Блок. Благовещение. Прочтение

Благовещение
 



                С детских лет – видения и грезы,
                Умбрии ласкающая мгла.
                На оградах вспыхивают розы,
                Тонкие поют колокола.
 
                Слишком резвы милые подруги,
                Слишком дерзок их открытый взор.
                Лишь она одна в предвечном круге
                Ткет и ткет свой шелковый узор.
 
                Робкие томят ее надежды,
                Грезятся несбыточные сны.
                И внезапно – красные одежды
                Дрогнули на золоте стены.
 
                Всем лицом склонилась над шелками,
                Но везде – сквозь золото ресниц –
                Вихрь ли с многоцветными крылами,
                Или ангел, распростертый ниц…
 
                Темноликий ангел с дерзкой ветвью
                Молвит: «Здравствуй! Ты полна красы!»
                И она дрожит пред страстной вестью,
                С плеч упали тяжких две косы…
 
                Он поет и шепчет – ближе, ближе,
                Уж над ней – шумящих крыл шатер…
                И она без сил склоняет ниже
                Потемневший, помутневший взор…
 
                Трепеща, не верит: «Я ли, я ли?»
                И рукою закрывает грудь…
                Но чернеют пламенные дали —
                Не уйти, не встать и не вздохнуть…
 
                И тогда – незнаемою болью
                Озарился светлый круг лица…
                А над ними – символ своеволья –
                Перуджийский гриф когтит тельца.
 
                Лишь художник, занавесью скрытый, –
                От провидит страстной муки крест
                И твердит: «Profani, procul ite,
                Hic amoris locus sacer est».
                Май-июнь 1909
                Perudgia — Spoleto








     Интересно, читал ли Блок Гаврилиаду? Сравните, Блок:

                Робкие томят ее надежды,
                Грезятся несбыточные сны.
                И внезапно – красные одежды
                Дрогнули на золоте стены.
 
                Всем лицом склонилась над шелками,
                Но везде – сквозь золото ресниц –
                Вихрь ли с многоцветными крылами,
                Или ангел, распростертый ниц…

Пушкин:

                «В своем саду, печальных дум полна,
                Проводит час невинного досуга
                И снова ждет пленительного сна.
                С ее души не сходит образ милый,
                К архангелу летит душой унылой.
                В прохладе пальм, под говором ручья
                Задумалась красавица моя;
                Не мило ей цветов благоуханье,
                Не весело прозрачных вод журчанье…»

О, точно! – читал:

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     С.М. Соловьев, имея в виду данное стихотворение, писал в своих воспоминаниях, что его "неприятно поразили мотивы "Гавриилиады" (поэмы Пушкина.– Ред.). Когда он сказал об этом Блоку, тот "мрачно" ответил: «Так и надо. Если б я не написал "Незнакомку" и "Балаганчик", не было бы написано и "Куликово поле"» (Воспоминания, 1. С. 126)

     Н.А. Павлович в своих воспоминаниях приводит разговор с Блоком, состоявшийся осенью 1920 г.; он касался "Итальянских стихов" и, в частности, "Благовещения":
     «– А как Вы думаете, – спросил Блок, – "Благовещение" высокое стихотворение или нет?
     – Высокое!
     – А раньше, в первом варианте, оно было хорошим... бытовым! – сказал Блок с жалостью в голосе. ( ... )»
      Это стремление к "бытовому" и жизненному было особенно характерно для зрелого Блока, потому что здесь он чувствовал пути к будущему»  (БС-1. С. 485-486 [БС-1 – Блоковский сборник [1]. Тр. науч. конф., посвящ. изуч. жизни и творчества А.А. Блока. Тарту, 1964.]).
     [
     Странно, никакого “бытовизма” в черновиках я не увидел, есть ещё один вариант густой эротики:

Черновые наброски в ЗК26 (ЧН ЗК26) [Записная книжка №26]:

                Темноликий Ангел с дерзкой ветвью
                Говорит ей – здравствуй, ты полна красы
                А она дрожит пред страстной вестью,
                Распустила темных две косы.
                Темноликий Ангел ближе, ближе.
                За плечами – призрак Умбрских гор.
                И она склоняет ниже, ниже
                Уж не скромный, недевичий взор.
                И дрожит, не верит – я ли, я ли
                И рукою закрывает грудь.
                Но синеют беспощадно дали…

