону в сторону селения.
   — …о, да, да, да! — продолжал он. — Живем мы с вами, друзья мои, ни холодов здесь не зная, ни морозов трескучих, ни ураганов, ни града, ни ливней как из ведра, ни тигров, ни палящего солнца, ни смерчей, ни…
   Бабах!! — прорвавшийся внутрь церкви через раскрытые окна неистовый порыв ураганного ветра вперемешку с ледяным дождем принудил огорошенного оратора вмиг в проповеди своей поставить точку.
   ____________
   * Бен-Невис – высочайшая вершина шотландских гор (1343 м).


   Ученый муж, леди и корова

   Роберт Гамильтон, профессор из Абердинского университета, славен был из ряда вон выходящей рассеянностью своей.
   — Это ты опять, скотина тупая… по тротуару тут фланируешь?! — вскрикнул он громко, сшибшись на ходу с некой шедшей по Юнион-Стрит благородной леди. — Э-э-э… но вы… вы же не корова? — растерянно пробормотал профессор, когда, вынырнув из пучины дум своих, поднял он глаза и обозрел остолбеневшую адресатку его инвективы.
   — ??
   — На днях, знаете ли, мадам… ткнулся здесь же и вот также точно в корову я… и снял шляпу я и сказал: «Прошу прошения, мадам!»… И — э-э… — прошу я у вас прощения, мадам! Это… это я вам теперь!…


   Денек-то как прошел, Пат?..

   — Денек-то как прошел, Пат?
   — Удачно, Майк, удачно, — потому как, черт возьми, счастливчиком ведь на свет родился я! Утром едва за порог из дома вышел — коляска с ног меня наземь сшибла; поднялся, дальше потопал, в переулок свернул — тротуар под ногами моими треснул и рухнул, — и в промоину я ухнул; на другой улице полисмен тамошний вора-карманника какого-то опознал во мне, и пока дошло до него, что не вор я тот, дубинкой по бокам отходить успел. А на работе уже кирпич на плечо мне — счастье, не на голову, — свалился…
   — Чего ж счастливчи… э-э… -ливчикового находишь ты, Пат, в таком вот сяком всём?
   — Счастливчико… -ковового? Так не в морге же я!..


   Об Аллане Макнабе — и Макнабах тех

   В середине девятнадцатого столетия из Шотландии в Канаду на постоянное жительство переехал вождь горского клана Макнабов вместе с несколькими десятками своих сородичей.

   „Макнаб Макнабов всех“, — такое титулование узрел на его визитной карточке канадский премьер сэр Аллан Макнаб, коего горский аристократ по прибытии в столицу поспешил удостоить своим посещением.

   „Макнаб Макнабов тех, и не Макнабов всех“, — означил себя глава правительства на карточке, которую вручил вождю в день ответного своего к нему визита.


   Дом, открытый круглый год

   Когда король Шотландии Иаков VI переезжал из Эдинбурга в Лондон, — чтобы после коронации в нем стать еще и королем Англии*, — мэр одного английского города устроил высочайшему гостю великолепнейший прием в своем дому. Щедрость градоправителя простёрлась до того даже, что особняк свой распорядился он держать открытым все дни, пока шотландский монарх будет у него гостить.
   — А ведь таким, Ваше Величество, радушием, щедростью расточительной такой сановники королевства, что к северу от нас, вряд ли славятся! — заметил, беседуя с королем, некто из английской знати, явно намекнув на ставшую к тому времени уже притчей во языцех «прижимистость» шотландцев.
   — Чёрта с два, скажу я! куда вашим до наших! — воскликнул король. — Да вот, хотя бы провост**, что в Форфаре у нас, — а город тот по населенности лишь столице моей уступает, — так он собственный дом отрытым круглый год там держит: заходи, хоть днём, хоть ночью! Нальют-напоят, закусить тебе дадут…
   Что форфарский провост содержит в городе своем пивную, Его Величество умолчал.
   ____________
   * После коронации в Лондоне в июле 1603 года Иаков Шестой, король Шотландии, стал также и королем Англии Иаковом Первым; однако Англия и Шотландия при едином монархе продолжали оставаться раздельными, независимыми государствами еще более столетия.
   ** Провост – титул градоправителя в Шотландии.
   (Примечания переводчика).


