1963. Покатались

(В январе 1963 Парк культуры и отдыха им. М. Горького признан «Лучшим парком культуры и отдыха Российской Федерации» и одним из лучших в СССР.)

     Однажды в начале марта мы с Юркой Рудкиным, отколов у берега на набережной в районе вторых ступенек приличную льдину, отталкиваясь длинной палкой, изображали полярных путешественников. В какой-то момент Юрка сильно оттолкнулся от дна, льдина качнулась, мы переступили ногами, удерживая равновесие, и между нами в льдине появилась трещина. Я остался на большем куске льдины, у береговой кромки, а Юрка на меньшем.
     Его в секунды отнесло на полметра в море. Такое расстояние мы легко брали с места на земле, но не на скользкой, качающейся и уходящей под воду льдине. Шест, удерживая равновесие, Юрка выронил, а льдинка медленно уходила всё дальше и ежесекундно уменьшалась, как кусок сахара в чае.

     Свидетелями нашего приключения стали издали два-три байдарочника, проводившие первые тренировки, но реальной помощи они оказать не могли. Бежать в Яхт-клуб за подмогой – слишком долго. За катание на льдинах, узнай об этом родители, можно было получить новый срок невыхода за пределы двора. Поэтому я в отчаянии крикнул: – Ныряй!
     Юрка принял единственно правильное решение: заправив куртку в штаны, натянув фуражку на уши, он присел и, оттолкнувшись от края льдины, попытался на пузе проскочить по воде расстояние до меня. Я подхватил его за вытянутые вперёд руки и втащил на свою льдину, с которой мы выскочили на набережную.

     Юрка оказался безнадёжно мокр, и воспаление легких улыбалось ему во весь рот. Не сговариваясь, мы бросились бегом к единственному поблизости зданию Яхт-клуба. Это была самая быстрая стометровка в нашей жизни. По лестнице пустого здания взбежали на верхнюю открытую смотровую площадку. Юрка снял с себя всё. Я дал ему свою куртку и носки и, как мог, растёр спину. Мы выжимали воду из его одежды и раскладывали на тёплой от солнца каменной поверхности парапета. От одежды шёл легкий пар. Мы каждую минуту переворачивали промокшую одежду и клали на новое сухое и тёплое место, но на весеннем ветерке, хоть и в куртке, Юрка начал клацать зубами. Нужно было срочно добираться домой. Юрка надел ещё влажные трусы, майку, рубаху и брюки, мою сухую куртку и мы помчались на остановку автобуса № 2, идущего из порта в город.

     Кондукторша попалась добрая, и долго упрашивать её взять нас в автобус без денег нам не пришлось – мы быстро доехали на заднем самом тёплом «тёщином» сидении до Украинского. Дома у Юрки была только баба Клава. Я отвлёк её чем-то, и он проскочил незамеченным. Быстро разделся, растёрся полотенцем, надел сухое.
     Бог миловал, Юрка не заболел.

***

     Как я рассказал раньше (http://proza.ru/2023/02/06/1760), первые 3,5 года я прожил без папы. Ещё семь лет видел его редко и не всегда, как тогда говорили – тверёзым. Его не было рядом не только каждый день, но и в трудные моменты, когда он мог бы подсказать, как совместить то, что я видел на улице, во дворе, дома с тем, что рассказывали и требовали в школе. Так постепенно слово «папа» к одиннадцати годам исчезло из моего лексикона, как, впрочем, и другое, не менее важное слово – дедушка.

     Когда весной 1963 года у мамы появился мужчина, я первое время никак его не называл, когда осенью он остался у нас насовсем, называл его дядей Лёшей. Когда обвыклись и мама уговаривала меня называть его папой, я перестал произносить «дядя Лёша», но папа не сказал ни разу. Я разучился произносить это слово, с которым связывались неприятнейшие моменты детства. В моей начитанной голове сложилось понимание, что папа, как и мама – это что-то очень родное (слово – «интимное» тогда не было разрешено). Папа – это обязательно тот, кто родил и воспитывал, а не тот, кто рядом с мамой. И это тоже мешало сближению.