      Я думаю, Блок (или мемуаристка)спутал(а): "бытовизма" будет много в черновиках к следующему стихотворению цикла -"Успение".
      ]

     В III-1 [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3.  Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.] Блок сделал следующее примечание к стихотворению: «Гриф – символ Перуджии с древнейших времен, о чем свидетельствуют изображения грифов в соседящей с городом этрусской могиле Волумниев. Под знаком грифа был и внушивший мне эти стихи Джианникола Мании, автор нескольких фресок в Collegio de Camblo (Перуджия). Под его "Благовещением" и другими новозаветными фресками подписано ite procul  moneo, sacer est locus, ite profani (заклинаю: идите прочь, здесь святое место, прочь, непосвященные (лат.). – Ред.).
     Как бы оградившись этим заклинанием с оттенком личного (moneo) от непосвященного и склонного заподозрить кощунство зрителя, художник позволяет себе с интимностью (вечной спутницей демонизма) изображать бытовые сцены: моют новорожденного  Иоанна Крестителя; Елизавета прибегает с кумовскими ужимками сообщить Марии важную новость; тут же -- история Саломеи; и наконец -- темноликий вестник в красной одежде дерзким любовным приветствием заставляет красавицу оторваться от книги.  – Демоны художников диктуют "Леду и Лебедя" тому, кто замыслил "Annunziazione" ("Благовещение", речь идет о полотнах Леонардо да Винчи. – Ред.), и "Гавриилиаду" автору стихотворения "Средь множества картин" (имеется в виду сонет Пушкина "Мадонна"  ("Не множеством картин старинных мастеров ... ", 1830). – Ред.)»
     …Ср. Запись Блока, связанную с этой фреской Дж. Мании: «Дерзкий и темноликий ангел в красной одежде встал на темном золоте – и произнес дерзкое любовное приветствие: "Ave, gratia plena"(Радуйся, благодатная (лат.).-- Ред.). "Ессе ancilla Dei" (Се – раба Божия (лат.).- Ред.) – подписано под темноликой красавицей, которая вполоборота к ангелу говорит: "Это я-то?", оторвавшись от книги» (ЗК. С. 140-141)

     […”с этой фреской”…
     Странно всё  это: ни  Яндекс, ни Гугл  художника Джианникола Мани(а) не знает.  А в Примечаниях ни слова недоумения.
     Википедия:
     «Фрески Коллегио дель Камбио представляют собой серию аллегорических фресок в Зале аудиенций (Sala delle Udienze) Коллегио дель Камбио в Перудже, написанных Перуджино.
      …Среди его помощников по проекту были Андреа д'Ассизи и, вероятно, молодой Рафаэль.»
     И здесь имени  Джианникола Мании нет.
     А среди доступных мне фотографий фресок в сюжете Благовещенья Гавриил – в голубых одеяниях (Мария – канонически изображается с книгой), то есть ничего похожего на описание Блока – нет. См. иллюстрацию.

     Где же он видел “дерзкого и темноликого ангела”? Нечаянно, не заметив даже,  зашёл не в те врата? И ему показали фреску, вдохновившую его на кощунственные стихи? Ему показали, а прочим –  ite procul  moneo, sacer est locus, ite profane!

Из Примечаний к данному стихотворению в  «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах»  А.А. Блока:
     «
     В.П. Веригина вспоминала о своих встречах с Блоком и Любовью Дмитриевной в их доме осенью 1909 г.: "Когда мы рассматривали фотографии и открытки, привезенные Блоком из  Италии, он, между прочим, указал на одну из фресок, изображающую Благовещение, и сказал: «Как раз это Благовещение в моих стихах. Действительно, ангел на той картине был демоничный "темноликий ангел с дерзкой ветвью", в темно-красных развевающихся одеждах» (Воспоминания, 1. С. 460)."
     »
     Это фреска из другого храма? На фресках Коллегио дель Камбио Гавриил (см. иллюстрацию)– в голубых одеждах и никакой ветви у него в руках нет.