   Диалог в шотландской гостинице

   Историю эту рассказал шотландский поэт Роберт Лейтон.

   Некая благородная дама из Англии въехала однажды на земли Шотландии и на ночь остановилась в приличной на вид, опрятной сельской гостинице.
   — Поросенка* тепленького в кровать вам для согрева принести, мэм? — задала ей вопрос такой горничная, деревенская девица, когда окончила застилать для нее в номере постель. — Ночи ведь — они в эту пору холодные уже, и в номерах у нас прохладно!
   — Что… кого… принести ты мне хочешь?!
   — Поросенка, мэм! В постель я его вашу уложу, и в ней вам теплее будет!
   — Выйди вон из моей комнаты, девица! И знай, хозяйка твоя поставлена будет мной в известность о неуважении таком твоем к постояльцам… об оскорбительных шуточках твоих таких!
   — Но… скорбительного ничего же не сказала я вам, мэм! И ведь это не я о вас забочусь, это сама хозяйка повелела мне позаботиться о вас, узнать велела, потребен ли вам в постель поросенок!
   Леди взглянула девице в лицо.
   — Сама… хозяйка велела? А что, моя милая… это что, совершенно обычное дело тут, в вашей стране, что леди… спят с поросятами в своих постелях?
   — Ага, мэм, и не только леди, а и джентльмены тоже, в стылую погоду, когда в домах прохладно!
   — Но вы же, я думаю, не под одеяла их кладете, не на простыни постельные!
   — С вашего позволения, мэм… скажу я вам, что поросенка лучше вам все-таки будет под одеяло к себе уложить!
   — На простыню — под одеяло?! Но он же и простыни измарает… да и меня тоже перепачкает?
   — О, бояться такого не надо вам, мэм! я ведь и горлышко ему заткну хорошенько, да еще и в мешочек его засуну.
   — Хм… поистине варварство какое-то… что за страна! Нет, дорогая моя, спасибо, обойдусь я уж как-нибудь без поросенка вашего! А ты сама, милая, — что, тоже с поросенком спишь… когда прохладно?
   — Не-не, мэм, с поросенками знатные ведь только господа и дамы спят, которые на пуху спать всю жизнь привыкли; а я и соседка моя, она тоже тут работает, мы-то с ней не на пуху, мы с нею на мякине спим здесь…
   — На мякине?
   — На топчане. На досках, знаете, а под ними кОзлы, а на них мы мешок с мякиной ложим…
   — Козлы?! Но для какой, интересно, нужды козлы вам под этим… как его… топчаном?!
   — Ну… нам-то не на полу же все-таки спать! КОзлы — они, знаете, на полу…
   — Спят? Под вами на полу, я поняла… А мякина — мешок ваш тот с мякиной — вам для чего? Козлов вы ею… что ли, кормите… по ночам?.......

   Сколько в конце концов ушло у собеседниц времени до полного уразумения сути их вопросов одной к другой, а также ответов всех и разъяснений, история умалчивает.
   ____________
   * «Поросёнком» называли в обиходе шотландцы постельную грелку; это был глиняный кувшин, в который заливали горячую воду, после чего помещали в небольшой мешок либо обертывали холстиной. (Примечание переводчика).


   Кому намек — понятно

   «Королева Англии», «английская армия», «английский посланник», «флот англичан» — ничто иное не задевает в большей степени национальную гордость истинного шотландца, как такие широко обиходные в Соединенном Королевстве дефиниции персон, государственных учреждений и немало чего прочего еще.
   «Англия ждет от сынов своих всех отдачи в сей день без остатка долга ей!» — таким флажковым сигналом, поднятым 21 октября 1805 года на адмиральском флагмане, означено было начало Трафальгарской битвы.
   — Эх, о старой бедной Шотландии нашей и словечка не вставили, Джок, как всегда! — заметил шотландский матрос, разглядевший сигнал с палубы своего фрегата, сослуживцу-соотечественнику.
   Джок бросил косой взгляд на адмиральский корабль.
   — Джорди, дружище, старушке нашей Шотландии поминать кому-то из нас о каких бы то ни было долгах ей — нет никакой нужды! Даже младенцам напоминать не надо! И потому адмирал «англичанерам» одним, понимай ты, намек делает.