***
     Постепенно из продажи исчезали: мука, гречневая, пшенная и манная крупа, яичная вермишель, булки под названием «хала» в виде плетенки, а также хрустящие «французские» булки, вологодское и шоколадное сливочное масло, топленое и шоколадное молоко, все виды мясных полуфабрикатов, карбонад и буженина, «красная» и «белая» рыба, «лакерда», икра и другие деликатесы.

     Вот как описывал продовольственный кризис известный детский писатель Е.Носов, автор книг о Незнайке. «…с прилавков магазинов стало исчезать мясо и все мясное. Потом все молочное. В считанные дни размели даже привялые плавленые сырки. Куда-то девались пшено и гречка, как потом оказалось на целые десятилетия. Дело дошло до лапши и макарон… Осенью 1963 года хлебозаводы прекратили плановую выпечку батонов и булок, закрылись кондитерские цехи. Белый хлеб выдавали по заверенным печатью справкам только некоторым больным и дошкольникам. В хлебных магазинах были установлены ограничения на продажу хлеба в одни руки и продавались лишь батоны сероватого хлеба, который готовили с примесью гороха.»

     Собственные воспоминания:
Молоко стало не белое, а какое-то синеватое. И по 24 коп за литр

Пирожков стали привозили ограниченное количество лотков только с ливером, потом с какими-то хрящами, а потом по 4 копейки с гороховым пюре.

Не могу точно сказать в какой момент вместо серого хлеба-кирпичика, вдруг привезли «чёрный» по 14 копеек. Вот это был ужас. При попытке  разрезать он ломался и крошился от корки, мякоть прилипала к ножу. Бабушка Шура сжала кусок мякоти своей натруженной стиркой ладонью и выдавила несколько капель. На раскрытой ладони остался какой-то жмых с запахом половой тряпки. Из чего сделан этот тёплый комок я не понял, но услышал бабушкин приговор: – Отруби! Пожевали немного корки, чтоб ночью «цыгане не снились», а утром окаменевший вонючий кусок вчерашней «глины» я выбросил на помойку.

***
Из официоза:
19 января 1963. Введена в строй первая городская АТС на 4000 номеров.
16 февраля. В здании краеведческого музея открылась картинная галерея.
25 марта. Прошли гастроли ансамбля «Березка». Худ. руководитель - нар. арт. СССР Н. Надеждина.
28 апреля. Концерт засл. арт. РСФСР, лауреата Государственной премии профессора М. Ростроповича.

6 апреля 1963. СОЗДАН СЛЕДСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ УВД г. Таганрога.

***
     Жизнь без папы отличалась от прежней только отсутствием ночных скандалов. Мама заканчивала начатые ранее вышивки, много читали. В условиях дефицита продовольствия многим стало не до культуры. Нашей семье в этом смысле было чуть легче: что-то мама могла купить в своём магазине хотя бы без стояния в очереди. Иногда «дядя Лёша» приносил какую-то свежую или вяленую рыбу. Он же рассказывал «не для прессы» о наших и не наших грузовых кораблях, в трюмы которых всю зиму и весну в портах Крыма и Кавказа засыпали зерно так, что они оседали в воду по ватерлинию.

     А Санька Борисов в это время наяривал на баяне:
«Куба – любовь моя! Остров зари багровой…
Песня летит, над планетой звеня: «Куба – любовь моя!»

     Пока я босяковал в безотцовстве, скатился на текущие четверки с тройками, скорее от скуки и разгильдяйства.
     Мои поведение (в школе в споре на ловкость бросали на перемене поперёк коридора портфели. Я портфель друга поймал, а он от моего тяжелого решил увернуться, и тот со звоном вынес стекло внутрикоридорного окна) и успеваемость привлекли внимание Пухти, и она нанесла нам визит. Проверить социально-бытовые условия жизни своего строптивого ученика. Ничего особенного не произошло, но чтобы не давать повод соседям для домыслов, я сделал всё, чтобы визитов больше не было. А то по двору сразу поползли слухи, что «Юрка-то, Юрка хотел школу спалить и директора чуть не укокошил». Пришлось поднажать на учебу и улучшить поведение. Впервые в итоговой ведомости четвёрок оказалось столько же сколько пятёрок.