     ]
…
     – «Благовещение.» – В христианских религиозно-мифологических представлениях – начальный момент истории вочеловечения Бога, т.е. земной жизни Иисуса Христа.
Согласно Евангелию, архангел Гавриил, посланный Богом к деве Марии в галилейский городок Назарет, приносит ей весть о том, что у нее родится сын Иисус, и это будет мессия и сын Божий. Уяснив, что речь идет об исполнении воли Бога, Мария отвечает смиренным согласием: "да будет мне по слову Твоему"(Лк. 1. 26-38) .

     – «...Умбрии ласкающая мгла.» – Умбрия – область в Италии, где находится город Перуджия.

     – «На оградах вспыхивают розы...» – Американский исследователь Джеральд Пирог в статье, посвященной анализу стих. "Благовещение" в связи с западной иконографией, отметил: "Розы давно рассматривались как символ любви и чувственности. Они также принадлежат к группе символов, особо связанных с традицией изображения Марии в западной иконографии. ( ... ) В той же самой традиции огороженный сад служит символом Девы" (Russian literature. Amsterdam, 1979. Vol. 7. N2 5. Р. 495).

      – «Лишь она одна в предвечном круге // Ткет и ткет свой шелковый узор.» – Согласно христианским представлениям, судьба Марии как Богоматери была предопределена от самого ее рождения. Отсюда – образ "предвечного круга" в стихотворении. Ср. также: "Приход архангела застигает Марию либо за молитвой, либо за чтением священного писания, либо, в согласии с апокрифическим повествованием, за работой над пурпурной тканью для Иерусалимского храма" (Мифы народов мира. т. 1. с. 174).

     – «Робкие томят ее надежды, // Грезятся несбыточные сны.» – Ср. в поэме Лермонтова "Демон" о Тамаре, ожидающей "изгнанника рая": "Недаром сны ее ласкали ... ( ... ) Уж много дней она томится, // Сама не зная почему ... " (Гл. Vl). Следует заметить, что в стихотворении имеются очевидные переклички с поэмой Лермонтова, которые призваны, возможно, создать "демонический" подтекст его.

     « – И внезапно – красные одежды // Дрогнули на золоте стены. – В очерке "Немые свидетели" Блок писал: "Отчего так красны одежды у темноликого ангела, который возник из темно-золотого фона перед темноликой Марией на фресках Джианикола Мании?" ("Молнии искусства". СС-85 . [СС-81-8 – Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. / Под общей ред. В. Орлова и др. М.; Л., Гослитиздат, 1960-1963] С. 391).

     – «Темноликий Ангел с дерзкой ветвью...» –  Масличная ветвь – один из атрибутов архангела Гавриила .

     – «... Молвит: Здравствуй! Ты полна красы!» – Ср. в "Демоне" Лермонтова первые слова "падшего ангела", обращенные к Тамаре: "Ты прекрасна!" (Гл. Х).

     – «И она дрожит пред страстной вестью...» – Ср. в "Демоне" Лермонтова: "И вся, вскочив, дрожит она ...” (Гл. Vl). .

    – «И она без сил склоняет ниже // Потемневший, помутневший взор ... ( ... ) Не уйти, не встать и не вздохнуть ...» – Ср. в поэме Лермонтова о Тамаре, предчувствующей появление Демона: "Пылают грудь ее и плечи, // Нет сил дышать, туман в очах ... " (Гл. Vl).

     – «А над ними – символ своеволья – // Перуджийский гриф когтит тельца. – Гриф в античной мифологии крылатое чудовище с головой орла и туловищем льва. Описывая гробницу Волумниев в Перуджии, Блок отметил в своей записной книжке: "Гриф Перуджии. ( ... ) На некоторых саркофагах гриф когтит человека (как теленка в Перуджии)" (ЗК. С. 142, 143). О посещении этой гробницы Блок писал в очерке "Немые свидетели": "На свет Божий выходишь слепой, как из сумрака ада, унося с собой подтверждение того, что и светлейший из итальянских городов стоит под знаком кровожадного грифа. Если бы здесь повторилась история – она бы опять потекла кровью" ("Молнии искусства". СС-85 . С. 394). Ср. там же: "И отчего, наконец, в феодальном гербе Перуджин возник остервенелый гриф, терзающий тельца?" (С. 392).