   Шляпу жалко — шляпа дорогая…

   — Ты зачем, Пат, раму оконную ножиком своим тут пилишь? — выйдя из купе в вагонный коридор, задал вопрос пассажир из Ирландии попутчику-соотечественнику.
   — Да вот… стоял-стоял я, Майк, здесь, природой любовался, и шляпа моя из окна наружу глядела. И слетела. Шляпу жалко — шляпа дорогая… На обратном на пути стоп-кран дерну я — да и выскочу, подберу ее.
   — Но… но раму-то — для чего режешь?
   — О, боже! да засечку ж делаю — место мечу, откуда шляпа улетела!
   — Эх-ха! уверен ты так, Пат, что в вагоне этом и обратно ехать ты будешь?! Его, может, даже к поезду твоему не прицепят… Ты на макушке на своей, если уж шляпы той жалко так тебе, засечку прорежь!…


   О пальчиках и фортепьянах

   Две соседки — миссис Дулан и миссис Гроган — устроили детей своих в музыкальную школу.
   — Подумать только, миссис Гроган, дорогушенька Падди мой так уж усердно занимается на фортепьяно, что у него в последнее время пару пальчиков параличом сводить стало!
   — Ах, миссис Дулан, но это чепуха! Крохотулечка моя Мэри Энн так бьётся и бьётся, так она старается, что за полгода в ихней там школе параличом пару фортепьян разбило!


   В Англии…

   Поистине уникальной признать мы должны способность ирландца не лезть за словом в карман в ответах на самые даже каверзные к нему вопросы.

   — Дьяволов Пролом… Дьяволова Чаша… На что взор ни кинь, куда ни пойди — едва ли не всё, смотрю я, дьяволово тут у вас! — заметил в шутку турист из Англии гостиничному гиду, когда возвращался с ним с верховой прогулки по окрестностям одного ирландского городка. — Персона, надо думать, знатная он весьма на острове вашем?
   — Так то и есть, сэр, верно вы подметили! Однако, как и у прочих лендлордов наших всех, особняк его фамильный в Англии…


   Не разбираемся совсем…

   — Ах, сколько лет уж и зим не виделась я с вашей очаровательной супругой, мистер N.! Как она там у вас — здорова, благополучна и обаятельна, думаю, какой всегда была? — задала однажды вопрос такой миссис M. некоему не отличавшемуся большой эрудицией джентльмену.
   — О, хвори серьезные какие-то как не брали, так и не берут ее! Однако… обаятельна ли?… Обаятельной вполне все годы, да, казалась она мне, но… наверно, и я, и вы — мы с вами, миссис M., в таких вещах не разбираемся совсем… Доктор тут на днях был у нас, приходил посмотреть пятнышко какое-то красное возле носа у нее. И знаете, что сказал мне он, когда в вестибюль вышел я с ним проводить его? Сказал он, лицо ее весьма и весьма, как ему кажется, на рожу* похоже…
   ____________
   * Врач со всей очевидностью заподозрил у пациентки рожистое воспаление — не редкое инфекционно-аллергическое заболевание участков кожного покрова. (Примечание переводчика).


   На животной пище

   — Что-то, смотрю я, исхудал, заметно исхудал ты, Пат! — заметил, расплачиваясь с извозчиком, давним своим знакомцем, один известный доктор. — Изможденным, смотри-ка, на вид каким ведь стал ты! Знаешь что, нелишне будет тебе подналечь, и подналечь основательно на животную пищу, таков мой настоятельный совет тебе!
   ***
   Спустя несколько дней.
   — Ох, да что ж такое-то уже с тобой, Пат?! Сидишь вон — и качаешься; и глаза — ты зеркало найди-ка, да посмотри, — в глазницы впали! Ты что, совету моему не последовал? Вспомни, я ведь животную пищу рекомендовал тебе!
   — Да я ведь, доктор, на ней только… на пище на животной… и сижу с того как раз дня. К овсу и даже к отрубям привык уже совсем… К сену, правда, привыкать не так легко было, так я его рубленым стал есть; помельче так, знаете, порублю, нарублю его и ем…


