Сила советской газеты

         Осенней порой мы компанией военных охотников, возглавляемой заместителем командира части, приехали поохотиться на уток на залитые водой низины, примыкающие к государственному заказнику по договоренности с его начальником. Он встретил нас и, проводив к месту охоты, посоветовал расположиться на поляне, окруженной кустами, чтобы издали наш бивак не был виден, и, показав куда заплывать, уехал по служебным делам.
         Мы хорошо поохотились на вечерней зорьке, а потом и на утренней. Перед отъездом за обедом, выпив водки за удачную охоту, разговорились, шутили и громко смеялись. В это время неподалеку от нас остановились старенькие «Жигули», из нее вышел пожилой мужчина и не спеша направился в нашу сторону.  Я обратил внимание, что на его изрядно поношенном пиджаке висит знак «Участник войны» и несколько наградных колодок, и, как самый трезвый в компании, пошел ему навстречу. Он, сухо поздоровавшись со мной, строго спросил: «Почему вы охотитесь на территории государственного заказника?». Я схитрил, сказав, что мои солдаты помогают совхозу в уборке урожая, а это приехали с проверкой офицеры и захотели немного отдохнуть и развлечься. Он, конечно, видел в деревне машины с военными номерами и, сбавив тон, уже примирительно пытался пристыдить меня. Извинившись, я добавил, что мы уже собираемся уезжать. Взглянув на сидевших за столом офицеров, он, не сказав им ни слова, пошел к своей машине. Неожиданно вслед ему раздался громкий возглас: «А это что за хрен приехал, что ему надо?» Мужчина остановился и, повернувшись, укоризненно произнес: «Как вам не стыдно, товарищ полковник». Его слова задели пьяного командира, тоже бывшего фронтовика, и он разразился матом. Я пытался остановить его, да где там. Не вступая с ним в перебранку, мужчина достал из кармана небольшой карандаш и, записав что-то на пачке сигарет, уехал, а мы вскоре забыли об этом инциденте.
         Прошло две недели, и вдруг меня срочно вызвал заместитель командира. Едва я переступил порог его кабинета, как он сердито произнес: «Ну и устроил ты нам охоту, на всю страну опозорил, век помнить буду», - и протянул мне свежий номер газеты «Правда» с обведенной красным карандашом небольшой заметкой. В ней рассказывалось, как армейские офицеры охотились в государственном заказнике, и никто их не остановил, а когда не равнодушный человек, фронтовик, орденоносец сделал им замечание, они оскорбили его. Фамилии виновников названы не были, а вот номер служебной машины полковника был напечатан крупным шрифтом.
       Не успел я и слова сказать по поводу заметки, как он заорал, что объявляет мне, старшему лейтенанту, служебное несоответствие с занесением в личное дело (одно из самых строгих взысканий). От его крика и напора я сначала опешил, но потом, как положено по воинскому уставу, попросил у него разрешения обратиться с жалобой к генералу.
         Воцарилось продолжительное молчание, за это время полковник  успокоился, видимо, обдумал сказанное мной и уже совершенно другим, более дружелюбным тоном произнес: «Пойми, все это очень серьезно, меня могут строго наказать по партийной линии, а так дадим ответ, что я не знал, что мы находились в заказнике, что организатор охоты строго наказан, а взыскание с тебя через месяц снимем, да и лист в личном деле заменим».
         Я не раз ездил с ним на охоты, он был фронтовым другом отца, и, подумав, согласился с его предложением.
         После этого случая он перед каждым выездом на охоту проверял у нас не только путевки на отстрел дичи, но и разрешения на оружие.
         Вот такую воспитательную силу имела центральная партийная газета «Правда».