     – «Лишь художник, занавесью скрытый, – // Он провидит страстной муки крест...» – О  художнике как "свидетеле" и "созерцателе" см. в коммент. к стих. "Девушка из Spoleto". Ср. также сходный мотив в предыдущем стих. "Глаза, опущенные скромно ... " (особенно строфа 6-я).

     – «И твердит: Profani, procиl ite, // Hic amoris locиs sacer est.» – Об источнике данного выражения см. выше, в примеч. Блока к стихотворению. Ср. эпиграф к стихотворению Пушкина "Поэт и толпа" (1828): "Procul este, profani (Идите прочь, непосвященные (лат.). - Ред.). Он восходит к поэме Публия Вергилия Марона "Энеида" (VI, 255-258) и воспроизводит слова Сибиллы при входе с Энеем в подземное царство: "Procul, о, procul este, profani!" (Прочь, прочь, непосвященные!" (лат.).- Ред.).
»

     Повторю, что дева Мария для Блока была во многом  “исполненным проектом” того, что не получилось у него самого: земную женщину преобразовать в высшую сущность. И, когда он рассматривал  “Фрески” или “Итальянские картины” (варианты подзаголовков) Благовещения,  перед “очами его души” стояла сцена его собственного объяснения с Л.Д.
     И все эти «Потемневшие, помутневшие взоры» – это воспоминания про…
     «…Мне не трудно было отдаться волнению и "жару" этой "встречи", а неведомая тайна долгих поцелуев стремительно побуждала к жизни, подчиняла, превращала властно гордую девичью независимость в рабскую женскую покорность.»
Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе».

     И отсюда же двойственность – «Гавриил, или Мефистофель // Твой, красавица, паладин?» (А. Ахматова. «Поэма без героя») – Блок не мог не думать, не сомневаться  насчет своей роли в той сцене. Хотел он:
Блок. Из неотправленного письма:
      «...меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать)...»
     …но получилось-то – см. чуть выше. Получилось, как у Демона Лермонтова. Не весть, а соблазн.
     В “оправдание” Блока опять же скажу, что это не он был соблазном для “девы”, а Л.Д. была, судя по всему, “орудием дьявола” против него.
     Напомню  хотя бы “запечатанное” стихотворение об “изгибах сокровенных”, в котором, еще весной 901-ого года  “диктующие стихи”  показали ему, в какой “храм” влечет его Л.Д.:

                «…Пять изгибов вдохновенных,
                Семь и десять по краям,
                Восемь, девять, средний храм –
                Пять стенаний сокровенных,
                Но ужасней – средний храм –
                Меж десяткой и девяткой,
                С черной, выспренней загадкой,
                С воскуреньями богам.
                10 марта 1901»

     (А  на «черную загадку» он наглядится здесь, в Италии –
     «… Как тринадцать черных окон в черном ночном небе над «древнем дворцом» на  Palazzo Vecchio,  то есть, на площади Синьории в центре иуды-Флоренции.

                «…Тринадцать ложных окон в черном небе,
                Вино опять вливает в жилы кровь…»

     (Черновой набросок к 5-ому стихотворению цикла «Флоренция» – «Окна ложные на; небе черном».)»)

     Сам он об своем Благовещение, о значении своего объяснения с Л.Д. напишет так:
     «
                В эту ночь золотисто-пурпурную,
                Видно, нам не остаться вдвоем,
                И сквозь розы небес что-то сдержанно-бурное
                Уловил я во взоре Твоем.
      
     Буря уже коснулась Лучезарного Лика, он почти воплощен, то есть – Имя почти угадано. Предусмотрено все, кроме одного: мертвой точки торжества. Это – самый сложный момент перехода от тезы к антитезе, который определяется уже a posteriori [На основании предшествующего опыта (лат.)] и который я умею рассказать, лишь введя фикцию чьего-то постороннего вмешательства (лицо мне неизвестно). Вся картина переживаний изменяется существенно, начинается "антитеза", "изменение облика", которое предчувствовалось уже в самом начале "тезы".
                Март – апрель 1910
                Ал. Блок. «О современном состоянии русского символизма»
»