   В Роксброшире…

   В Роксброшире разбушевался однажды ночью неистовой силы ураган.
   — Э-эй! Муженек! Проснись же ты!! — крикнула покойно спавшему фермеру его перепуганная супруга, когда под окна их дома рухнуло с громким треском высокое дерево. — Воистину… поистине… пришел Судный День!
   — Что-что ты?… о чем ты? — Фермер приподнял от подушки голову и глянул на окно. — Спи ты давай… давай дальше! До утра полночи еще… а к тебе уж день… да еще в суде, бредишь ты, пришел!..


   Лорд Дафферин рассказывал…

   Лорд Дафферин рассказывал не раз жуткую историю о личном своем столкновении со сверхъестественным, в безусловном его понимании, явлением.
   Будучи однажды в гостях у владельца некоего ирландского поместья, вечером, незадолго до ужина услышал он за окном стук и скрежет колес по гравию. Дафферин подошел к окну и увидел конный катафалк, подъехавший к передним дверям замка-особняка. Возница поворотил к нему лицо — толстое, отталкивающее, свинцово-угрюмое — и глянул в глаза ему.
   Лорд подумал, что в замке, возможно, скончался кто-то из прислуги, и за ужином задал он насчет катафалка вопрос хозяину. Тот помолчал — и затем объявил гостю, что в дому никто не умирал, и катафалк в поместье никто не вызывал. Более того: никто его у замка, кроме самого лорда, не видел. «Вам, милорд, являлся сейчас призрак здешних мест; моего, даже можно сказать, замка призрак, — продолжал хозяин. — И явление призрака сего, знайте вы, с давних пор считают здесь все предупреждением о большой опасности, грозящей всякому, кому он объявляется».
   Спустя некоторое время, уже в Париже, где проводилась в те дни Всемирная Выставка, Дафферин вышел из своего номера в одном из верхних этажей отеля, вступил в дверь лифта и, бросив взгляд на лицо лифтера, обмер от ужаса — ибо лицо служащего было абсолютной копией лица возницы-призрака, сидевшего на облучке катафалка в ирландском поместье. Дафферин тотчас отпрянул из лифта назад. Придя в себя, пошел он к лестнице, — и едва ступил он на нее, кабина лифта, оторвавшись от троса, обрушилась с грохотом на дно шахты.
   Все, кто были в лифте, погибли. Тело лифтера-сопроводителя никем востребовано не было, отчего дополнительных каких-либо сведений о его личности добыть не смогли; на службу в отель устроился он, как выяснилось, сутками раньше и заступил на нее утром за несколько лишь часов до аварии.


   Или за доктором посылали?..

   «Он сам собой скончался, или за доктором посылали?» — такой самый обычный в шотландском Аннандейле вопрос к всякому, кто сообщает о чьей-либо кончине, частенько заставляет не уроженцев тех мест моргать недоуменно глазами и раскрывать рты. Между тем спрашивающий, надо тут понимать всегда, просто лишь вежливо интересуется, была ли кончина внезапной, скоропостижной — или же напротив.


   Как будто для них и печатались…

   Один досточтимый лэрд* никогда не упускал случая показать всякому прибывшему к нему новому гостю обширнейшее собрание накупленных им книг, для коего отвел он в своем особняке одну из самых больших комнат.
   «Эту вот стену всю, — давал он пояснения, — греческими книгами заставил я. Каким-то, знаете, чуднЫм, новомодным совсем шрифтом отпечатаны они все, ни бельмеса в них разобрать не могу я! Вот тут латинские всё сочинения… но чего-то завлекательного, приятственного для чтения не нашел, скажу, я в них… Вон на тех, что к северу, полках — по юриспруденции книги; вот, посмотрите, и своды законов все у меня тут собраны! Но, хвала Небесам, к жерновам закона судьба меня пока еще не подтягивала ни разу… А те вон, с щегольскими корешками, — из Франции книжки. Изящные все, прогонистые, лощеные; на любую, хотя б на эту вот гляньте: настоящий французский мусьё ни дать ни взять! Им вначале неудобственно было на полках моих моститься, кособочиться приходилось им из-за высокости своей; однако вызвал я к себе одного толкового паренька, столяра местного, он пришел, да и поотпиливал вершки им, — каким на дюйм, каким на два. И вот, видите, как ровнехонько стоят теперь они на полках моих — как будто для них и печатались все!»
   ____________
   * Лэрдами называли в Шотландии аристократов-землевладельцев.


   Из ирландских пословиц

   Что сосед твой приобрёл, с твоего не убыло.
   (What your neighbour gets, you never lose.)

   Если что-то правдивым нам кажется, — подождём, другое расскажется!
   (One story is good till another is told.)

   Тюремная похлёбка никогда не приедается.
   (The scanty dish tastes well. Hunger is good sauce.)

   Всё, что даст одной рукой — отберёт рукой другой. (О Нечистом).
   (What the devil gives with one hand, he takes with the other.)


   Фон Бюлов о реновации рояля

   Некой леди в Глазго удалось зазвать на обед к себе знаменитого пианиста-виртуоза из Германии Ханса фон Бюлова, который в 1878 году давал в том городе концерты. Выдав в присутствии маэстро на своем изрядно заигранном уже рояле несколько пассажей, хозяйка попросила его высказать суждение о её инструменте, и, если, по его мнению, требуется уже ее роялю какая-то «реновация», дать ей на сей счет свои рекомендации.
   — Да, мадам, кое-что в рояле вашем, да, оставляет, конечно, желать лучшего, — ответствовал ей фон Бюлов. — Струны новые ему потребны, да, все струны заменить в нем надо. Молоточки вот тоже, кожей новой обклеить стоило бы, да и дерево — всё дерево внутри заодно уж поменять нелишне. Ну, а затем, когда нутро вашего рояля будет после таких работ совсем уже реновировано… Вы, наверно, знаете, что следует делать дальше с любым реновированным роялем? Полагаю, знаете. Позовите в гостиную двух дюжих лакеев, — продолжал маэстро, входя в раж, — и пусть они выбросят! рояль ваш! реновированный! в окно!! Подожгите рояль! И постойте рядом: проследите, чтоб сгорел он — сгорел дотла!!…


   Полезная книжка…

   Бриджит и Пат плывут на пароходе через Атлантику. Пат сидит на скамье на палубе и листает купленную им перед посадкой на судно книжку.
   — Что ты читаешь, Пат? — полюбопытствовала, подойдя, Бриджит.
   — Книжку — полезную очень книжку: самоучитель плаванию.
   — Нам-то — чем полезную? Ты думаешь, когда-нибудь где-нибудь будет у нас время плавать учиться?
   — Не говори ты так, Бриджит, книжка эта, случись что, жизнь хоть тебе, хоть мне, — хоть кому спасет! Шлёп, представь, вот сей же миг в воде ты очутилась! И вот, сюда ты смотри: листаешь, листаешь… читаешь, читаешь… бултыхаешься… — до страницы… сто третьей страницы! И вот же, гляди: как рыбка поплыла ты уже!…

*****

Прочесть вариант с иллюстрациями можно здесь: https://oleg-alexandrovich.dreamwidth.org/1129959.html — и далее по ссылке.
***
Использованы материалы из книг “Scotch Wit and Humor”, by Walter H. Howe, 1898; “Thistledown”, by Robert Ford, 1921; “Irish Life and Character”, by W. Harvey, 1906; “Scottish Life and Character”, by W. Harvey, 1911; “Irish Life and Humour”, by W. Harvey, 1909; “Humour among the Lawyers”, by John Aye. London, 1931; “The New London Jest Book”, edited by William C. Hazlitt, London, 1871; “Scottish Jests and Anecdotes”, compiled by R. Chambers, 1880; “Joe Miller’s Complete Jest Book”, London, 1859; “Jests New and Old”, edited by William C. Hazlitt, London, 1886; “Familiar Illustrations of Scottish Life”, by Ch. Rogers, 1867; “National Humour”, by Rev. David Macrae, 1914.
© Переводы с литературной обработкой. Олег Александрович, 2022, 2023